Поцелуй короля-демона - Коул Кресли. Страница 27
— Во-первых… я здесь из-за тебя и твоего обмана! — На него вновь нахлынула волна боли, исходящая от его ран.
— Именно из-за меня Оморт не трогал тебя все эти годы. Ты никогда не задавался вопросом, почему он не преследовал тебя, чтобы убить?
Ридстром задавал себе этот вопрос, тем более что он поселился в Новом Орлеане и жил в течение нескольких месяцев на одном и том же месте. Он любил свой дом там. Этого было достаточно, пока он не вернул свое королевство. Пока он не забрал Торнин и не очистил его. Глаза демона закрылись при воспоминании о том, что он видел вчера вечером.
— Ты спишь с Омортом?
— Я не сплю с ним. Я ни с кем не сплю. Чтобы при появлении наследника никто не смог оспаривать его происхождение.
Она не отрицала то, что, возможно, когда-то спала с Омортом, но он почему-то считал, что это не так. Или, вероятно, он просто отказывался верить этому — потому что это навсегда вычеркнет ее из его будущего.
— Почему ты дралась с Хеттией? — спросил он. Теперь каждое слово давалось ему гораздо легче.
— Она напала на меня. Она искала способ отомстить мне в течение многих столетий.
— Почему?
— Наверное, потому, что я сделала венок из ее кишок перед всем двором. Я вынимала ее органы несколько раз. Я могла бы хранить их в банках на моем ночном столике. И вампир говорил, что я убиваю ее?
— Нет… ты этого не делала.
— Неужели? Мне не хватает ее желудка и селезенки. — Она подошла к столу, на который до этого поставила тарелку. — И, на этой ноте, ты голоден?
Он бросил раздраженный взгляд на тарелку, полную фруктов и овощей — мяса на ней не было.
— И как, чародейка, ты ожидаешь, что я исцелюсь… когда кормишь меня одной травой?
За прошлую неделю Сабина должна была бы уже догадаться обеспечить его мясом и демонским варевом — сильно забродившим напитком. Чародеи пили тошнотворно сладкие вина и коньяки, называя демонское варево грязным варевом. Он же не мог переварить их сладкие творения.
— Я все забываю, что мой питомец — хищник. — Она поставила тарелку на стол. — Вот, я добавлю тебе комфорта.
Она махнула рукой, и внезапно камера превратилась в его старую комнату. На этот раз она добавила еще и бурю снаружи. Как если бы она знала?..
— Ты читаешь мои мысли, не так ли?
— Да, — сказала она отсутствующим тоном, хотя лицо выражало интерес.
Он подозревал, что она часто скрывала выражения своего лица. В будущем он не станет наблюдать за ее лицом, но будет смотреть на ее руки, на напряжение худых плеч.
— Ты часто нарушаешь свои клятвы?
— Постоянно, — кивнула она головой — я бы даже сказала, регулярно.
Его разозлил не тот факт, что она нарушила свое слово, а полное отсутствие стыда за свой проступок — что было намного хуже.
— Никаких известных лжецам оправданий?
— Это не моя вина, правда. Ты и я, мы чужие друг другу. Мы даже никогда не были представлены друг другу должным образом.
— И что же ты узнала, когда влезла в мою голову?
Она, казалось, готовилась к чему-то, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Она не выглядела взволнованной, но снова нервно заходила по комнате.
— Ты когда-то засыпал здесь, убаюканный штормом. И давно не посещал свою комнату в башне. У тебя сложные отношения с твоим братом, что очень тебя тревожит. Ты негодуешь на него за то, что он потерял твое королевство.
Все думали, что он обвинял своего брата в том, что потерял королевство. Частично это было так — неужели можно предположить, что он будет доволен этим? Но кроме того, Кадеон лгал, обманывал и стал наемником ради прибыли. В его жизни не было никакого смысла.
А в твоей?
Она же продолжала:
— У тебя есть две сестры — Миа и Зоя, с которыми ты едва разговариваешь. Они живут своей жизнью, и тебя всегда интересовало, можно ли привлечь их к твоим поискам. Ты стыдишься того, что завидуешь своему другу, потому что он нашел свою пару. Ликану. Мне кажется, его зовут Боуэн Макрив?
Ридстром выдержал ее пристальный взгляд, но его встревожило то, что она увидела. Поскольку зависть расценивалась им как слабость. Хороший человек был бы счастлив за друга.
Но Ридстрома можно было понять — он один из самых древних представителей Ллора, и за долгие годы его жизни, казалось, практически каждый его товарищ уже нашел свою пару.
Все они испытали то, о чем он мог только мечтать… что-то столь жизненно важное, что каждый из них начал жалеть его.
Его лицо стало непроницаемым, но она могла бы поклясться, что он встревожен всем, что ей открылось.
— Что-то еще, чародейка?
— Много, очень много. — Демон был одиноким мужчиной. Он имел друзей, но был слишком одержим стремлением подчинять их. Он не одобрял своего постыдного брата или команду его наемников, из-за чего не проводил свободное время с ними.
Сабина не забирала его ни у какой любовницы.
— Главным образом, — сказала она, — я видела, что ты… одинок.
И его одиночество расстраивало ее, что удивляло Сабину и усиливало ее общее чувство досады. Прошлой ночью, когда она представила боль, которую испытает Ридстром, если ему оторвут руки, она была настолько поглощена стремлением предотвратить это, что даже не услышала приближения Хеттии. Чувства делали людей глупыми и уязвимыми.
Но больше всего ее смущало то, что Ридстром увидел в зале. Она никогда не забудет его взгляд и выражение отвращения на его лице, когда он рассмотрел то, что некогда принадлежало ему.
По каким-то причинам ей не хотелось, чтобы он думал, что она похожа на них только потому, что живет здесь.
То, что я не вздрагиваю, вовсе не означает, что я слепая.
— Ты не имела никакого права быть в моей голове! — Он вертелся на кровати, его губы сжались от очевидной боли. — И зачем ты заставила меня мечтать о…
— Мечтать о чем, Ридстром? — зацепилась она. — Я предлагала тебе помечтать о том, в чем ты нуждаешься больше всего. Я имела в виду выздоровление. Твой мозг построил другие видения?
На его лице появилось замкнутое выражение.
— Это не должно тебя беспокоить.
Она позволила ему закрыть эту тему. Пока.
— Я так же видела, что ты хочешь переманить меня на свою сторону. Это действительно было бы удачным ходом. Есть только одна проблема — я вряд ли бы выжила, если бы восстала против одного из самых влиятельных чародеев.
— Я видел твою мощь. Ты гораздо сильнее его.
— Не льсти мне, демон. — Она уставилась на свои ногти. — Это тебе не поможет.
— Перейди ко мне, и я предоставлю тебе убежище.
— Убежище? Где? В твоем замке? Ой, я забыла, у тебя его нет. По крайней мере, с Омортом я всегда защищена от представителей твоего рода.
— Встань на мою сторону, и никто никогда не причинит тебе боль снова.
Она села в ногах кровати:
— В этом и есть различие между нами. Я не буду пытаться переделать тебя. Думаешь, мне нравится, что ты никогда не лжешь и уважаешь такие черты, как доблесть? Конечно, нет. Но я не пытаюсь избавить тебя от этого. Почему твой вид всегда стремится изменить наш?
Это было то, что она ненавидела в них всего больше — не их странные парадоксальные верования как таковые, — а то, что они навязывали их другим.
— Потому что мы живем более содержательной жизнью. Мы преданы, верны и честны.
— Все три качества переоценены вами. Единственный шанс продемонстрировать любое из них состоит в том, чтобы отказать себе в чем-то или ком-то, желанном вами.
— Тогда, следуя этой логике, — что насчет твоей верности Оморту? Ты не испытывала желание присоединиться к его врагам?
— Никогда, — солгала она. Она постоянно испытывала соблазн предать его. Особенно сейчас, когда он разрывался между подавлением восстания мятежников, вампирами, ожидающими у стен замка захода солнца, чтобы напасть, и насмешками глупой Валькирии.
Идея объединиться с демоном… На самом деле, Сабина, возможно, могла бы устоять против Оморта. Она вспомнила, когда он впервые нашел ее. Он, как тогда казалось, галантно спас ее и Ланте от нападения невежественных людей. То, что он позволил им жить на равнине, где не было людей или Врекенеров, позволило сестрам почувствовать себя в безопасности под защитой Торнина. До того, как Оморт положил свою руку ей на бедро.