Водопад грез - Виндж Джоан. Страница 32

Она перевела взгляд с меня на Эзру. Ее лицо окаменело.

— Я поеду, — сказала Киссиндра. Ее слова падали, как булыжники. Она оглянулась на Бабушку и пробормотала: — Я надеюсь… Намастэ, — слегка поклонилась она, даже сейчас не забывая об этикете, и двинулась вслед за Эзрой, который уже покинул комнату.

Я наклонил голову, не отводя взгляд от Бабушки, и последовал за ними. Я пытался задавить свою ярость, не дать ей взять верх надо мной, пытался не оставить ее висеть пеленой в комнате за моей спиной, где каждый почувствует, как она душит его…

Когда я вышел, Эзра и Киссиндра кричали друг на друга. Его лицо было красным в отраженном свете, ее лицо скрывала темнота.

Я взял Эзру за плечо, разворачивая его.

— Перестань, — сказал я. — Здесь любой может почувствовать тебя…

Он отодвинулся от меня.

— Убери от меня свои руки, ты, полукровка, ты…

— Урод? — спросил я.

— Урод! — выкрикнул он, сжав руки в кулаки. — Ты проклятый Богом урод!

— Ну хотя бы не проклятая Богом задница, — сказал я.

Он ринулся на меня. Я видел все это, как в замедленной съемке. Возможно, я читал его мысли: это движение было таким очевидным. Я выбросил руку. Он налетел на костяшки моих пальцев и упал, словно наткнулся на скалу.

Я смотрел, как он катался по земле, из него лились кровь и ругань. Смотрел, как Киссиндра опустилась рядом с ним на колени, пытаясь помочь ему, окутывая его заботой.

— О Господи, — говорила она, а он стонал, держась за лицо: — Мой нос, он сломал мне нос.

Воуно стоял рядом со мной, не говоря ни слова, со сложенными за спиной руками и кривой улыбкой.

Киссиндра бросила на нас взгляд, которым никогда еще, как я знаю, не награждала чувствующие формы жизни.

— Проклятье, помогите мне! — крикнула она.

Воуно двинулся вперед и помог ей поднять Эзру на ноги. Потом направился к флайеру и, оглянувшись через плечо, сказал:

— Я вернусь за тобой.

— Что? — спросил я. — Подожди…

— Бабушка хочет, чтобы ты остался, — ответил он. — Она хочет поговорить с тобой. Я вернусь.

Черт! Я двинулся им вслед. Киссиндра посмотрела на меня, и я остановился, глядя, как они вошли в транспорт, как поднялись в ночное небо, оставив меня одного.

— Сейчас время снова может идти вперед, — сказал кто-то позади меня.

Я оглянулся. Бабушка. На какое-то мгновенье мне показалось, что она разговаривает со мной мысленно. Но это было не так.

— Ты знаешь стандарт? — задал я вопрос, о котором вроде совсем забыл. Я вспомнил, что Воуно переводил для нас ее слова, но не наоборот. Я думал, что она читает наши мысли, но в этом не было необходимости.

— Конечно, — улыбнулась она той же открытой улыбкой, которая показалась мне вдруг не совсем простой. — Сейчас мы можем мирно поесть. — Она кивнула головой, приглашая в дом.

Я последовал за ней по веренице холлов, составляющих коридор, в комнату, где нас ожидала еда. Когда я переступил порог, запах вызвал у меня воспоминания: на миг мне показалось, что я вхожу в совсем другую комнату, затерянную где-то в пространстве и времени…

Я остановился сразу за дверью, а Бабушка прошла к столу и села на свое место. Она ожидающе подняла на меня глаза, струйка дыма вилась у ее лица, полного тайны в мерцающем свете. Я сконцентрировался, пошел к столу, сел на то место, где сидел раньше. Бабушка ничего не сказала и не сделала, словно не почувствовала ничего, что чувствовал или о чем думал я.

Я понял: если я не начну есть, она не притронется к пище. Так что я снова приступил к ужину, заполняя пустое место в своих мыслях физическими ощущениями, существуя в настоящем, как я научился делать это на улицах, удерживая за пределами сознания прошлое и будущее так долго, как только мог.

Бабушка ела вместе со мной без всяких разговоров. Она не пользовалась ложкой. Но она жевала и глотала совершенно так же, как и я, смакуя кушанье. Не знаю, предпочитала ли она сохранять тишину или же просто ждала первых слов от меня.

Я оглядел стены. Тут не было ни окон, ни даже картин, чтобы оживить монотонность закрытого пространства. То ли она была настолько бедна, что даже не могла купить несколько дешевых голограмм, то ли эта простота была намеренной. Возможно, гидраны никогда не страдали клаустрофобией, которая мучает людей, ведь у них всегда есть путь в любом направлении.

Я думал о женщине с похищенным ребенком, о Фриктауне и о том, что видел там, о Старом городе. А ароматы еды и воспоминания работали на меня. Я думал о ловушках, о том, что они находятся везде и поджидают всех — различные ловушки, которые в конечном счете оказываются одной. Жизнь была ловушкой, и, человек ты или гидран, выбраться из нее можно лишь единственным путем…

Я продолжал есть, стараясь удерживать свое беспокойное тело таким же неподвижным, как Бабушка, наблюдающая за мной, пытался сделать свои мысли такими же пустыми, как стены. Но чем дольше я пялился на стену напротив меня, тем явственнее я замечал неуловимое движение трещин на ее поверхности. Трещины формировали узоры, образы, которые мозг мог понять, лишь затерявшись в них, которые уводили в тихое спокойствие…

Наконец я сел и вытер рот, насытившись.

Бабушка тоже перестала есть. Не знаю, остановилась ли она потому, что остановился я, или же она продолжала есть только потому, что я был еще голоден. А может быть, мы на самом деле насытились одновременно. Я взглянул на нее. Ее глаза, как кошачьи, наблюдали за мной.

Двое детей, девочка и мальчик, вошли в комнату. Они двигались так тихо, что я не заметил, как они пришли, но почему-то их появление не застало меня врасплох. Они поклонились нам, собрали посуду и унесли ее, не сказав ни слова, но я заметил, что они, выходя, смотрят на меня. Я слышал, как они шептались в холле.

Почему Бабушка не отправила еду обратно сама, таким же путем, как поставила ее на стол? Я думал об этом и о том, как весь обеденный ритуал был связан с использованием пси-энергии. Если Бабушка хотела ткнуть нас лицом в тот факт, что у нее есть дар, а у нас нет, что мы сейчас на земле гидранов чужие, никто, то она не могла сделать это с большим успехом. Я подумал, действительно ли она хотела сделать это?

— У тебя много вопросов, — сказала она как раз тогда, когда я решил задать один из них.

Я почувствовал улыбку на своем лице. Она могла узнать это, прочитав мои мысли… или просто выражение моего лица.

— Ты таким образом организовала ужин только для того, чтобы остальные ушли?

— Почему ты думаешь так? — Она подалась вперед, слегка наклонив голову набок, словно ей было трудно расслышать меня. Так она делала не в первый раз. Внезапно я понял, что те слова, которые она неправильно поняла, не были моими.

— Так, интересуюсь, — пробормотал я.

Ее лицо дернулось, будто что-то невидимое для меня задело ее щеку. Наконец она произнесла:

— Я следую Пути. Если следуешь Пути, то находишь то, что было тебе предназначено.

Я сел удобнее, обхватив руками колени. Это было похоже на псевдомистицизм, который так любят различные человеческие религии вкупе с их сентиментальными поклонниками. Насколько я знал, все это было преувеличением и в большинстве случаев — лицемерием. Но вера, подобная этой, должна быть искренней у гидранов. У них был дар предвидения, временами они действительно могли заглянуть в будущее.

Я вспомнил, при каких обстоятельствах в последний раз видел Эзру и Киссиндру, и представил, какая сцена ожидает меня, когда я вновь увижу их.

— Воуно знает, что ты говоришь на нашем языке?

— Он говорит на нашем, — сказала она, словно это все объясняло. — Почему ты не задашь мне настоящий вопрос?

Я рассмеялся и сделал гримасу.

— Почему ты меня не ненавидишь?

Тихая вода ее эмоций пошла рябью. Она поднесла руки к глазам и снова взглянула на меня.

— Почему я должна тебя ненавидеть?

Я тряхнул головой.

— Я не могу использовать свои пси-способности. Хэньен… Он вышвырнул меня, когда они поняли…