Прекрасный подонок - Лорен Кристина. Страница 43
— Понятно, почему. Ты на нее похожа.
Подняв руку, он пригладил выбившуюся из хвоста прядь волос.
— Я слышал, что у Грейс Келли тоже был ротик, как у уличной торговки, — добавил он.
— Тебе нравится мой ротик, особенно когда я говорю непристойности.
— Верно. Но он нравится мне еще больше, когда занят делом, — сказал он, со значением усмехнувшись.
— Знаешь, если бы ты время от времени затыкался, ты был бы почти идеален.
— Но тогда я был бы молчаливым раздирателем трусов, что куда страшнее, чем сердитый босс в роли раздирателя трусов.
Я захихикала под ним, и он пощекотал меня между ребер.
— Я знаю, что ты от этого без ума, — проворчал он.
— Беннетт, — поинтересовалась я как можно более безучастно, — что ты с ними делаешь?
Он окинул меня озорным и в то же время страстным взглядом.
— Храню в надежном месте.
— Могу я посмотреть?
— Нет.
— Почему? — спросила я, сурово прищурившись.
— Потому что ты попытаешься их забрать.
— Зачем они мне? Они все равно порваны.
Он ухмыльнулся, но промолчал.
— В любом случае, почему ты это делаешь?
Некоторое время Беннетт изучающе смотрел на меня, не торопясь с ответом. Наконец, приподнявшись на локте, он придвинулся ко мне, так что его лицо очутилось в паре дюймов от моего.
— Потому что тебе это нравится.
С этими словами он встал и, притянув меня к себе, потащил в спальню.
17
У меня был опыт коммерческих переговоров, работы с недобросовестными партнерами и заключения рискованных сделок. А сейчас я совершил абсолютно нехарактерный для себя поступок — я пошел ва-банк. Но, поскольку речь шла о Хлое, мне было плевать. Я выложил все карты.
— Тебе не терпится вернуться домой? Тебя не было почти три недели.
Она пожала плечами, бесцеремонно стащила с меня боксеры и сжала мой член в теплых пальцах с такой привычной уверенностью, что все тело заныло от желания.
— Я хорошо провела здесь время.
Я медленно расстегнул все пуговицы ее блузки, целуя каждый обнажавшийся дюйм кожи.
— Сколько нам осталось до самолета?
— Тринадцать часов, — ответила она, не взглянув на часы.
Судя по скорости ответа и по тому, что я нащупал, просунув два пальца ей в трусики, она не собиралась в ближайшее время покидать эту комнату.
Я почесывал ногтями ее бедра, поддразнивал языком ее язычок и терся об ее ногу до тех пор, пока она не подалась мне навстречу. Обхватив ногами мои бедра, она уперлась ладонями мне в грудь. Я резко вошел в нее, намереваясь заставить ее кончить столько раз, сколько смогу до восхода солнца.
Для меня не осталось ничего в мире, кроме ее гладкой кожи и негромких стонов, которые она выдыхала мне в шею. Я скользил в ней, над ней, снова и снова, растеряв все слова и сам потерявшись в ней. Ее бедра двигались в одном ритме с моими. Она приподнялась, прижавшись грудью к моей груди. Мне хотелось сказать ей: «То, что между нами, прекрасней всего, что со мной было. Чувствуешь ли ты то же самое?»
Но слов у меня не осталось. Только инстинкты и желание, только ее вкус у меня во рту и отголоски ее смеха, звенящие в ушах. Я хотел, чтобы этот звук никогда не смолкал. Я хотел стать для нее всем: любовником, спарринг-партнером и другом. В этой кровати я мог быть кем угодно.
— Я не знаю, получится ли у меня, — произнесла она в бесконечную секунду на самой границе оргазма, вцепившись в меня так крепко, что на коже могли остаться синяки.
Но я понял, о чем она, потому что был так же переполнен болезненным желанием и так же не знал, чем все это кончится. Я хотел ее так, что ежесекундно ощущал и сытость, и дикий голод, и мой мозг не знал, как во всем этом разобраться. Поэтому вместо того, чтобы ответить ей или начать уверять, что знаю, как нам быть, я поцеловал ее в шею и, погладив нежную кожу бедра, шепнул:
— Я тоже не знаю, но пока не готов все бросить.
— Мне так хорошо, — выдохнула она мне в подбородок, и я застонал в ответ от сладкой боли, неспособный выговорить ни единого слова.
Я боялся, что сейчас завою.
Я целовал ее.
Вдавливал ее глубже в матрас.
Это безумное блаженство продолжалось, казалось, вечно. Она поднималась навстречу мне, ее рот был горячим и ненасытным, сладким и горьким.
Я проснулся, когда у меня из-под головы выдернули подушку, и Хлоя рядом пробормотала что-то невнятное о шпинате и хот-догах.
Эта женщина, неукротимая в постели, еще и говорила во сне.
Я жадно провел рукой по ее заду, а потом перекатился на бок и взглянул на часы. Было пять с небольшим утра, но нам вскоре надо было вставать, чтобы успеть на восьмичасовой рейс. Как ни жаль было покидать наше уютное гнездышко порока, впереди замаячила реальная жизнь. Я ничего не сделал по работе за всю конференцию и постепенно начинал чувствовать вину перед собственной карьерой, которую столь беспардонно забросил. В последние десять лет вся моя жизнь была посвящена карьере, и, хотя разрушительный эффект Хлои на эту сферу уже не вызывал у меня прежней ярости, следовало сосредоточиться. Настало время вернуться домой, нацепить шляпу большого босса и взять всех виновных на карандаш.
Лучи утреннего солнца пробивались сквозь занавески и омывали бледную кожу Хлои серебристо-серым сиянием. Она калачиком свернулась на боку, повернувшись ко мне. Ее волосы темным водопадом рассыпались за спиной, а лицом она зарылась в мою подушку.
Я понимал, отчего она не до конца верит в возможность наших отношений в реальном мире. Радужный мыльный пузырь Сан-Диего был прекрасен отчасти потому, что здесь не имела значения ни ее работа в «Райан Медиа», ни моя роль в семейном бизнесе, ни ее стипендия, ни наши старые разногласия. Я готов был ринуться в отношения с головой и даже надавить на нее, чтобы четко понять, чего ждать в дальнейшем, — но, возможно, ее осторожный подход был более верным.
Прошлой ночью мы сбросили одеяла на пол и не позаботились втащить их обратно на кровать, так что я мог вволю полюбоваться обнаженным телом Хлои. Сомнений не было — я легко бы привык каждое утро просыпаться рядом с этой женщиной.
Но, к сожалению, времени понежиться в постели у нас не было. Я попытался разбудить ее, сначала положив руку на плечо, затем поцеловав в шею и, наконец, чувствительно ущипнув за задницу.
Хлоя огрела меня по руке прежде, чем я успел ее убрать. И я даже не был уверен, что она проснулась.
— Козел.
— Нам надо вставать и собираться. Мы должны быть в аэропорту чуть больше, чем через час.
Хлоя перекатилась на спину и уставилась на меня мутными глазами. На лице ее отпечатались следы от подушки. Она не стала заворачиваться в простыни, как вчера утром, но и не улыбалась.
— О'кей.
Она села, отпила немного воды и поцеловала меня в плечо, а затем слезла с кровати. Я смотрел, как Хлоя голышом направляется в ванную. Она ни разу не оглянулась. Не то чтобы мне нужен был быстрый утренний перепихончик, но я не отказался бы немного поласкаться и поболтать в постели.
Может, не стоило щипать ее за задницу. Хлоя все не выходила, и, собрав одежду, я постучал в дверь.
— Я иду в соседний номер, чтобы принять душ и упаковать вещи.
После нескольких секунд молчания она ответила:
— О'кей.
— Могу я услышать что-то кроме «о'кей»?
Из-за двери раздался ее смех.
— По-моему, раньше я сказала «козел».
Я ухмыльнулся.
Но когда я стоял уже почти на пороге, Хлоя распахнула дверь ванной и шагнула прямо в мои объятия, обвив меня руками и прижавшись лицом к шее. Она все еще была не одета, а ее глаза показались мне немного красными.
— Прости, — сказала она, быстро клюнув меня в подбородок, прежде чем потянуть вниз для более глубокого и долгого поцелуя. — Просто я нервничаю перед полетом.
Хлоя развернулась и вновь скрылась в ванной, прежде чем я сумел заглянуть ей в глаза и понять, правда это или нет.