Большая и грязная любовь - Гаврилова Анна Сергеевна. Страница 24

К моменту, когда поток воды иссяк, на ногах я уже не держалась, в голове было пусто, как в вакууме, по венам отнюдь не кровь бежала – по ним струился огонь. Шеф проявил сострадание – взял обессилевшую самозванку на руки, аккуратно донес до кровати. Я предвкушающе застонала, обвила могучую шею, потянулась к его губам, но вместо поцелуя схлопотала вопрос:

– Золотце мое, ты раскаиваешься?

Солгать в такой ситуации? Нет, невозможно.

– Ни капельки.

– Я так и думал, – выдохнул Глеб и резко отстранился.

Возмутиться или разочароваться не успела – шеф действовал стремительно! Минута, и я не просто лежу на кровати, а пребываю в позе звезды. Руки привязаны к столбикам моими же чулками, а вот ноги… ноги Глеб фиксирует. Лично, своими коленями. А вокруг романтический полумрак и какая-то совершенно неестественная тишина.

– Я тоже умею мстить, – сообщил красноглазый хрипло и продемонстрировал… перышко.

Это было ужасно щекотно и безумно волнующе. Перо скользило по коже, губы Глеба в точности повторяли каждое движение, а пальцы… они ласкали грудь и только грудь. Причем касания были невероятно нежными, напоминали полет бабочки. Я стонала, извивалась и горячо шептала слова покаяния. Не помогло!

На смену перышку пришел кусочек льда. Сперва он скользил от шеи до самой жаркой точки и обратно, потом выписывал вензеля вокруг сосков, а таять… таять его оставили на животе. Пальцы Глеба в этот момент порхали в месте, для полетов не предназначенном, а его колени фиксировали мои бедра настолько жестко, что даже шелохнуться не могла. Слова покаяния стали куда громче, но инкуб мольбам не внял!

Он сидел и нагло наслаждался моими мучениями – а это истинная пытка, когда лежишь и не можешь ничего! Даже ноги свести! Когда чувствуешь прикосновения, но сама потрогать не способна. Когда испытываешь жажду, утолить которую нельзя. Никак!

Глеб распалял намеренно, целенаправленно и очень цинично. Касался совсем не так, как хотелось – гораздо нежней и медленней. Изредка давил на потаенную точку, срывая блаженный стон, и тут же отстранялся, заставляя взвыть от разочарования. Водил, дразнил, входил и застывал на пороге, чтобы через миг ретироваться, будто ничего и не было. На мольбы, обещания и угрозы не реагировал. От проклятий отмахивался.

Потом опять входил, застывал, отстранялся, срывая с губ уже не стоны, а самую грязную брань – я даже не знала, что умею говорить столь длинно и цветасто! И что он умеет улыбаться столь открыто и лучисто – тоже не знала!

– Глеб! Убью! – единственная приличная фраза.

– Конечно, дорогая. Разумеется, – неизменный, очень радостный ответ.

Ну а апофеозом сего действа стал поступок невероятный по своей подлости!

Шеф поднялся, принес из гардеробной еще пару чулок, сделал из меня полноценную звезду (за что пяткой в глаз получил, кстати), прикрыл одеялом и…

– Приятных снов, лягушечка, – заявил этот… этот… вот даже слов нет кто!

– Глеб!!!

– Я на диване посплю, – начальство обернулось и подмигнуло. – Тут, знаешь ли, слишком шумно.

И прежде чем я успела справиться с возмущением и высказать все, что думаю на сей счет, покинул спальню.

Из квартиры Глеба Игоревича я вылетела ракетой «земля – земля» – в смысле не только быстрая, но и невероятно злая. Нет, ничего особенного не случилось! Просто я проспала и… с домработницей познакомилась.

Знакомство получилось отличным. Она мне:

– Кристина Анатольевна… Кристина Анатольевна, доброе утро…

Я ей:

– Мм?..

– Кристина Анатольевна, вас развязать? Или вам и так удобно?

Сволочь! Нет, ну какая же он сволочь! Гад! Негодяй! Подлец! Значит, кольцо на палец спящей девушки надеть время было, а… а… убью!

– Крис, с тобой все в порядке? – прилетело в спину. Это кто-то из охранников сей элитной домины позвал.

Я обернулась и прорычала:

– Да!

То же самое «да» рычала таксисту, который соизволил меня подобрать. И охране офисного здания, в котором ООО «С.К.Р.» расположилось. И секретарю на самом первом, центральном ресепшене. И Вике, которая, по грустному стечению обстоятельств, со мной в одном лифте ехала. А вот от секретаря на нашем, внутреннем ресепшене отмахнуться не удалось, потому что ее вопрос был совсем иным:

– Крис? Ты что тут делаешь? Глеб Игоревич сказал, у тебя выходной.

– Убью! – взревела я и ринулась в кабинет. Чтобы тут же вернуться и задать бледной аки поганка девушке сакраментальный вопрос: – Где?!

– В большой переговорной, – проблеяла та. Кажется, что-то еще говорила, но я уже не слышала, я мчала по коридору к массивной двери с литыми ручками.

Открыть оную с ноги помешали туфли на шпильках и здравый смысл – да, он еще присутствовал. Но церемониться все равно не собиралась, поэтому вошла без стука, оборвав на полуслове какого-то ну о-очень солидного мужчину.

Несколько секунд тишины, и сердце вздрагивает от тихого, исполненного безумной нежности вопроса:

– Любимая, что случилось?

Что? Как он меня назвал?

Тишина, царившая в переговорной, стала поистине гробовой. Лица мужчин – а представительниц лучшей половины человечества тут не наблюдалось – вытянулись, глаза округлились. И лишь один из свидетелей сего действа остался совершенно спокоен.

Он был одет совсем не так, как в прошлый раз. Вместо невзрачной потрепанной одежды черная мантия с нарядным воротником, волосы зачесаны назад, щеки идеально выбриты, но лицо все такое же – типическое-типическое.

– Извините, я на минутку, – сказал шеф поднимаясь.

– Да ладно, – расплылся собачник. – Не торопись, Глеб. Мы все понимаем.

И подмигнул. Мне подмигнул!

– Любимая, что не так? – спросил зеленоглазый, выводя окончательно прифигевшую ассистентку в коридор и прикрывая дверь.

Я захлебнулась воздухом и уже хотела сказать – нет, нет, ничего! Иди на совещание, я подожду и вообще! И вообще я в шоке, причем настолько, что мне даже на твою подлянку с домработницей плевать, но… Глеб все испортил.

– Осознала? – насмешливо вопросил он. – Раскаялась?

– Убью! – выдохнула я.

Вот только вцепиться в холеную инкубскую мордашку мне не дали. Глеб очень ловко перехватил запястья, отвел руки за спину и прошептал:

– Ладно, поехали дальше…

Целовал этот подлец мастерски! Глубоко, страстно, с каким-то особенным, недоступным простому смертному упоением. А я, вместо того, чтобы послать куда подальше, таяла, как последняя дура! Весь тот огонь, который сжигал добрую половину ночи, резко пробудился, и стоило поцелую прерваться, с губ слетело:

– Хочу тебя. Немедленно.

– Да, розочка. Как скажешь.

В жизни каждой женщины есть моменты, которых она искренне стыдится. Я не исключение, но этот эпизод перебил все прошлые и, как подозреваю, последующие.

Дело в том, что спокойно дойти до кабинета мы не смогли. Вернее так – я не смогла, а Глеб попросту не сумел предотвратить творимое мной непотребство. Он целовал, причем именно так, как надо, а я отвечала, планомерно отрывая пуговицы с его рубашки. Когда пуговицы кончились и под пальчиками оказался рельефный торс, руки потянулись к ремню. Сама я оставалась одетой вплоть до того момента, пока за нами двери кабинета не захлопнулись – мы же в процессе еще и идти умудрялись, и в правильном направлении! А вот Глеб в кабинет вошел придерживая штаны и сверкая белоснежными трусами с брендовой надписью на резинке. И глазами, в которых не просто огонь – расплавленная лава самого горячего вулкана!

Потом был диван, тот, что у правой стены стоит, шефский письменный стол, мой письменный стол, душевая кабина в ванной комнате, примыкающей к кабинету. Мат на робкую попытку секретарши напомнить о совещании, с которого Глеб ушел. Ну и стоны на весь квартал. И кайф! Бешеный, невероятный, безудержный! Такой, после которого даже закурить хочется, несмотря на то что никогда сигарету не пробовала.

А еще шепот:

– Розочка моя, драгоценная моя, любимая…