За любовь (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon". Страница 67

Когда она приехала, он оставался в кабинете. Но она ворвалась в кабинет, радостная, счастливая хотелось просто все выкинуть из головы и забыть, но не получалось, ревность убивала, разъедала, как кислота душу, он не мог молчать! Но даже когда говорил, не верил до конца, ждал ее реакции и дождался…. В тот момент в нем что-то оборвалось, она, словно залезла рукой в его грудь и вырвала вместе с артериями сердце, а потом, подержав в руке, швырнула ему под ноги и все это одной фразой и возмущенным блеском глаз: «Ты что следил за мной?!» И все, пустота, боль и ярость. Удивительно, как он ее и вовсе не убил! Господи, это действительно, правда! Надежды рассыпались как карточный домик. Маски сорваны, спектакль под названием супружеская жизнь окончен! Что он чувствовал теперь, а что человек чувствует, когда его сожгли дотла, наверно только потребность в пище и воздухе?! Только желание выжить и отомстить! У него потребность в мести превыше всего остального. Он будет мстить, будет втаптывать ее в грязь, чем она собственно и является. И она никуда от него не денется! Маркус знал, что, не смотря ни на что, она любит их сына. Хоть за это ей спасибо, иначе в живых бы ее уже не было! Он сыграет на ее материнских чувствах, пусть это жестоко, низко, но она заслужила только такое отношение и такого мужа!

Но все эти мысли не вызывали ничего кроме горечи и тоски, он смотрел на нее спящую, внутри все щемило и болезненно ныло, он ненавидел ее за все, что она сделала с ними, за то, что все испоганила, за то, что он все равно желает ее, за то, что не может без нее, за то, что какой бы шлюхой не была, он любит ее! Медленно протянув руку он, погладил ее лицо, словно прощаясь, она вздохнула и улыбнулась краешком губ. Стало невыносимо, Маркус быстро отпрянул и вышел из комнаты, не чувствуя ее тоскливый взгляд за спиной.

Маркус проснулся рано, подготовка к игре с Баварией требовала много времени и сил, а еще он не хотел видеть ее, но закон подлости никто не отменял. Он как раз шел к машине, когда услышал ее взволнованный голосок, который болезненно отозвался в его душе.

— Маркус! — она бежала из дома в белом шелковом халатике, который обрисовал ее тонкую фигурку и ставшие от холода горошинками соски. Его кинуло в жар, и тут же захлестнула злость, он не мог на нее смотреть, каждый раз как видел ее, перед глазами вставало то видео. Перед глазами, словно калейдоскоп картинок проносились непристойные сцены. Он пошел к машине, стараясь не смотреть на нее, ее синяки и ссадины были ему укором, но он не подавал вида.

— Маркус, прошу, подожди! Я хотела бы поговорить!

— Ты, кажется, не поняла, зайка?! — процедил он снисходительно и с презрением. — Тебе придется забыть слово «хочу», чтобы больше я его не слышал, ты поняла меня?!

Ее губы задрожали, но она продолжала смотреть ему в глаза. Его тошнило от нее, от этой игры в несправедливо обвиненную, когда все доказано, проверено и ей же подтверждено! Вечная жертва!

— Когда я увижу сына?

— Когда научишься не выводить меня и приведешь себя в порядок! — насмешливо ответил Маркус. Она подошла ближе. Не боится сучка! Он уловил аромат жасмина, желание начало нарастать в нем. Он хотел ее! Хотел эту мразь, после того, как она наставила ему рога.

— Мэтти тут не при чем, он скучает по матери. Ты не имеешь право так поступать ни с ним, ни со мной, в конце концов! Я твоя жена, а не скотина!

— Да что ты! А кто запретит мне?! И как это ты вспомнила, что ты моя жена?! Только поздновато не находишь?

— Господи, я ничего не сделала, я ни в чем не виновата…  .

— Нет, конечно, нет, моя милая, ты не виновата, ты просто перебрала, и тебе случайно засадили по самые яйца!

— Ты не поверишь мне да, тебе и не важно, что я скажу, и что сделаю? — прошептала она ему в лицо, слезы катились у нее по лицу.

— Избавь меня от драм, на твои актерские таланты я насмотрелся! — поморщился Маркус, садясь в машину, но она схватила его за рукав спортивной куртки. — Еще раз позволишь себе такое, пожалеешь сука! Соблюдай дистанцию!

— А что мне позволено, Маркус? Давай, скажи, ты ведь теперь мой хозяин получается, я все сделаю, обещаю! У меня слишком короткий поводок! — усмехнулась она горько. Его это задело, он знал, на что она давит, да посрать!

— Ты шлюха, как ты смеешь читать мне мораль, после того как тебя трахало двое ублюдков и этот козел за час до отлета, да и еще неизвестно сколько тебя перетрахало за эти годы?! — заорал он, хватая ее за волосы. Он снова озверел, ярость кипела, жажда сделать ей больно, была невыносимой. Он мечтал, чтобы ей было больнее в сотни раз чем ему! — Да, мать твою, у тебя короткий поводок и будет еще короче или я тебя им придушу, как сучку, если ты не прекратишь играть оскорбленную невинность, меня тошнит от этого спектакля! Еще одна подобная сцена и тебе конец. Мне похер, я буду использовать любую возможность, чтобы тебя уничтожить, а ты будешь облизывать меня, в надежде, что я этого не сделаю! — она содрогалась под его словами и взглядом, рыдала, но его это не волновало, слова были его хлыстом и он хотел забить ими до смерти. — Ты спросила, что тебе позволено?! Так вот запоминай! Тебе. Ничего. Не позволено без моего согласия на то! За каждым твоим вздохом будут следить, и не дай Бог, ты попробуешь обмануть меня! Мэтт будет с тобой, но только шаг в сторону сделай и можешь забыть, что у тебя есть ребенок! Для всех остальных все остается по- прежнему — ты моя жена и мать моего ребенка! Я отдал шесть миллионов за то, чтобы ты оставалась в прежнем статусе и тебе придется очень постараться, чтобы возместить мои убытки, детка! Я тут вспомнил, что ты мне однажды сказала, что совершенно бесполезна для меня и знаешь, это была правда, но к счастью мы узнали, что у тебя есть скрытые таланты! А поскольку кроме, как еб*ть тебя, с тобой и делать нечего, то советую тебе вспомнить, чему тебя научили твои любовники, потому что мне наскучило трахать невинную овечку. Включи фантазию, мне показалось в тебе огромный потенциал! — измывался он над ней, видя, как с каждым словом она становится все бледнее и бледнее. Отлично, этого он и добивался, хотя самому было мерзко и противно! Она дрожала в его руках, захлебывалась слезами, но ему было мало. Он смотрел на ее грудь, прижимая к себе ее тело, он знал, что она заметила его взгляд и нервно сглотнула, отводя глаза. О, давай разыграй скромность!

— Расслабься, дорогая, мы не будем трахаться! Во-первых, я спешу, а во-вторых, у меня нет тяги к сексу на людях! Увы, наши желания тут не совпадают. А ведь я должен был раньше догадаться, что ты это любишь! Ты ведь просто умоляла трахнуть тебя у того фонтана. Какой я дурак, все бы могло быть проще! — он подмигнул ей и скрылся в машине, а она замерла, слезы больше не текли по ее лицу, она просто смотрела на него с болью и обидой.

Маркус так и оставил ее стоять у дома бледную, замерзшую и плачущую! Плачь сука, жалей себя! Он чувствовал удовлетворение и горечь. На тренировке он не мог собраться, Фергюсон рвал и метал, но Маркус был погружен в себя, перед глазами стояла она. Он был в ярости, боль жгла. Он сорвался и чуть не избил кого-то в раздевалке из-за какой-то мелочи. Сэр Алек отправил его с тренировки. Маркус не знал, что ему делать, ехать домой нельзя, он что-нибудь сделает с ней однозначно. Видеть он никого не хотел, поэтому и отправился в свой пентхаус у Гайд-Парка, он так и не продал его, потому как было удобно иметь квартиру в центре города, и сейчас Маркус был этому очень рад. Но когда вошел туда понял, что обстановка давит на него, воспоминания душили, он не мог дышать, внутри все горело, каждая вещь была пропитана ей, каждый уголок в этой гребанной квартире. Черт бы ее побрал! Хотелось на стену лезть от боли. Он быстро прошел к бару, он пил виски, коньяк, водку, было совершенно неважно, что с ним будет, только бы ничего не помнить, ничего не чувствовать! У него получилось накачать себя в хлам, а еще разнести чертову квартиру в дребезги. Он, словно ураган, крушил все, технику, столы, стулья, а фортепьяно с особым удовольствием и болью. Маркус задыхался, ничего не понимал, а когда пришел в себя ничего не ощутил, кроме пустоты. Какое дело до вещей, когда жизнь так же разорвана в клочья?! Все последующие дни до отъезда в Берлин, он жил в этом бардаке, напиваясь, каждый вечер и доламывая, то, что не доломал. Естественно, тренер заметил его состояние и нарушение режима. Алек орал, как сумасшедший, Маркусу было все равно, он чувствовал, что медленно умирает! Он хотел ее видеть и в то же время не мог, он метался как зверь, заключенный в проклятую боль! Через неделю он вернулся с очередной победой и сразу же отправился встречать свою мать с сыном. В аэропорту было все как всегда, но сидеть в лимузине Маркус не мог, он сгорал от нетерпения. Он не видел сына почти три недели, а в свете последних событий, казалось что год! В ожидании он не обращал внимания ни на папарацци, ни на фанатов, а когда из коридора в окружении охраны выбежал его хулиган, то и вовсе забыл обо всех.