Замуж с осложнениями - Жукова Юлия Борисовна. Страница 5

Чего я вряд ли умею, я не поняла. У них что, имя как номер телефона, незнакомым не дают? Ужас какой. И что, я капитана вынудила представиться? Господи, да за что ж мне эти дикари?..

Не знаю уж, как должен был подействовать на меня этот их чай, но не подействовал никак. Заваливаюсь спать без задних ног, едва доплетясь до своей каюты, и никакие неразрешенные загадки мне не мешают. Чтоб я дома так спала, честное слово!

Утро начинается с приключений. Встаю, напяливаю какие-то шмотки, которые не глядя сгребла в мешок с лекарствами, выхожу в коридор, чтобы получить у кого-нибудь инструкции, какие порядки тут с завтраком. То есть я его готовить должна или у них какой-нибудь сухой паек предусмотрен? Иду в гостиную (которая, конечно, должна называться кают-компанией, но я блондинка, мне можно). За один поворот дотуда мне попадается навстречу Алтонгирел. Замечает меня, подходит так вальяжно, опирается на стенку над моей головой, зажимает меня в угол.

Ну все, думаю, кранты. До чего же рожа противная. Вроде ничего особенного, длинное такое лицо, нос с горбинкой, большие губы. Но выражение собственного превосходства над миром такое, что аж тошно. Готова на любые извращения, только бы целоваться не полез.

— Иди, — говорит, — детей своих корми.

Смаргиваю.

— Чем?

— Там на кухне все готово, а у нас есть дела поважнее, чем их из кают выгонять.

— Хорошо, — отвечаю, — а где кухня?

Закатывает глаза. Он это любит делать.

— Пошли покажу, — говорит так, как будто уже в пятнадцатый раз показывает.

Какие они разные, эти наемники. Только давайте там правда будет кухня, а не его спальня…

Мои мольбы услышаны, это кухня, а точнее, целая столовая. Меня представляют огромному печному горшку с горячим чем-то. Похоже на рагу, но поди ж его разбери. Пахнет вкусно.

— Дальше разберешься? — снисходительно, как слабоумную, спрашивает Алтонгирел.

Он мне очень не нравится. Но не все же коту масленица, правда?

Киваю.

К счастью, почти все мои дети при вчерашней эвакуации успели похватать сумки, так что им нашлось во что переодеться и даже чем почистить зубы. А я вот очень страдаю по утраченной расческе, не говоря уже обо всяких пемзочках-мочалочках.

Детей не приходится приглашать на завтрак дважды, и тюрю из горшка, оказавшуюся и правда мясным рагу, они лопают с энтузиазмом. Кажется, некоторые из ребят — вегетарианцы, но я и в нормальных-то условиях им не очень потакаю, а уж тут кушают как миленькие. Правда, чье это мясо, не знаю.

Дальше мои дети чинно сгружают тарелки в посудомойку (ну не я же за всеми буду убирать, правда?) и отправляются обратно по каютам. Вернее, это я так думаю. До сих пор они так хорошо себя вели, что я прямо расслабилась.

Однако когда через четверть часа я покидаю столовую с намерением тихо посидеть повязать, внезапно обнаруживаю, что по кораблю носятся с топотом и визгом два десятка молокососов, а кто постарше пытаются пробраться на капитанский мостик, поглазеть, как управляется настоящий наемничий корабль. Гомон стоит дикий, и я в ужасе представляю себе, что мне сейчас скажет Алтонгирел (почему-то именно от него мне кажется наиболее вероятным получить взбучку).

Я кидаюсь собирать своих подопечных и еще через полчаса более-менее сгоняю их всех в ту же гостиную. Но они по-прежнему буянят, стоят на голове, скачут по диванам и норовят разбежаться, стоит мне отвернуться. Расходиться по каютам дети отказываются решительно. Ох уж мне это гуманное воспитание!

Ну я как чуяла, что без Алтонгирела не обойдется! Вот он, красавец, стоит в дверях и с отвращением на всех нас смотрит. Может, этих мелких паразитов хоть его рожа проймет?

Не проняла.

— Здрасьте! — радостно здороваются дети.

— А у вас куртка форменная? — с места в карьер спрашивает один мальчик.

— Продадите? — тут же подхватывает другой.

Я хватаюсь за голову.

— Приструни своих молокососов, — цедит Алтонгирел.

Да я бы с удовольствием, цыпочка.

— Пытаюсь.

— Я сказал, не пытайся, а приструни!

Ах ты гад!

— Если б могла, давно бы уже так и сделала. — Стараюсь сдерживаться. Все-таки мы от них зависим.

Кажется, он осознает, что я бессильна (и это, конечно, роняет мой авторитет в его глазах ниже нуля) и решает попробовать свои силы.

— А ну быстро все по каютам!!!

Эти мелкие гады ржут. Я начинаю бояться. Только в открытый космос не вышвыривай, дядя.

— Ребят, — говорю, — это не смешно. Щас придет капитан и выкинет всех вас за борт, и меня тоже. Тут вам не школа. Нам вообще большую милость оказывают, что домой везут.

Ну человек десять старших слегка посерьезнели. Но это даже не четверть. Остальные принялись шептаться. Я улавливаю реплики: «Настоящий капитан!», «А за бортом очень холодно?», «Меня мама не пустит» — и еще что-то столь же разумное. Господи, да что же делать-то? Ну не умею я с детьми обращаться, когда их так много!

Алтонгирел кривится и выходит из гостиной. Я уже достаточно себя накрутила, чтобы подумать, что он и правда сейчас на нас доносить пойдет. Кидаюсь за ним.

— Послушайте, ну они же не виноваты! Они маленькие, глупые, никогда не были в такой ситуации. У многих это вообще первый полет без родителей!

— А почему меня это должно волновать? — бросает муданжец через плечо.

Кажется, я сейчас заплачу. Кстати, может, так и сделать? На мужиков это иногда действует. Набираю в легкие побольше воздуху, преисполняюсь жалости к себе — и…

— Ну почему вы такой жесто-о-окий?! — Хороший рев вышел, еще и от стен отрикошетило.

Он замирает и оборачивается, как будто увидел привидение. Что, так страшна? Нет, я знаю, что у меня все лицо краснеет, когда плачу, но чтобы так напугать…

Стоим, пялимся друг на друга в полутемном коридоре, я озадаченно всхлипываю, он губами шевелит… и тут между нами распахивается дверь.

Оказывается, мы устроили всю эту пантомиму ровнехонько у каюты капитана. И он, конечно, вышел посмотреть, что тут за шум. Ох, что сейчас будет…

Азамат первым видит обалдевшего Алтонгирела, потом меня с мокрой красной физиономией. Ну вот, и его тоже напугала. Поворачивается снова к моему обидчику, лица его не вижу, но тот отступает на шаг.

—  Я ничего… — начинает Алтонгирел неровным голосом, глядя снизу вверх на возвышающегося над ним капитана. Этот человек умеет робеть?! — Я только… там эти дети очень шумят, я только попросил их… ну, по каютам… Я даже не сказал ничего!

Азамат снова смотрит на меня, я поспешно вытираю слезы. Если Алтону из-за меня влетит, он же меня потом со свету сживет!

— Я… просто… перенервничала, — мямлю. — Извините.

Кто ж их знал, что они такую трагедию из-за меня устроят? Они тут вообще женщин не видят, что ли? Или, может, на Муданге растет какая-нибудь трава, облегчающая ПМС? Я тоже такую хочу!

— Оставь детей в покое, — говорит Азамат Алтонгирелу. На всеобщем, заметьте, вежливый ты мой.

В этот момент со стороны гостиной раздается жуткий грохот и визг. Успеваю заметить, как Алтонгирел, осмелев, иронично поднимает бровь. Мчусь на шум.

Ну конечно, они уронили диван! К счастью, вроде бы никто не пострадал. Врываюсь в гущу, начинаю отчитывать подопечных, вдруг все стихает.

Оборачиваюсь — в дверях стоит Азамат во всей красе: два метра с гаком, в черной блестящей псевдокоже, шрамы на пол-лица. Хмурится, обводя взглядом наше собрание. Дети, как бандарлоги, пялятся на него, затаив дыхание. Похоже, вчера слишком перепугались, чтобы заметить.

— Будьте поосторожнее, пожалуйста, — произносит капитан своим спокойным, раскатистым голосом.

— Да, сэр, — говорит кто-то из старших мальчиков и внезапно запускает цепную реакцию:

— Да, сэр! Да, сэр! — нестройным хором отзываются остальные.

— Вам лучше разойтись по каютам и заняться тихими играми, — продолжает Азамат благосклонно-отеческим тоном.