Великое колесо - Бейли Баррингтон Дж.. Страница 36

Он потянулся к раздаточному механизму и вытянул карту, которую крепко прижал к груди.

Ему выпало Колесо. Колесо Фортуны.

Не было никакого сомнения в том, что изображение колеса несло в галактической игре под названием «конструкции» определенную смысловую нагрузку — как и в Таро. Правда, данная версия изображения отличалась гиперреализмом — возможно, это была фотография. Так или иначе, на картинке была изображена галактика в форме идеального колеса — возможно, подобное природное образование действительно где-нибудь существовало. Обод колеса был идеальным кругом, а восемь слегка изогнутых спиц сходились в подсвеченной ступице. Галактику окружали волнообразные символы, означавшие бесформенность космического пространства — то же самое, что в колоде Таро означает символ воды.

Стоило рандоматику взглянуть на карту, как очертания комнаты опять стали расплываться; на сей раз неосознанное стремление Скарна войти в карту оказалось совершенно непреодолимым. Пережитые ощущения и возникшие картины, как догадался Скарн, были следствием ходов, сделанных другими игроками. Но теперь, разыграв туза жезлов, профессор ощутил, что снова выходит за рамки игры уже благодаря своему собственному ходу.

Игра довела Скарна до состояния, когда он уже не мог управлять собой и своими ощущениями. Галактическое колесо крутилось, искрилось, сверкало, излучая во все стороны всё новые вероятности. А потом вдруг исчезло, оставив вместо себя оглушительную пустоту.

Но одновременно рассудок Скарна прояснился. Теперь он осознал, что на самом деле в игре не было ничего лишнего и что сама игра представляла собой математическую конструкцию высшего порядка. Это была игра, где сами игроки, подобно картам, являлись лишь деталями общей схемы.

Чейн словно воспарил над карточным столом, взирая сверху на четверых игроков, двое из которых были обычными людьми, а двое других лишь казались людьми благодаря визуальной трансляции. Все четверо напряженно застыли, сосредоточившись на игре. Однако эта мизансцена, несмотря на миниатюрность, оставалась неподвижной лишь секунду, ибо игра была гораздо масштабнее — масштабнее самой комнаты и даже всего астероида. Масштабнее «Великого колеса» и его более могучего двойника — «Галактического колеса».

И масштабнее сделанных ставок, ради которых, собственно, игра и началась.

Скарн все еще пребывал в карте «Колесо». Он обрел способность видеть бесконечно далеко, во мраке перед ним плавали миллиарды раскаленных солнц, миллиарды вращающихся планет. Скарн видел давно умершие планеты, еще не образовавшиеся из газов и пыли, переживавшие разные геологические эпохи, изрыгавшие столбы вулканического пламени, серы и метана, затушеванные грандиозными ураганами и перечеркнутые молниями.

Игра оказалась далеко не абстрактной. Каким-то образом, недоступным для понимания даже такого опытного рандоматика, как Скарн, игра влекла за собой более чем ощутимые последствия. По ходу игры, в строгой зависимости от производимых ходов, во вселенной происходили необъяснимые процессы!

Скарн осознал, что жизнь почти всегда развивалась именно так. Не будь процесса игры, вселенная оказалась бы стерильной — а разнообразие путей, какими могла развиваться природа, было обусловлено разнообразием игровых комбинаций. Почти в каждом случае шла настоящая математическая игра, которую вели противоборствующие носители разума. Они-то и обеспечивали не только первоначальный толчок, но и дальнейшее влияние, благодаря которому жизнь формировалась в том или ином виде.

И хотя это было поистине грандиозное открытие, оно отвлекло Скарна лишь на миг, после чего показалось несущественным, поскольку карта «Колесо» заключала в себе куда больше знаний. Зрелище становилось все более грандиозным. Рандоматик понял, что во вселенной существуют игроки намного более искусные, чем игроки из «Галактического колеса»; существуют еще более сложные и захватывающие игры. Существуют игры, исходом которых оказывается формирование целых скоплений галактик. И, наконец, на фундаментальном уровне имеются игры, формирующие саму основу бытия, выделяющие материальную вселенную из хаотической стихии чистой вероятности.

Эти игры были бесконечными. На каждом игровом уровне располагались в иерархическом порядке силы, сливавшиеся в непостижимых уму комбинациях в море причинности. Дом оказался прав — боги на самом деле существовали. Боги являлись разумными силами, игравшими на более глубоких рандоматических уровнях. Скарну оставалось лишь гадать, не специально ли демонстрировали ему все это, была ли подобная стратегия игры разрешена правилами. Войдя в карту, он сумел виртуозно разыграть ее; но при этом ученого не покидало ощущение, будто что-то пошло не так, будто его восприятие слишком глубоко погрузилось в суть вещей.

И вдруг Скарн очнулся. Он понял, что выпал из структурированного существования, вновь вернувшись в море хаоса. Оно бушевало, порождая числовые комбинации, которые тотчас разрушались. Вытерпеть такое Скарн оказался способен лишь в течение нескольких секунд, ибо к этому времени напряжение достигло такого уровня, что силы изменили рандоматику.

Когда Скарн потерял сознание, появился инопланетянин-исполин, организовавший игру. Обойдя вокруг стола, представитель галактики взглянул на бесчувственного Чейна, который сначала упал на столешницу, а затем мягко соскользнул на пол, растеряв свои карты.

— Кто-то вмешивался в организм вашего друга, — сообщил инопланетянин Дому. — В его кровь проникли инородные соединения.

Поднявшись, Маргарита хмуро уставился на бесчувственное тело партнера.

— Наши враги выработали в его организме наркотическую зависимость, — решился на объяснение председатель «Великого колеса». — Но мои биохимики сумели излечить его.

— Судя по всему, лечение не совсем удалось. По ходу игры вновь проявились некоторые аспекты зависимости. Впрочем, я полагаю, что они имеют временный характер.

— Будучи в таком состоянии, с его стороны просто неразумно ходить с крупной карты, — заметил другой галактический игрок, глядя на «Колесо» — карта лежала на столе лицевой стороной вверх.

Именно эти слова первыми услышал очнувшийся Скарн. При помощи Дома рандоматик поднялся и встал, пошатываясь.

Первые его впечатления после обморока поразительно напоминали ощущения, испытанные им во время джекпота на планете Ио. Все выглядело неестественно объемным. Увенчанное купол ом помещение казалось обширным, точно Солнечная система. Уже не преображенные лица инопланетян, склонившиеся над ним, казались абсолютно чуждыми и громоздкими.

Но на сей раз иллюзия длилась совсем недолго. Скарн взобрался на свой стул, стараясь не качаться.

— Прошу прощения, — пробормотал он.

— В любом случае исход игры нулевой — карты были раскрыты, — заметил инопланетянин. Повернувшись к Дому, он сказал: — Поскольку вашему другу дальнейшее участие в (игре противопоказано, подберите другого партнера. Конечно, вы вправе настоять на прекращении игры — но учтите, |что половина ваших ресурсов перейдет в наше распоряжение.

— Нет уж, будем играть до конца! — запальчиво возразил ^председатель «Великого колеса». — Только в другую игру.

Дом посмотрел на беспорядочно разбросанные по столу карты, после чего опять уставился на гиганта-инопланетянина.

— Я намерен поставить все, что у меня осталось, — но в другой игре.

Представитель галактики насторожился.

— Что это за игра?

— Что-нибудь полегче, не для профессионалов, — сказал Маргарита. — Давайте сыграем во что-нибудь действительно азартное. С максимальными ставками. Подойдет любая игра с шансами «пятьдесят на пятьдесят». Можно, к примеру, подбросить монетку…

Развернувшись на стуле, Скарн с ужасом посмотрел на Дома.

Нет, хотелось выкрикнуть рандоматику, давайте продолжим игру! По крайней мере у нас хотя бы будет шанс. Впрочем, в глубине души Скарн понимал, что другого выхода нет. Только игра по принципу «пятьдесят на пятьдесят» была для них единственным шансом выйти из сложившейся ситуации, ибо представители «Галактического колеса» начинали их обыгрывать.