Просто любовь - Веббер Таммара. Страница 33

— Ты уже уехала? А я думал, завтра уезжаешь. Думал, мы сегодня поговорим.

Я вздохнула. Захотелось упасть головой на руль, но я вовремя поняла, что идея не блеск: я ведь ехала со скоростью семьдесят миль в час. [11]

— Не понимаю, о чем ты хочешь говорить, Кеннеди.

Похоже, он не отдавал себе отчета в том, сколько было случаев, когда я бы с радостью согласилась его выслушать, сколько было подходящих моментов, которыми он даже не попытался воспользоваться.

— Думаю, я сделал ошибку, Джеки. — Тут я от неожиданности проглотила язык, а Кеннеди, неправильно истолковав мое молчание, добавил: — То есть Жаклин. Извини, все никак не привыкну…

— Что значит «сделал ошибку»? Что ты имеешь в виду?

— Нас. То, что мы расстались.

Я опять замолчала. Мне хотелось обрушить на Кеннеди гневную тираду, но слова прилипли к горлу. Я изо всех сил старалась не слушать университетские сплетни и все равно слышала и видела достаточно, чтобы понять, насколько не монашеский образ жизни вел мой бывший после нашего разрыва. От недостатка женского внимания он явно не страдал. Но видимо, не все девчонки, которые с ним спали, соглашались еще и терпеть его говнистые «настроения», выслушивать его авторитетные умозаключения по всем вопросам, поддерживать его начинания. Это может вынести только любящая женщина. Раньше терпеть, выслушивать и поддерживать Кеннеди входило в мои обязанности. Он меня от них отстранил.

— Почему?

Кеннеди вздохнул. Я вообразила, что сейчас он, наверное, уставился в потолок, убрал рукой пряди со лба и так замер: пальцы в волосах, локоть согнут. Он ошибался, если думал, что я его не вижу: даже при телефонном разговоре все его ужимки были мне прекрасно видны.

— Почему я сделал ошибку? Или почему я считаю, что это была ошибка? — Отвечая вопросом на вопрос, Кеннеди старался выиграть время, чтобы найти выход из непростого положения, — эта его повадка тоже была мне известна. — Такие разговоры легче вести не по телефону…

— Мы встречались почти три года, а ты взял и просто порвал со мной, даже не… ты даже не… — пролепетала я, но потом осеклась, сделала глубокий вдох и сказала: — Может быть, это не было ошибкой.

— Как ты можешь так говорить! — У него еще хватало наглости строить из себя оскорбленного.

— Уж и не знаю, — резко ответила я. — Наверное, так же, как ты в свое время смог сказать, что меня бросаешь.

— Джеки…

— Не надо меня так называть, — процедила я сквозь зубы, чеканя каждое слово.

Он замолчал, и в течение нескольких минут я слышала только шум шоссе. Мой грузовик быстро проглатывал мили, разделявшие два близлежащих городка. Поскольку дело шло к зиме, почти все сельскохозяйственные работы были закончены. Только один огромный зеленый комбайн двигался по хлопковому полю. Я смотрела, как он ползет, и мне подумалось: «Что бы ни происходило с отдельным человеком, жизнь кругом продолжается. В тот момент, когда Кеннеди первый раз меня поцеловал, какая-нибудь другая пара наверняка распалась. А когда он меня бросил, кто-то в кого-то влюбился — может быть, прямо тут же, в моей общаге».

— Жаклин, я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

За каких-нибудь несколько секунд я проехала городишко, большую часть которого занимал внушительный торговый центр. С каждой милей я удалялась от Кеннеди. И приближалась к Лукасу. Вдруг я поняла, что еду к нему, что с первой нашей встречи он стал для меня человеком, с которым мне хорошо и спокойно.

— Ничего, — ответила я на вопрос Кеннеди, — я ничего не хочу от тебя слышать.

Мур был достаточно рассудителен, чтобы не настаивать на продолжении разговора, который зашел в тупик. Поблагодарив меня за то, что я пришла к нему домой в четверг, он пообещал связаться со мной, как только вернется в кампус. Последнюю реплику я оставила без ответа.

Лукас был от меня в десяти минутах езды. Я боролась с желанием написать ему, что тоже приехала. Мои шансы на победу в этой борьбе были невелики.

Я распаковалась и затеяла стирку. Сейчас, пока мало кто успел вернуться из дому, в прачечной нашего этажа было полно свободных машин. А вот завтра все съедутся — и здесь будет аншлаг. Теперь я выбирала такие моменты, когда, чтобы постирать одежду, не нужно было шастать по этажам. Ни в коем случае не пользоваться боковой лестницей вошло у меня в привычку. Я изобретательно обходила это неприятное для меня место, даже если бывала не одна. Моих уловок никто не замечал, кроме Эрин. Во второй раз, когда я сказала: «Ой, я кое-что забыла в комнате! Встретимся внизу», подруга смерила меня проницательным взглядом.

А как-то вечером она напрямую спросила:

— Боишься идти на лестницу, да?

Я в тот момент как раз красила ногти на ногах кроваво-красным лаком. Услышав такой вопрос, я уставилась на кисточку и, стараясь, чтобы рука не дрожала, принялась себя успокаивать: «От кутикулы к краю, от кутикулы к краю…»

— А ты бы на моем месте не боялась?

— Боялась бы.

В следующий раз, когда мы целой компанией направились к боковой лестнице, Эрин уже сама сказала:

— Вот дерьмо! Забыла в комнате кошелек. Джей, пойдем со мной, ключ ведь у тебя, — и, повернувшись к остальным, добавила: — Мы вас догоним через пять минут.

— Раньше парни никогда для меня не готовили.

Лукас улыбнулся. Он нарезал овощи и полил их каким-то соусом, ингредиенты которого только что смешал.

— Вот и хорошо. Значит, ты не будешь возлагать на мою стряпню слишком больших надежд.

Выложив содержимое миски на лист фольги и скрепив края, он поставил этот сверток в духовку, где уже что-то готовилось.

Я потянула носом воздух:

— Мм… Вкусно пахнет. И, судя по тому, как ты ловко управляешься, ты опытный повар. Не хотелось бы тебя пугать, но на этот ужин я возлагаю огромные надежды.

Он включил таймер, вымыл и вытер руки, а потом отошел от столешницы и подвел меня к дивану:

— У нас есть пятнадцать минут.

Мы сели рядом, и Лукас стал изучать мою руку. Он трогал прохладными подушечками мои короткие ногти (я стригу их, чтобы не мешали играть на контрабасе), водил по чувствительным желобкам между пальцами, вертел мою кисть, ласково ее поглаживая. Наконец он медленно нарисовал на моей ладони спираль. Я смотрела на него, как будто загипнотизированная мягкостью его прикосновений.

Пальцы Лукаса скользнули между моими пальцами, мы соединили ладони, и он потянулся ко мне, чтобы усадить к себе на колени. Его губы дотронулись до моей шеи, чуть повыше ключицы. Через несколько минут прозвонил таймер, но я не слышала звонка.

Лукас достал из духовки две отдельные порции, завернутые в фольгу. Внутри свертков оказались куски красного луциана, которого он поймал два дня назад, овощной салат и картошка. Фрэнсис принялся вопить, как пожарная сирена, и не угомонился, пока не получил причитающееся ему угощение. Мы сели за крошечный столик, стоявший возле единственной пустой стены, и я спросила: