Дар любви - Бейкер Мэдлин. Страница 24

— Ты знаешь почему.

— Да не будь ты такой недотрогой. Я не стану делать ничего такого, что тебе не понравится.

— Ну да! Конечно!

— Обещаю.

— Нет, Билли.

— А завтра вечером?

— Посмотрим, — сказала она, надеясь, что он отстанет.

Билли недоверчиво фыркнул:

Ночью, пытаясь побороть одиночество, Джесси сидела в своей комнате и смотрела в окно. Может, ей все-таки следовало пойти погулять с Билли Пэдденом? Он вовсе не такой уж плохой. Но он не был Кридом.

Глубоко вздохнув, она нашла листок бумаги и написала Криду длинное письмо, рассказав о том, что она обманывала его, пообещав забыть о нем, что она его любит и всегда будет любить. Она рассказала ему про Розу и про то, как ее сестра, украв все деньги, которые он ей оставил, уехала с Коултером в Сан-Франциско, Она описала свою работу в пансионе, приукрасив ее настолько, чтобы ее тяжелый труд показался бы ему пустячным делом, уверяя, что с ней все в полном порядке и что она копит деньги и собирается приехать к нему в Кэнон-сити повидаться.

Джесси потрогала его бусы-воротничок и, немного застеснявшись, излила ему все сердце, поверяя, как она бережно хранит то немногое, что осталось в его седельных сумках, как почти не снимает бусы-чокер и как спит на его подушке, которую стащила из гостиницы

В заключение она рассказала ему, что снова написала судье Пэкстону, и попросила Крида не оставлять надежды на оправдательный приговор.

Потом она подписалась и поторопилась запечатать конверт, боясь, что передумает его отправлять.

Крид с изумлением смотрел на охранника:

— Мне? Вы уверены?

— Адресовано Криду Мэддигану, — ответил охранник, обмахиваясь конвертом, как веером. — Но если не хочешь его получать, так и скажи.

Крид протянул руку, все свое внимание сосредоточив на конверте.

— Я хочу.

— Надеюсь, оно принесло тебе хорошие новости.

Крид долго смотрел на перекочевавший к нему в руки сквозь прутья решетки конверт, поглаживая написанное на нем имя Джесси. «Благослови тебя Господь, девочка», — подумал он, сидя на краешке койки и разворачивая листок белой бумаги.

Дорогой Крид. Пожалуйста, не сердись на меня, я знаю, что обещала тебе уехать из города, забыть тебя и начать новую жизнь, но не смогла. Каждый день я думаю о тебе и беспокоюсь, как ты там. Должно быть, это очень противно — сидеть взаперти Что ты делаешь целый день? А еда, наверное, тоже ужасная?

Крид тихо проворчал:

— Еда-то как раз самая маленькая проблема.

Он нахмурился, когда дочитал до того места, где она описывала свою работу в пансионе мадам Веллингтон. Он пришел в бешенство, прочитав, что Роза украла его деньги и сбежала с Коултером в Сан-Франциско. Крид не смог бы объяснить откуда, но в глубине души он знал точно: идея украсть деньги принадлежала именно Коултеру. Он и раньше знавал людей такого рода. Они есть в каждом городе к западу от Миссури: сладкоголосые мужчины, способные своими чарами птиц сманить с деревьев, а уж тем более состояние с любимой женщины еще раньше, чем успеют остынуть простыни. Розе вообще повезет, если она хоть одним глазком посмотрит на Сан-Франциско.

Он перечитал письмо трижды, и все равно в его мыслях парил хаос.

Я люблю тебя…

Я не забыла тебя…

Роза украла деньги и скрылась из города…

Я работаю в пансионе миссис Веллингтон… коплю деньги, чтобы приехать в Кэнон-сити… Каждый день ношу твои бусы… сплю по ночам на твоей подушке…

Она любит его. Он вскочил и заметался по камере. Как же она может любить? Она ведь даже толком не знает его, не знает о его прошлом.

Она не забыла его. Бог свидетель — и он не забыл ее. Она занимала его мысли каждый прожитый день, оживала каждую ночь в его снах, эта прекрасная женщина-ребенок, с волосами, красными, как огонь, и глазами, такими же теплыми и коричневыми, как земля, покрытая поцелуями солнца. Даже сейчас одна только мысль о ней заставила его страдать от непереносимых мучений, понять которые он не мог; она заставляла его желать чего-то такого, что получить ему уже не суждено.

Джесси. Она верила в него, словно он был чем-то более значительным, чем простой метис и профессиональный стрелок с дурной репутацией, лишенный всякого будущего.

Он подумал, что она носит индейский чокер— бусы-воротничок, плотно облегающий шею. А ведь именно этот чокер подарила Криду его бабушка Окока незадолго до своей кончины. Этот подарок был выражением ее любви, напоминанием о том, что любящих и любимых нельзя забывать.

Как будто он мог ее когда-нибудь забыть. Его мать мало обращала на него внимания, пока они жили в деревне племени лакота. Ее больше занимали мысли о выпавших на ее долю несчастиях. Слишком горько она сетовала на положение пленницы, чтобы почувствовать хоть что-то материнское к своему, пусть и нежеланному ребенку. Зато его бабушка, да будет память о ней благословенна, всегда находила для него теплые чувства. А теперь ее чокер носит Джесси

И спит на его подушке. Он прикрыл глаза, и образ Джесси, калачиком свернувшейся на кровати, с разметавшимися по подушке медно-красными волосами немедленно возник перед его мысленным взором.

Крид глухо простонал от жара, охватившего все его существо. Пробормотав ругательство, он снова открыл глаза и стал — уже в который раз — разглядывать и перечитывать письмо, которое так и не выпускал из рук. Ее мелкий почерк был очень аккуратным, но местами строчки были размытыми, будто в этих местах чернила оказались разбавленными водой. Горестная уверенность подсказывала ему, что это были ее слезы.

«Джесси», — шептал он ее имя. От мыслей о Розе, укравшей его деньги и бросившей Джесси на произвол судьбы, Крида всего перекашивало.

Проклятие! Он знал наверняка: Джесси преуменьшает трудности, выпавшие на ее долю. Она нарочно не стала писать ему и о долгих часах изнурительной работы, и о мизерном жаловании, если ей вообще платят за ее труд.

Он невольно посмотрел на руки, представляя, как они сжимают горло Розы Макклауд. «Еще наступит день, — думал он, — когда я заставлю ее заплатить за ложь в суде, и за украденные у Джесси деньги, и за…»

Он молча обругал себя. Кого он дурачит? Роза давно уехала, а ему в ближайшие девятнадцать лет восемь месяцев и тринадцать дней выйти отсюда вряд ли светит.

Прошел еще месяц. И с каждым днем беспокойство Крида росло. Его вспыльчивость проявлялась по любому, малейшему поводу. Три дня ему пришлось провести в карцере за драку с одним из заключенных. Раньше ему и в голову не приходило, как он, оказывается, ненавидел маленькие замкнутые пространства, насколько высоко ценил вновь обретенную, хоть и ограниченную свободу.

Когда после карцера его снова водворили в камеру, он дал себе слово держать эмоции в узде, однако легче было сказать, чем сделать. Он постоянно находился в напряжении, его мысли все время возвращались к образу Джесси, вынужденной выполнять тяжелую работу только потому, что Роза украла у нее его деньги. Он перечитывал ее письмо столько раз, что строчки стали совершенно неразборчивыми, но зато его согревали слова ее любви, поддерживая в нем праведный гнев против Розы, обокравшей собственную сестру и бросившей ее в одиночестве.

Через шесть недель после того, как Крид получил письмо от Джесси, он нечаянно подслушал разговор двух заключенных, которые договаривались о побеге. На следующий день он подошел к их вожаку — Джорджу Вестерману.

— Вам не нужен еще один человек? — спросил он чуть охрипшим от волнения голосом.

— Может, и понадобится.

— Я хочу войти в дело.

— А тебе можно верить? Умеешь держать язык за зубами?

— Да будь я проклят!

Вестерман оглядел его и кивнул.

— Дело назначено на завтра. Сегодня вечером, за ужином, Грэхем расскажет тебе все, что надо.

Крид раньше не знал тех семерых, подготовивших план побега, он только изредка здоровался с ними кивком головы. Он знал, что их вожак, Вестерман, получил пожизненное заключение за убийство. Крепкий, немного грузный Вестерман — парень со светлой кожей, голубыми глазами и вьющимися каштановыми волосами— выглядел лет на двадцать пять. На воле у него остался брат, который и должен был обеспечить побег.