Путь Лэйси - Бейкер Мэдлин. Страница 14

Наблюдая за ними, Мэтт думал о Лэйси, о том, как она чувствовала себя в его руках, как сама поцеловала его. Поцеловав ее, он сделал серьезную ошибку. Он не собирался прикасаться к ней больше. Она была красива, слишком хороша для него и чертовски молода. Он все еще помнил, как ее грудь прижалась к его груди, помнил удовольствие, которое отразилось на ее лице, когда он прижал ее к себе, помнил свежесть ее волос и кожи.

Мэтт понимал, почему из этого ничего не получится. И тут вдруг он почувствовал острую боль, кто-то ударил его ниже правого уха. Мэтт застыл с оружием в руках, когда из темноты появились еще два воина.

Индеец, который держал нож у шеи Мэтта, обошел вокруг и выхватил у него оружие.

— Вставай, белый человек, — сказал он низким грубым голосом. Индеец говорил на неестественном английском. Это был коренастый человек. Длинный шрам проходил у него от левого виска до самой челюсти.

Мэтт медленно встал, сжав кулаки, когда другие обыскивали его в поисках оружия. Один воин слегка вскрикнул, когда извлек из набедренного кармана Мэтта пистолет.

— Иди.

Индеец со шрамом толкнул его в направлении лагеря индейцев, и Мэтт медленно стал спускаться по склону. «Все кончено», — подумал он уныло.

Когда они дошли до лагеря, один из воинов связал руки у него за спиной, затем ноги и набросил на шею веревку, привязав к высокому дереву.

Воин со шрамом усмехнулся и приставил палец к горлу Мэтта.

— Завтра, белый человек, ты умрешь! — сказал он угрожающе.

— Иди к черту! — резко ответил Мэтт и получил удар в живот. Он согнулся, стараясь подавить тошноту, а другие воины набросились на него с кулаками, бросив на землю и нанося удар за ударом.

Сжав зубы от боли, Мэтт свернулся в тугой мячик, стараясь защитить лицо и живот. Кровь хлынула из носа и рта и начала пульсировать в ушах, но он старался не потерять сознания. Сплевывая кровь, он отважился взглянуть на своих обидчиков.

— У тебя крепкое сердце, — сказал человек со шрамом. — Завтра мы узнаем, что крепче, ножи Мескалеро или сердце белого человека.

— Ты убил бы своего брата? — спросил Мэтт, как утопающий хватается за соломинку.

— Я не вижу здесь брата, — презрительно усмехнулся человек со шрамом. — Я вижу перед собой только глупого белого человека.

— Моя мать была из рода диней.

— К какому племени она принадлежала? — спросил человек со шрамом, вдруг заинтересовавшись.

— Ее звали Колибри. Она была из Чирика-хуа.

Человек со шрамом покачал головой.

— Я никогда о ней не слышал. Кто был ее отец?

— Не знаю, — ответил Мэтт, и его надежда умерла.

Три индейца быстро что-то сказали друг другу на языке апачи, затем человек со шрамом встал перед Мэттом.

— Мы не верим, что ты из народа диней, белый человек. Не лги нам. — Он некоторое время изучающе смотрел на Мэтта. — Что ты делаешь на земле апачей?

— Просто шел мимо, — ответил Мэтт, сжав зубы.

— Один? — Да.

— Пешком? — скептически спросил воин.

— Моя лошадь сломала ногу пару дней назад. Я хотел украсть одну из ваших лошадей.

Человек со шрамом кивнул. Украсть лошадь у врага было достойным делом, это не считалось грехом у индейцев. Возможно ли, что в жилах белого человека течет кровь апачей? Его волосы были такими же черными и грубыми, как у индейцев. Возможно, однако, что белый человек принадлежит к их народу, и все же он может сказать, что угодно, лишь бы спасти свою жизнь.

Человек со шрамом не знал, что делать с заключенным. Он поднялся на ноги и пошел к своему вигваму. Завтра будет достаточно времени, чтобы решить, что делать с белым человеком.

Остальные воины смотрели на Мэтта несколько минут, а затем тоже ушли.

Мэтт видел, как индейцы скрылись из виду. На самом деле он не надеялся, что они поверят, будто он наполовину апачи. Это была последняя надежда, чтобы спасти себя от долгой мучительной смерти.

Выругавшись, Мэтт устроился поудобнее на твердой земле. Все тело ныло. Сыромятная кожа, связывающая запястья, была туго завязана, и его руки онемели, но боль в запястьях нельзя было сравнить с тупой пульсирующей болью, которая пронизывала его с головы до ног. Во рту он ощущал привкус крови, но сильнее был привкус страха. Он боялся, и это ему не нравилось. Конечно, он боялся и раньше. Ни один нормальный человек не шел в бой, не испытывая страха, но, по крайней мере, тогда у него был шанс выжить. Он не был связан, как овца, и мог защитить себя. Холодный пот выступил у него на лбу, когда он представил, что ждет его впереди. Лучше сгнить в Юмской тюрьме, чем умереть медленной и мучительной смертью от рук апачей.

Он судорожно сглотнул. Было очень страшно. Он боялся боли, боялся оказаться трусом перед лицом врага. Он считал себя смелым человеком, но никогда реально не подвергался таким испытаниям. А что, если он сломается? Все знали, что апачи были мастерами пыток. Разве человек знает, сколько мучений он может вынести? Он не хотел умирать и просить пощады как жалкий трус. Проклятье!

Он старался найти более удобное положение, но каждое движение пронизывало его болью. «Привыкай, — с отвращением подумал он. — Дальше будет еще хуже».

Мэтт посмотрел на полночное небо. Каждый вздох причинял ему новую волну боли, пульсирующую в левом боку. Наверное, индеец сломал ему ребро. По крайней мере, индейцы пока оставили его. Он должен быть и за это благодарен. Лэйси в безопасности. Если она послушалась его, то должна направиться на юг. В любом случае она не пострадает.

Он жалел, что не добился ее хотя бы один раз, и почувствовал ненависть к мужчине, кто бы он ни был, которому повезет быть в постели с Лэйси. Он увидит ее красивые карие глаза, полные страсти, услышит ее учащенное дыхание, когда она испытает удовлетворение в объятиях человека, которого полюбит. Он почувствовал опустошение и понял, что больше никогда не увидит ее.

Чтобы не сойти с ума, Мэтт сосредоточил свое внимание на северной звезде. Он старался не думать о белой коже и пухлых розовых губах, старался не думать о том, что ожидает его завтра, но на ум приходили жуткие истории о пытках, которые рассказывал ему старик Смоук Джонсон, рассказы о людях, которые были сожжены заживо или закопаны по самую шею в муравейник. Неужели это ожидает его?

Он вздрогнул от мрачного предчувствия. Было около полуночи.

Мэтт все не возвращался. Слишком взволнованная, чтобы спокойно ждать, Лэйси встала, не зная, что ей делать. Мэтт приказал ей уезжать, если он не вернется в назначенное время, но она не могла оставить его здесь. Они путешествовали вместе уже несколько недель. Она заботилась о нем, даже спасла его. И сейчас он рисковал своей жизнью, чтобы найти ее отца. Если он мертв, это по ее вине. Она его больше никогда не увидит. Эта мысль причинила ей такую боль, что она застонала.

Прошло еще некоторое время, и Лэйси решилась пойти к лагерю индейцев. Она должна знать, там ее отец или нет. Она должна убедиться, жив Мэтт или мертв.

Девушка медленно шла, осторожно ступая, чтобы не наступить на сухую ветку, что могло выдать ее.

Через двадцать минут она уже находилась на вершине откоса. Лагерь апачей был внизу. Сначала она почти ничего не видела, затем ее взгляд уловил легкое движение. К дереву был привязан человек. У нее дрогнуло сердце. Возможно, это ее отец или Мэтт!

Двигаясь как можно быстрее, Лэйси вернулась в лесок, взяла под уздцы лошадей и в полумраке вернулась к пленнику. Она с облегчением вздохнула, увидев, Мэтта.

Вытащив нож, Лэйси поползла к нему, сдерживая дыхание. Каждый нерв ее был напряжен.

Мэтт услышал, как кто-то прошептал его имя. Взглянув через плечо, он увидел Лэйси. Слава богу, к нему пришла помощь. Но затем он рассердился. Глупая девчонка! Какого черта она здесь делает, рыская вокруг лагеря апачей в темноте. Неужели она не понимает, что находится в опасности?

— Лэйси, убирайся отсюда, — прошептал он.

Она молча покачала головой и стала пилить веревку, связывающую запястья Мэтта. Нож был острый и быстро перерезал сыромятную кожу, освободив его руки. Мэтт поспешно развязал ноги и снял веревку с шеи.