Дети капитана Блада - Виноградова Татьяна. Страница 9

Караван, сильно растянувшись, полз по синей воде под рушащимся сверху солнцем. «Дон Хуан» шел одним из последних, а замыкали цепочку три больших хорошо вооруженных фрегата. Вблизи вода была неправдоподобно голубой, она манила и завораживала. Тени стоящих у борта людей, падая на нее, как будто проваливались в глубину, и солнце преломлялось вокруг них – так, что от каждой тени в воде разбегалось лучистое сияние. Иногда проплывали комки саргассов, похожие на клочки желто-зеленой пены. Синие искры летучих рыб с шелестом вспарывали воду и уносились прочь, сверкая серебром крылышек-плавников. И один раз глубоко внизу прошла смутно-синяя тень какой-то большой рыбы.

Бесс снова и снова пыталась оторвать глаза от журчащей за бортом голубизны, и снова та властно притягивала ее к себе. Кончилось тем, что, засмотревшись, она облокотилась на какой-то хорошо просмоленный канат. Это событие одолело, наконец, чары бегущей воды, и, оглянувшись, она обнаружила стоящего рядом Диего. Диего раздобыл где-то подзорную трубу и теперь сосредоточенно обозревал горизонт. У самого горизонта Бесс смогла разглядеть чьи-то паруса.

– Это пираты, – пояснила она Диего (тот встрепенулся и зашарил трубой по горизонту). – Они не решатся напасть на караван, но будут ждать, не отстанет ли кто-нибудь из нас. Может быть, непогода раскидает нас или даже повредит один из галеонов. А пока этого не случилось, можно не беспокоиться.

Диего оглянулся. Остальные пассажиры тоже не проявляли беспокойства – может, не видели далеких парусов, а может, не придавали им значения.

– Пожалуй, непогоды можно не опасаться, – сказал он, глядя на безоблачное небо с раскаленным добела солнцем. – Скорее, ветер упадет. Только штиля нам и не хватало.

– Кстати, о штиле, – сказала Бесс. – Дядя Нэд рассказывал мне такую историю. Было это во время первого похода Дампира – хороший был капитан, хотя и со странностями. Говорили, что он измерял носы всем отрубленным головам – особенно дикарей – и собирался писать об этом диссертацию для Королевского общества. Впрочем, пока он отличал нос от кормы, это никого не волновало.

Так вот, гнали они «испанца». Да не смотри ты на меня так! Преследовали они большой корабль. Два дня гнались, и были уже близко, – почти на выстрел. И тут – штиль. Корабли – как приклеенные, оба. Думали, к вечеру задует, да зря надеялись. Утром вода – как зеркало, испа… тот корабль в ней отражается. Ну, стали они ветер вызывать. Кто мачту ножом скребет, кто швабру в море полощет, боцман все кулаки просвистел, сам Дампир тайком на платке узлы распускает, даром что естествоиспытатель, а ветру – хоть бы что. На третий день они выпороли юнгу, но и это крайнее средство не помогло – паруса висели, как дохлые. Чего фырчишь? Парень, наверное, сам согласился. Ну, короче, от этого стояния они вконец озверели, ночью тихонько спустили шлюпки, и следующие пять дней ждали ветра уже на галеоне. Потом, наконец, задуло…

– Выдумал он все, – мрачно сказал Диего.

– Все может быть, – весело ответила Бесс. – Но штиль нам все-таки не нужен, а то мы еще сто лет не доползем до Азор.

Глава 4

Трехгорбый остров Сан-Мигель вставал перед ними, темно-зеленый и мрачный. На вершинах конических гор лежали тяжелые облака; влажный воздух давил. Караван рывками полз вдоль скалистого западного берега; ветер то и дело стихал. Наконец берег стал заметно более пологим, и открылся город Понта-Дельгада. Естественной бухты у города не было, и стоянка здесь считалась неудобной. Впрочем, выбирать не приходилось: после почти полуторамесячного плавания необходимо было пополнить запасы.

Корабли легли в дрейф, и вскоре целая флотилия шлюпок направилась к длинному деревянному пирсу. Часть пассажиров выразила желание размять ноги на твердой земле. Среди них оказался и Диего. Вид вершины, укрытой облаком, возбудил его любопытство. Разве не интересно, поднявшись, посмотреть, что там, внутри? К тому же, как он слышал, здесь можно увидеть целые озера горячей грязи, которые пахнут, как Преисподняя. Кстати, откуда известно, как она пахнет?.. Бесс наотрез отказалась идти куда бы то ни было, заявив, что грязи и мерзких запахов ей вполне хватает и здесь. Она усиленно отговаривала и Диего. Погода была неустойчивой, и она боялась, что стоянка окажется короткой. Если ветер усилится, корабли предпочтут встретить непогоду где-нибудь подальше от здешних гостеприимных берегов. Впрочем, перед искушением размять ноги на берегу – пусть и поближе к шлюпкам – не устояла и Бесс.

Шлюпка мерно качалась, под паелами хлюпала вода. Тяжелые капли срывались с весел, оставлявших на поверхности моря маленькие водовороты. Собственно, по тому, как эти водовороты уплывали назад, и можно было понять, что шлюпка все же движется к берегу – причем достаточно быстро. Вдруг порыв слабого ветерка окатил их невероятным, пьянящим, таким знакомым запахом свежей травы. Бесс стало решительно непонятно, как она раньше могла вдыхать такую роскошь каждый день и абсолютно ее не замечать.

Еще раз напомнив Диего, чтобы тот не увлекался, Бесс немного погуляла вдоль берега, с любопытством разглядывая незнакомые растения и пытаясь привыкнуть к ощущению твердой неподвижной земли под ногами. Потом она выбрала местечко поуютнее – подальше от толпы, но не настолько далеко, чтобы терять из виду шлюпки – устроилась под невысоким апельсиновым деревом и развернула рукопись отца.

После взятия Картахены мои люди занимали возвышенность, на которой стояла церковь Нуэстра-Сеньора-де-ля-Попа, и которая позволяла контролировать восточную дорогу из города. Было ясно, что барон де Ривароль хочет держать нас подальше от города и его богатств. Мне-то было все равно, однако люди мои заметно волновались. В наши обязанности, кроме всего прочего, входило следить за беженцами, покидавшими город по нашей дороге. Выезд допускался только при наличии разрешения, подписанного бароном. Меня раздражала мелочность барона, недостойная авантюриста, и склочность, недостойная даже торгаша. Меня вообще многое раздражало в этом походе, однако выбора у меня не было. Мы согласились выполнить определенную работу за определенную плату – и то, что работа была мне не по душе, ничего не меняло. Временами я вяло удивлялся тому, что Фортуна послала мне мой самый успешный (судя по наблюдавшимся результатам) рейд именно тогда, когда я твердо решил бросить пиратство, лишившее меня доброго имени в глазах дорогого мне человека. Возможно, думал я, Фортуна издевалась надо мной, коли вновь заставляла меня выполнять работу пирата, когда я уже было решил, что стал просто солдатом на службе Франции. И то, что на этот раз наш образ действий выбирал де Ривароль, а не я, мало меня утешало.

В один из вечеров, когда я, по обыкновению, курил у широкого окна без стекол, смягчая раздражение весьма умеренными порциями рома, мне доложили о посетителях.

Первым явился почтенный старец с жалобой, что некие «буканьеры» в поисках золота переломали всю мебель у него в доме. Я велел ему радоваться, что дом хотя бы не сгорел, и отпустил с миром. Интересно, если бы вместо меня тут сидел Олонэ со своим каленым железом, ему бы тоже жаловались на сломанные табуретки? Впрочем, на самом деле это было серьезно. Барон строго запретил нам заходить в дома жителей – подозреваю, что отнюдь не из соображений милосердия – и я подтвердил своим людям этот приказ. Налицо было прямое неподчинение. В те времена только положение командира восьмисот головорезов обеспечивало мою безопасность – не только в покоренном, но враждебном городе, но и вообще, в том числе от милейшего дона Мигеля, не оставившего, насколько я знал, идеи спустить с меня шкуру. Потеряв авторитет, я рисковал многим. Было бы правильнее провести дознание, но мне было все равно. Меланхолию, владевшую мной тогда, не смогла бы побороть и более непосредственная угроза.