Повстанец - Виногоров Владислав. Страница 10

Глава 4. «ПОРОСЯЧИЙ» ВОЗРАСТ

Урок географии тянется бесконечно долго. Каждые несколько секунд я посматриваю на часы, но от этого течение времени явно не ускоряется. Нас по очереди заставляют рассказывать одно и то же — зазубренную глупость по климатическим поясам континента. Ежу понятно, что это никому не нужно, и я, естественно, даже не думал вчера открывать учебник. За окном бушует весна. Апрель заканчивается, и листья на деревьях уже набрали тот непередаваемый зеленый цвет, который заставляет забыть обо всем на свете. Хочется прямо сейчас встать, зашвырнуть сумку в дальний угол затхлого класса, увешанного ветхими картами и заставленного пыльными глобусами, да так и рвануть в парк: наслаждаться весной и жизнью.

Я заканчиваю седьмой класс. А так как день рождения у меня теперь весной, то мне сегодня четырнадцать. Особого энтузиазма, ясное дело, я по этому поводу не испытываю. Во-первых, это не мой день рождения. Во-вторых, все глушит раскинувшаяся над Городком весна. Есть дело до чего угодно, только не до празднования чужого дня рождения. Странно… человек уже шесть лет как отправился к праотцам, а я вместо него получаю поздравления.

Училка что-то неодобрительно кудахчет по поводу выступления Уклус, моей рыжей одноклассницы, явно тоже вчера не особо задумывавшейся об изучении климатических поясов. Интересно, а о чем же таком думала Уклус? Что-то последнее время я все чаще замечаю на себе ее призывные взгляды. Забавно. Помню, как первый раз увидел ее шесть лет назад: нас поставили по парам после кретинско-торжественной линейки и готовились развести по классам. Мне досталась рыжая толстушка Уклус. Мы тогда взялись за руки и, как положено в таком возрасте, посмотрели друг на друга с должной неприязнью. Впрочем, теперь Уклус отнюдь не толстушка, а вполне даже сформировавшаяся дама. И, надо сказать, с очень аппетитными формами.

Да уж. Весна. Гормоны играют. Кровь приливает в пещеристое тело… Вы не знаете, что такое пещеристое тело? Что ж, бывает. Если вы дама, то вам это знать не обязательно, а если джентльмен, то не знать стыдно. Как говаривал старый козел Альтус, пока не отправился в мир иной: «Учите мат-часть!» Так о чем это я? Ага! Гормоны, стало быть, играют. Это мы уже один раз проходили. Помним. И что же теперь прикажете делать? Как и в прошлый раз? Вдвойне забавно. Я-то уже далеко не мальчик-колокольчик. А Уклус тем временем садится за свою парту абсолютно пунцовая: издолбила ее дура училка своими нотациями. И класс хихикает. Видно, я опять что-то прослушал. Ладно, на перемене узнаем.

* * *

Перемена. Прорваться через летающих по коридору со скоростью реактивной амфибии первоклашек, не зацепить при этом кого-нибудь из старшеклассников (у меня же сегодня день рождения — постараемся обойтись без неприятностей), проскочить к классной комнате, где будет читаться математика, бросить на парту сумку. Фух! Теперь можно спокойно пойти в туалет и покурить — перемена большая.

В туалете не видно ни зги. Вероятно, желающих покурить несколько больше, чем может вместить это грязное помещение. Ну а вентиляционная система явно не рассчитана на такое количество дыма. Между прочим — зря. Когда лет сорок назад строили эту чертову школу, должны были уже понимать, что деточки в туалетах курить будут. И сами проектировщики небось в туалетах покуривали. Так ведь нет — надо закрыть глаза на то, что дети курят, и упорно пытаться с этим воевать. Все равно же ничего не даст!

И ладно. Борцунство — это, конечно, хорошо, но я же курить хочу, а не дым нюхать! Пробираюсь поближе к окну. Фрамуга слегка приоткрыта, что дает возможность хоть как-то получать кислород. Мои однокласснички уже тут. Молча киваю, благодаря за протянутую мне пачку — Арнус отдает долг, — и с наслаждением делаю первую затяжку.

— Санис! Как тебе эта дура? — Взгляд Арнуса искрится неподдельным весельем.

— Которая? — осторожно интересуюсь я и тут же понимаю, что ляпнул глупость: Арнус смотрит на меня с явным подозрением. — Ты о географичке или?..

Я делаю паузу, чтобы затянуться, лихорадочно соображая, что же такое отмочила какая-то из знакомых особей женского пола, что я должен об этом знать и принять участие в веселье по этому поводу.

— От же приколист! И глазом не моргнул! Здорово! — Во взгляде Арнуса читается явная зависть по поводу моей выдержки. — Да Уклус, блин! Вот это заявила!

Арнус довольно хихикает, а я вяло улыбаюсь. Что заявила Уклус — я не слышал. Сопоставив пунцовость вышеозначенной Уклус и реакцию класса, я понимаю, что пропустил нечто… Но ЧТО?

— И что она такого заявила? — с напускным безразличием спрашиваю я. — Ты как в первом классе — ржешь по поводу и без.

Брезгливо хмыкаю, демонстрируя презрение к такому поведению. Справедливости ради надо отметить, что поведение абсолютно нормальное: у кого это и когда в четырнадцать лет было чувство такта?

— Та ладно! — обижается Арнус. — А то каждый день телка говорит, что не географию учила, а про пацана думала.

А это уже номер. Каким образом я умудрился ТАКОЕ прослушать? Я же, похоже, обломал сам себя (выражаясь языком современной молодежи, к которой, собственно, и принадлежу). Причем обломал на корню. Красиво.

— И что? — пытаюсь изобразить, что мне от этого ни тепло, ни холодно, но получается слабо. — А о чем телка должна думать? О географии?

— Ну-у-у… — смущенно тянет Арнус. — Но не всему же классу об этом сообщать?

— А тебя жаба давит? — перехожу в наступление я. — Небось никак не о тебе думала. Ты же конопатый! От тебя же любая телка рвет когти, как только ты на километр подходишь!

— Ты полегче! — насупливается Арнус. — Можно и в нос получить.

— Можно, — соглашаюсь я. — А можно и в ответ по яйцам. Тогда тебя телки вообще волновать перестанут.

Арнус обиженно замолкает. А я мысленно улыбаюсь, вспоминая, как надавал Арнусу по шее в начале седьмого класса. Он решил, что будет в классе лидером. Я же не возражаю! Только меня не трогай. Так нет же: нужно же было дураку самоутвердиться! Ну навалял я ему, а потом сам же шорох в классе наводил, чтобы этому дураку темную не устроили. Так у нас теперь и повелось: формально лидером является Арнус, а фактически — я. На этого дурака сыплются все шишки, а идеи относительно всевозможных афер, воплощение их в жизнь, выполнение их всем классом — это только я могу организовать. Что поделаешь? Я ведь намного опытнее их всех. Даже вместе взятых.

— Ладно, — покровительственно похлопываю Арнуса по плечу. — Кончай херней страдать! Если бы эта телка заявила, что о тебе думала — тогда бы я понял. А так… Наша географичка кого угодно до охренения доведет. Я бы, если бы меня вызвали, еще и не такое ляпнул.

— А как ты думаешь, — тут же меняет тему разговора успокоившийся Арнус, — это она о ком говорила? Не повезет мужику: она же рыжая.

По взгляду Арнуса видно, что он старательно убеждает себя в том, что рыжая — это плохо. Очень уж соблазнительно выглядит Уклус, и кто-кто, а наш Арнус явно бы не отказался. Но Уклус может за такое предложение залепить в ухо, что неоднократно демонстрировала предлагавшим. Я вижу всю эту душевную борьбу на лице своего приятеля и решаю его еще позлить.

— О ком говорила — не знаю, — совершенно искренне отвечаю я, прикуривая вторую сигарету. — А рыжая… Везде?

— Чего? — не понимает меня Арнус. Я вовремя спохватываюсь: этот мальчишка голой бабы никогда в глаза не видел, так что же я ляпаю?

— У тебя на яйцах волосня растет? — осведомляюсь я.

— Угу, — кивает Арнус, сбитый с толку моим вопросом.

— И у них там тоже растет, — терпеливо объясняю я.

— На яйцах? — ошарашенно спрашивает он.

— Ну откуда у телки яйца? — делаю удивленное лицо. — Ты что, телок еще не… того?

Арнус повержен. Он смешан с переработанными пищевыми продуктами и утоплен в переработанном же… скажем, чае.

— Да я! — фальцетом взвизгивает он. — Да у меня!..