Поцелуй короля-демона - Коул Кресли. Страница 48

— Моя пленница, Сабина. Из замка Торнин.

Сабина сжала зубы, когда послышался шепот:

— Сестра Оморта?

— Королева Иллюзий?

— Она убьет всех нас во сне!

Сабина вздернула подбородок, обращаясь к Ридстрому:

— Так, теперь я — всего лишь твоя пленница? Почему ты не представил меня как…

— Тихо. — Сила, с которой он сжал ее руку, заставила ее вздрогнуть. — Держи рот на замке, пока.

Потом Ридстром обратился к дворянам:

— Портал, расположенный вне равнины, откроется здесь?

— Да, милорд, — ответил мужчина, — через четыре дня.

И тут Сабина заметила, что Дуринда явно очарована мускулистой грудью Ридстрома. Было что-то в глазах этой демонессы, что заставило Сабину приблизиться к нему на шаг и опереться на его тело так сильно, что он, нахмурившись, посмотрел на нее сверху вниз.

Сабина могла бы не удерживать своего мужа, но пока Ридстром был ее, она не собиралась делиться.

Дуринда произнесла:

— Уверена, что вы утомились в пути, мой господин. Вы можете отдохнуть в моем шатре, а для… нее мы найдем место.

— Она останется со мной, — приказал он.

Лицо Дуринды побледнело от его жесткого тона:

— К… конечно.

Сабина добавила:

— Мы принимаем ваше гостеприимство.

Как должное.

Плечи демонессы напряглись, но она все же проводила их в просторный шатер. Полог был темно-синего цвета, с серой бахромой. По краям вился замысловатый узор. Все это производило огромный эффект и означало богатство.

Внутри все было выдержано в тех же тонах. Лежак в углу был серым, с пышным стеганным синим одеялом. Бумажные фонари с таким же узором, как на шатре, свисали с подпорок.

Шатер Сабины был бы смелее, темно-красным с золотой бахромой. Из настоящего золота. Поскольку я этого достойна.

Демонесса забрала с собой несколько сумок и заколебалась у откидного полога.

Самым бодрым тоном Сабина произнесла:

— Это все, Дуринда.

Возмущенно, та развернулась и вышла. Как только полог закрылся, Ридстром спросил:

— Тебе обязательно было вести себя так?

Сабина обрушилась на него:

— Да. Обязательно.

Она глазела на моего мужа!

— Она оказала нам любезность, разрешив спать здесь.

— Нет, не оказала. Они полагают, что ты — их король, а это означает, что этот шатер, и вообще все в этом лагере, а также все это кровавое королевство, — принадлежит тебе. А так как я — твоя Королева, — то все это и мое. Почему я должна выказывать благодарность людям за то, что они дают мне то, что и так уже является моим?

Когда он начал зажигать фонарики, она спросила:

— А почему ты не сказал им, что я — твоя пара?

После всего, что она вынесла, он даже не признает ее своей королевой? Она не могла не вспомнить слова Оморта. Как, должно быть, демон разочарован…

Ридстром стыдился признать ее в качестве своей жены?

— Люди все равно узнают. Ты мог бы сказать им, что мы поженились.

— Сабина, мы ранены и истощены, — он схватил ее за руку и потянул на кровать. — Мы поговорим об этом завтра.

Сабина была не в духе во всех смыслах этого слова. Им потребовалось меньше, чем четыре часа, чтобы добраться сюда; и, возможно, из-за них она и могла бы не потерять самообладания. Но нет, она все еще была зла на него за его обращение с ней и за то, что он насильственно удерживал ее.

Черт побери, он стесняется меня?

Она заметила две вещи, когда спала с ним эти две ночи. Когда он обнимал ее, он сжимал ее так крепко, словно она была самым ценным призом. И всякий раз, когда он делал это, она погружалась в глубокий сон.

Сабина чувствовала это сейчас. Высокая температура его тела была настолько ощутимой, что казалось, будто она баюкала ее в темноте. И вскоре мир остался далеко позади…

Она проснулась ночью, моргая глазами, и нашла его, наблюдающим за ней. Его лицо было сильно усталым.

— Больше никаких плохих снов, любимая.

Он видел ее сон? Она не помнила этого…

Он прижался губами к ее волосам:

— Сейчас ты в безопасности.

Он очень медленно провел рукой по ее лицу, касаясь щеки с такой щемящей нежностью, с какой еще никто и никогда к ней не прикасался. Он действовал так, словно боялся спугнуть ее.

Ее последней мыслью перед тем, как вновь погрузиться в сон, было: «Если я не буду настороже, то могу привыкнуть к мужу-демону».

Глава 31

— Ретро-аманиты. Как… очаровательно, — произнесла Сабина, когда Ридстром на следующее утро принес ей смену одежды.

Он с облегчением заметил, что ее лицо и тело за ночь успели зажить. Хотя она только что проснулась, он уже успел искупаться в близлежащих горячих источниках, облачиться в новую одежду и встретиться с дворянами, которые уж слишком стремились передоверить управление — и проблемы — лагеря ему.

Они очень интересовались Сабиной. Была она любовницей короля или только его пленницей, или и то и другое вместе. Ридстром ни в чем не признавался, только приказал, чтобы до того времени, пока она не будет освобождена, к ней проявляли должное уважение — и чтобы всех здесь проинформировали об этом приказе.

Сабина кивком головы указала на одежду:

— Позволь мне догадаться, это — Дуринды?

— Да, это — ее любезность.

После того, как демонесса утром встретила Ридстрома, она вместе с Паком провела его по всему лагерю. Этого сиротку Дуринда рассчитывала в будущем воспитывать. Хотя демонесса, казалось, хорошо знала Ридстрома, он никак не мог ее вспомнить. Но она была достаточно дружелюбной, а мальчик напомнил ему Кадеона в этом возрасте. Тот самый возраст, в котором я отослал брата.

— Дуринда и многие другие отметили отсутствие у тебя одежды прошлым вечером. Они предпочитают более консервативный внешний вид.

С прошлой ночи разговоры о Сабине и личности Ридстрома распространились по всему поселению. Люди беспокоились о присутствии чародейки, в то время как на него они пристально смотрели с… надеждой. Они думали, что он собирается улучшить их жизнь.

Ответственность тяжелым грузом давила на его плечи. Всюду, куда бы он ни взглянул, он видел то, что необходимо сделать. И здесь становилось недостаточно еды. Вся живность в этой местности была истреблена, и охотникам стало нужно уходить дальше от дома, что ставило их под угрозу.

Он сожалел о том, что у него не было никого, с кем можно поговорить. Жалел, что у него нет Сабины, чтобы поговорить. Но сейчас они беседовали только на одну тему.

— Консервативный внешний вид, Ридстром? Разве это не означает скучный?

— Называй это как хочешь.

— Ты, похоже, уже не злишься, как вчера вечером, — заметила она, — но все еще сердит из-за ребенка — или, вернее, из-за его отсутствия?

Ридстром неоднократно думал о прошедшей ночи. Прежде он решил, что она волновалась о нем. Теперь же предполагал, что слышал и видел то, чего на самом деле не было — он желал, чтобы она мечтала о нем, а получил только проклятие.

— Я сержусь не из-за этого, а из-за обмана. И я рад, что ты не беременна.

— Так ли это? — спросила она недоверчивым тоном.

— Я знаю мало детей или зарождающихся семей, но думаю, что между родителями не должно быть никакой ненависти.

— Ридстром, я не ненавижу тебя.

— Вчера вечером ты меня ненавидела.

— Вчера вечером я была в ярости. Послушай, заслужила я или нет то, что произошло со мной за последние два дня, но мне действительно было очень тяжело. А твоя женщина, в любом случае, далеко не кроткая.

Нахмурившись, Ридстром рассеянно произнес:

— Возможно, горячая ванна была бы очень кстати.

Она говорила вполне разумно. И ему стало неприятно, что его первой мыслью было — какова ее игра теперь?

— Оборочки? Твоя месть — дьявольская и полна ненависти, Ридстром. — Как только она искупалась, он одел ее в ниспадающую до лодыжек юбку и блузку с длинными рукавами и — она вздрогнула — с оборочками.

Простой корсет и панталоны служили нижним бельем. Мягкие тапочки покрыли ноги. Она нахмурилась, глядя на них: