Замуж за Черного Властелина, или Мужики везде одинаковы - Славачевская Юлия. Страница 17
— Цветом. Сливаешься с конем. Отличить практически невозможно.
Вздернув бровь еще выше, Кондрад невзначай поинтересовался:
— Совсем?
На полном серьезе рассмотрела обоих, сравнивая человека и животное.
— Почти: масть одна, лишь цвет глаз разнится. Запросто перепутаешь!
— То есть ты бы нас спокойно перепутала? — уточнил приторным голосом.
Уши вянут от подобного бреда. Кто б тебя, ожившую сексуальную мечту, в трезвом уме и здравой памяти со скотиной перепутал? Но есть повод потянуть время, давая Иалоне фору. Сейчас заболтаю тебя, милый, до смерти:
— Как не фиг на фиг!
В зеленых глазах запрыгали смешливые чертенята:
— В спальне ты так не считала.
Угу, я там вообще не в состоянии была думать, бросая все силы на сдерживание полового инстинкта, но столь опасное оружие против себя я в твои руки не дам.
— Ну… коня же на кровати не было, он там не присутствовал, значит, и проблема опознавания не стояла.
Кажется, я его разозлила. Кондрад стремительно шагнул в мою сторону и чуть не напоролся на острие кончара.
— Стой, где стоишь! Я девушка слабонервная, за себя не ручаюсь, в расстроенных «чуйствах» могу ущерб невзначай причинить.
Меня стали ласково увещевать:
— Отдай оружие! А то, не ровен час, порежешься.
Не поняла, я что, на слабоумную смахиваю? Тю-тю-тю, сю-сю-сю. На очереди эксклюзивное предложение слюнявчика и горшка? Придется тебя, милый друг, разочаровать — у меня иные игрушки.
— Не переживай, драгоценный, я умею с ним обращаться.
Судя по изменившемуся выражению глаз, до него лишь в данный момент доперло — я не шучу.
— Что ты хочешь? — Вопрос прозвучал на полном серьезе.
Ой, и чего я только от тебя не хочу, и в разных позициях, прям по Камасутре, типа «Ваня, я ваша навеки!». Но птица «дам-но-не-вам» взмахнула темным крылом.
— Поединок на желание выигравшего.
Тишина и схватка взглядов — серого и зеленого, каждый старался не уступить, не отвести глаз. Кондрад сдался первым и нарушил молчание:
— Ты уверена?
И чего он ждет? Что с радостным криком «Нет!» я брошу оружие и в сиятельные ножки ему паду? А потом? Жизнь в средневековом мире? При условии, что ее оставят, мне могут и «секир-башка» сделать, у них тут все запросто, они презумпцией невиновности мозги не напрягают.
— Абсолютно!
— Если выиграешь, твои условия? — спросил равнодушно и отстраненно.
Чем я тебя зацепила, если ты спрятался за маской безразличия? М-дя, психология никогда не была моей сильной стороной. Эх, Дениса бы сюда, он у нас в этом шарит. А смысл? Любопытство не порок, а средство потянуть время?
— Ты оставишь Иалону в покое!
Оба-на! Как я его! Размер глаз достается по наследству, но зависит от обстоятельств.
— Она тебе настолько дорога? Ты головой готова из-за принцессы рискнуть?
— Ну ты загнул, красавчик! Я же не камикадзе, с тобой на жизнь или смерть биться. Сам подумай, вояка, кто из нас двоих великий полководец? То-то. Нет, условия просты: кто из нас признает себя побежденным, тот и проиграл.
Кондрад некоторое время пристально меня изучал, вызывая неудержимое желание проверить, все ли части одежды на месте. И вдруг, хмыкнув спросил:
— Каков мой выигрыш?
— Тебе решать, — пожала плечами.
Оценив меня взглядом еще раз, он поставил условие, будто гвозди вколотил:
— В случае моей победы ты поедешь со мной!
— За фигом? — изумленно вырвалось у меня.
И зловещий ответ:
— Я тебе потом скажу зачем. Или ты передумала?
Хотела бы, да не могу.
— Ни в жисть!
— Прекрасно! Вернусь через минуту, — поворачиваясь, бросил через плечо.
Ах да! Крикнула вдогонку:
— Милый, кинжал не одолжишь?
— А мои где пристроила?
Развожу руками:
— Пожертвовала на бедность. Прости, не удержалась, очень жалобно просили.
— Ну-ну…
Пока он шастал туда-сюда, я постаралась взять себя в руки и сосредоточиться. К противнику возбраняется испытывать чувства — это заведомый проигрыш. Любая эмоция туманит рассудок, смазывает картину и мешает адекватно оценивать ситуацию, а моя и так не из легких. Одно дело спортивные соревнования, и совсем другое — реальный бой, от которого зависит твоя судьба и результаты которого невозможно оспорить у арбитра. Выбросив все пораженческие мысли из головы и сконцентрировавшись на воле к победе, я была готова к схватке, когда Кондрад вернулся назад и протянул кинжал:
— Подойдет?
Жадно выхватив и внимательно оглядев предложенное оружие, я пришла к выводу, что квилон великолепен, но я буду не я, если не съязвлю:
— Ниче так, сойдет для сельской местности.
На меня иронично воззрились и переспросили:
— Не передумала? Стоит ли так рисковать из-за кого-то?
— Ты за кого больше переживаешь, за меня или за себя? — издевательски прошипела я, широко распахнув глаза.
Ответом стало маловнятное бурчание типа «упрямая, несносная девчонка».
Ну да, я такая, кто ж отказывается?
Отсалютовав, встала в стойку, Кондрад повторил мои действия. Противники готовы к схватке.
— Потанцуй со мной, амиго!
Поединок начался. Первый его выпад и мой уход. Танцуя вокруг противника, я лишь защищалась, не нападая, старалась изучить и понять его систему и тактику боя. Агрессивен, стремителен, расчетлив. Батман-защита. А он удивлен. Так до последнего и не верил в мои возможности. Ух, какой прыткий — на «флеш» пошел. Фигушки, я проворнее. Ну-ка посмотрим, как тебе атака с финтами по вкусу придется. Ушел. Опаньки, не надо на меня «двойным переводом» переть, думаешь, один такой умный? Жалко, на «завязывание» у меня силенок не хватит. Ой, чёй-то ты, красавчик, нехорошее задумал, дай-ка я в контратаку схожу. У-у-у, злыдень, прочухал и контрзащитой ответил? Гм, так мне долго против тебя не выстоять: ни сил, ни опыта не хватит. А если… Я начала ложное нападение и сразу же провела трехступенчатую комбинацию приемов. Поверить не могу — Кондрад открылся! Эй, дружок, ты куда? С дуба, что ли, рухнул? Я не успевала убрать оружие, только перенесла место укола выше, когда он напоролся на клинок. Мамочка! Как в замедленной съемке, я смотрела на падающего Кондрада. Как же так? Я не хотела… Этого просто не может быть…
Треньк. Треньк. Больно!
Резкий удар, жгучая тянущая боль в правом плече и бедре. Черт, они по мне стреляют! Штанина начинает просачиваться кровью. Треньк! Мне крышка. Сейчас нашпигуют стрелами под завязку. Получу посмертный фирменный пирсинг под рваного ежика. Перед глазами все поплыло. Из последних сил крикнула:
— Справились, трусы! Четырнадцать мужиков на одну…
Докончить не успела, получила удар по затылку — и пришла вязкая темнота.
Сознание не имело ни малейшего желания присоединяться к телу, сообщая, что дураков тут нет, ему и снаружи не кисло. Тело не очень-то и уговаривало, поскольку, приблизившись, сознание приносило только боль. Нет, боль, холод и какое-то странное покачивание. Я не мешала спорам между ними, попросту плывя на волнах из болезненной мари: вверх — вниз, вверх — вниз. Мне чудилось: «скрип-скрип, скрип-скрип», порой перед глазами мелькали металлические прутья, но все видения сносило волной муторной боли и опять вверх — вниз, вверх — вниз…
Реальность дрожала и двоилась. Мне то безумно хотелось согреться, и я стучала зубами, как волк из детской сказки, то изнемогала от невозможного, невыносимого жара. Тошнило. На голове и глазах — толстая льняная повязка. Ее иногда снимали, иногда завязывали глаза снова.
Время от времени меня поили какой-то горькой дрянью, укутывали в теплую меховую доху и делали перевязки, намазывая раны сильно пахнущей темной мазью, похожей на деготь. Мне было дурно, так дурно, что я потеряла всякий стыд, отдаваясь в чужие руки. Видела лекаря через раз, и только руки, бережно опутывающие меня новыми чистыми бинтами. «Скрип-скрип, скрип-скрип…»
Отупляющая повторяемость — боль, жар, холод и руки. Горький напиток, несущий желанный покой, мирное забытье без мутных огненных кошмаров, и вновь всплески боли от заново перевязываемых ран. И постоянно при этом невыносимо болела голова…