Охота за невидимками - Винник Александр Яковлевич. Страница 18

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Постучали поздно ночью. Терри услышал голос Бахбаха:

– Это я, откройте, Терри.

– Не открою, – ответил Брусс.

– Не глупите, у меня к вам серьезное дело.

– Не желаю ни о чем с вами говорить, – резко сказал Терри.

– Я к вам по-дружески, не как официальное лицо.

– Это одинаково, я теперь знаю, – сказал Терри и ушел в спальню. Но настойчивый звонок заставил его вернуться к двери.

– Я вам не открою, звоните хоть до утра, – сказал Терри.

– Вы откроете! – посуровел мягкий голос Бахбаха.

– Не открою. Оставьте меня в покое.

– Тогда я к вам как официальное лицо. Откройте дверь. Я представитель БИП.

– Предъявляйте ордер, берите понятых, тогда войдете, – теряя самообладание, сказал Терри.

– Я это сделаю, – пригрозил Бахбах.

– Делайте. – И, выругавшись, Терри ушел в спальню.

Несколько минут за дверью стояла тишина. Потом опять задребезжал звонок. Терри не вставал с кровати. Звонили еще и еще… Потом Терри услышал голос Бахбаха:

– Взламывайте двери.

Раздался лязг железа и звук отдираемой доски.

В комнату вбежал Бахбах, за ним два агента с пистолетами в руках и восковые с перепуга соседка и сосед из квартиры на пятом этаже.

– Почему вы не открывали? – гневно спросил Бахбах. – Я рассматриваю это, как сопротивление властям.

– А мне плевать на то, как вы это рассматриваете, – воскликнул Терри и повернулся на кровати лицом к стене.

Он ждал чего угодно, но только не того, что произошло дальше.

– Я прошу вас извинить меня, – услышал он вкрадчивый голос Бахбаха, обращавшегося, по-видимому, к понятым. – Господин Брусс удостоен чести быть принятым президентом Бизнесонии, но не поверил в это и отказался ночью открыть дверь своей квартиры. Нам пришлось прибегнуть к силе, и для того, чтобы засвидетельствовать соблюдение законности, пригласить вас. Теперь все в порядке. Благодарю вас, извините… И вас тоже прошу удалиться.

Терри понял, что последние слова относятся к агентам БИП. Он услышал, как хлопнула входная дверь, но не повернулся на кровати.

– Даже боксеры, изувечив друг друга на ринге, подают после поединка руки в знак примирения. А. я вам не нанес ни одного ушиба, хотя мог… и имел право это сделать.

– Ваше право осталось за вами, – возразил Терри, не поворачиваясь к собеседнику.

– Оставим препирательства. Мы одни, и давайте поговорим начистоту.

– А звукозаписывающие аппараты? – зло спросил Терри.

– А мыслезаписывающие аппараты? Ведь я не боюсь их.

– Я и так знаю ваши мысли. Вы казались мне честным человеком, теперь я знаю, кто вы и чего хотите. Вы хотите завладеть моим прибором в своих личных, корыстных целях.

– Это откуда же у вас такая информация? – спокойно спросил Бахбах.

– От Пирса. Вашего знакомого… или агента. Пирса Шэя.

Бахбах с минуту молчал, потом сказал все так же спокойно:

– Слушайте, вы, теленок… или мышонок, как вам будет угодно. Я не знаю, о чем говорил вам этот Шэй, и знать не хочу. Вам понятно? Я не одного такого, как вы, скрутил в бараний рог. Встаньте и подойдите к столу! – крикнул он.

Терри, машинально подчиняясь, поднялся с кровати и подошел к столу.

– Довольно церемониться, – сказал Бахбах. – Я подготовил вам блестящие возможности. Не хотите?

– Нет, – твердо ответил Терри.

– Тогда мы вынуждены воспользоваться тем, чем располагаем в силу обязанностей, возложенных на нас государством, – сказал Бахбах и выложил перед Терри пачку фотографий, которые запечатлели его во время ночной встречи с Марин Беллоу.

Снимки отразили все, что произошло в течение часа с лишним, пока Терри был в комнате Беллоу. Часть фотографий была безобидной: Терри подправляет подушку, на которой видна голова Марин, подает ей флакон с лекарством… Но вот другие: он расстегивает ей блузку… Вот она сидит на тахте, ноги ее обнажены куда больше, чем это показывают на своих обложках даже самые легкомысленные журналы, и у Терри взгляд, не оставляющий сомнения в том, что его привлекает. Потом поцелуй, который Марин навязала Терри. Наконец один из снимков весьма удачно выразил стремление показать близость Терри к Марин, когда он укладывает ее на тахту, хотя известно, при каких обстоятельствах все это произошло.

– Что вы скажете? – спросил Бахбах.

Терри стоял перед ним бледный, растерянный.

– Подлецы! – сказал он. – Теперь я понимаю, зачем понадобилась вся эта комедия.

– Но поймет ли это ваша невеста? – хладнокровно заметил Бахбах.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

А что поделывает все это время старик Харви, которого мы оставили в состоянии, весьма далеком от того, что принято называть трезвым. Можно себе представить, как он выглядел на другой день утром, когда явился в мясную лавку на 42-й улице, где встретился за прилавком со своим другом Рувом Остриг.

Пожелав своему напарнику доброго утра, Рув пожаловался на головную боль, оговорившись, однако, что не винит Харви за обильное угощение.

– Я понимаю, что ты от души угощал. И я был бы самой последней скотиной, если бы стал тебе выговаривать. Но голова у меня, честно скажу, не лучше, чем у того старого быка, мясо которого мы с таким трудом сбыли на прошлой неделе.

Харви тоже пожаловался на головную боль. Тогда Рув взглядом указал ему на бокал с джином, приготовленный под прилавком.

– Выпьем, пока никого нет, – предложил он.

– Ты настоящий друг! – обрадовался Харви и, не медля, опрокинул рюмку похмеляющего.

Выпитое привело его в экстаз, он стал распространяться в дружеских чувствах к Руву. Последний в свою очередь с восхищением говорил о дочери Харви и приятном молодом человеке, с которым встретился за столом.

Харви, расчувствовавшись, подробно поведал другу историю отношений между дочерью и голодранцем, оказавшимся богатым человеком, сбивчиво пытался рассказать о чудесах, услышанных от Терри Брусса, и тщетно старался вспомнить, как называются токи, о которых говорил ученый.

Рув внимательно слушал, хотя не это его интересовало, все это он слышал из первых уст и настолько точно изложил в своем донесении в БИП, что Бахбах удивленно воскликнул:

– Трудно поверить, что человек, не причастный к медицине и физике, способен запомнить такое.

– Память, господин Бахбах, – скромно промолвил Рув.

У него действительно была феноменальная память, и это еще одно чудо, если не сказать причуда природы.

Разве не доводилось вам встречать людей, интеллект которых, при всей относительности этого понятия, никак нельзя признать даже средним? И вместе с тем у подобных лиц бывает феноменальная память. Говорят, будто это в известной степени объясняется тем, что их мозг не особенно обременен размышлениями и потому, дескать, там находится достаточно места для того, чтобы сохранять сведения, поступающие из внешнего мира. В связи с тем, что память – это удивительнейшее свойство человеческого мозга – продолжает служить предметом пристального внимания ученых и многое до сих пор остается даже для них неясным, мы не станем углубляться в этот вопрос, случайно возникший по ходу повествования.

И не память мясника Рува Острига нас интересует в данном случае, она уже сыграла свою коварную роль. Очень важно, с точки зрения дальнейшего хода событий, что Рув всячески склонял Харви в пользу молодого ученого. Остриг, а следовательно, и БИП рассчитывали, что, если Терри окажется зятем Харви, нетрудно будет с помощью последнего контролировать действия ученого и направлять их.

Свою агитацию в пользу Терри Брусса Рув продолжал в последующие дни, и старик Харви сменил наконец гнев на милость. Каким же было его удивление, когда, явившись однажды утром в лавку и поговорив со своим напарником о том о сем, услышал из его уст прямо противоположное тому, о чем тот говорил до сих пор. По словам Рува выходило, что Терри Брусс прохвост, человек, якшающийся со всяким сбродом.