Мужчина из научной фантастики - Косухина Наталья Викторовна. Страница 35

Я просто «счастлива».

Посмотрев на угрюмое выражение моего лица, адмирал добавил:

– Помните, Мельник, что не бывает плохих команд, бывают плохие командиры.

– Конечно, сэр. Все остальные группы уже знают?

– Им я сообщил через средства связи.

За что же мне такая честь?

Видимо, прочитав в моих глазах невысказанный вопрос, Ремарк ответил:

– У каждого куратора есть любимая группа, которую он выделяет на фоне остальных. В этот раз, это ваша.

И сказав это, он покинул мою скромную обитель, оставив меня обдумывать «радостные» новости.

Когда я приняла душ и расположилась на диване прослушивать лекции, наконец-то пришла Кира.

– Что это ты взялась за учебу? Воскресенье ведь, – первым делом поинтересовалась соседка.

А я, угрюмо посмотрев на нее, поспешила обрадовать одногруппницу новостями. Громова впечатлилась.

– Вот невезение, – подытожила Кира.

– И не говори.

– Только жизнь более-менее устаканилась.

– Покой нам только снился. Так что давай иди кушай и садись за учебу.

– Я вот думаю, как я это осилю?

– А я думаю, как завтра отреагирует на эти новости группа.

Наутро я сообщила группе все новости, рассказанные мне адмиралом, и добавила:

– Напоследок мне было сказано, что наша группа у него «любимая», поэтому я думаю, к нам будет особый подход. И еще: после экзаменов и рейдов начнутся первые отчисления студентов.

После этого я отошла в сторонку и посмотрела на реакцию студентов. А она последовала, хоть и не сразу. Первое мгновение они переваривали неожиданную информацию, а потом началось возмущение. Они ругались, обсуждали новости. Потом настала более глубокая стадия – осознание. Она сопровождалась молчанием, а следом пришла паника. Они начали искать пути решения, которых не было. Ибо в этом заведении есть только один выход – учить.

Но, думая так, я и не представляла, как тяжело мне дастся эта истина, ибо последующий месяц явился для всех просто адом! На лекциях нас загружали информацией и домашними заданиями, завершая начитку за этот год. И, помимо этого, Саймак начал гонять нас по специально разработанным полосам препятствий. Я возвращалась вечером домой совершенно разбитой, где меня ждали домашние задания, которые приходилось делать до самой ночи. А утром – подъем в шесть часов.

И вот, когда мой организм уже начал сдавать от подобных нагрузок, нас собрал Ремарк в той же аудитории, что и год назад, но уже на заключительную лекцию.

– Добрый день, студенты. Я поздравляю вас с окончанием первого года обучения. Начиная с завтрашнего дня, ваша группа уходит на сессию, которая, как уже сообщила старшая группы, состоит из подготовки и сдачи экзаменов и рейдов. После этого кураторами этого года будут подводиться итоги, назначаться стипендии и производиться отчисления студентов. От себя хочу добавить, что при сдаче моих дисциплин пощады не ждите.

И, оглядев нас, спросил:

– Вопросы?

Вопросов не было. Наша заморенная, полуживая группа просто угрюмо взирала на своего куратора, переваривая сказанное.

– Нет? Вот и прекрасно. На этом я с вами прощаюсь. Теперь увидимся через неделю, – сообщил нам Ремарк, ехидно ухмыляясь.

Какая прелесть. Была б моя воля, мы бы вообще не виделись. Что-то подсказывало мне, что экзамены у этого преподавателя будут не самыми легкими.

Не знаю, как для остальной группы, а для меня эта неделя оказалась очень трудной. Одногруппников за это время я, кроме Киры и Джима, не видела. В конце концов я им не нянька, чтобы у них над душой стоять и контролировать. Все, что могла, я для них сделала. Теперь дело за ними.

А сама все это время тренировалась, закрепляла свои достижения, как в области физических нагрузок и тренировок по боевым искусствам, так и в области теоретических знаний. С утра до темной ночи я учила, учила и еще раз учила… вместе со своими друзьями.

Кира мне помогала с этикой, просто проверяя мои знания, Джим – с физическими тренировками, я им – с медициной. Козеро устроил настоящий террор непрофессиональным врачам. Как рассказал мне друг, им сообщили, что за все время обучения им будут даваться лишь начальные знания в этой области, но их лектор проследит, чтобы они были усвоены на «отлично». И в этом году они изучали лишь основы основ. Поэтому моя помощь была неоценима, как и их – для меня.

Неделя уже подходила к концу, как нашу адскую гонку посетили неприятности.

Как-то вечером я возвращалась с тренировки и, входя в бокс, услышала беседу на повышенных тонах. Один из голосов принадлежал Кире, другой – какому-то незнакомому мне мужчине. Разговаривали они так, что не услышать их, находясь в помещении, было невозможно, и даже под душем были слышны их крики. Хорошо хоть с внешней стороны бокс изолирован от шума.

А спор становился все жарче.

– Ты ничего не понимаешь! – особенно громко кричала соседка.

– Я не понимаю? Это ты не хочешь помочь семье, которая тебя воспитала и поставила на ноги.

– Никто из вас меня на ноги не ставил. Все, чего я добилась в жизни, я достигла сама, не прибегая к помощи семьи и к твоей. Я вообще не понимаю, как ты можешь так поступать со мной. Ведь я твоя дочь! И не говори мне, что не знал про привязку ракшей и про генную прививку при заключении брака. Ты врал мне, говоря, что его можно расторгнуть. Врал ради чего? Ради укрепления своего финансового фундамента и усиления влияния. Своего ребенка ты готов был продать за половину планеты с полезными ископаемыми! Какой ты после этого отец? Торгаш!

– Не смей так со мной разговаривать! И что плохого в том, что муж был бы тебе верен?

– Что плохого? Я открою тебе секрет. Эта прививка обеспечивает верность, а не любовь. А я хочу жить полной жизнью. Любить и быть любимой. Понятно? Если нужно что-то получить, попробуй продать себя. Толку по-любому будет больше.

– Мы с тобой поговорим на эту тему, когда ты приедешь в увольнительную.

– А с чего ты взял, что я приеду?

– Кира, не заставляй меня идти на крайние меры.

– Крайние меры? Тебе, папочка, не стоит забывать, что теперь я принадлежу Звездной Академии и мне присвоен статус военного. За какие-либо правовые или насильственные меры в отношении меня у тебя могут возникнуть БОЛЬШИЕ проблемы. И если за эти десять лет ты хоть как-то попытаешься повлиять на сложившуюся ситуацию, я подам петицию на открепление меня от семьи и озвучу причины, вынудившие меня это сделать, в прессе.

– Не вздумай меня запугивать! Молоко на губах еще не обсохло, чтобы ты пыталась со мной тягаться.

– А тебе не стоит забывать, что я твоя дочь и все козыри в моих руках. В наше время не нужно доказательств – достаточно только обвинений. Будешь еще лезть в мои дела напрямую или косвенно, я перестану быть твоей дочерью. Пусть и чисто юридически. И на фоне этого переполощу все грязное белье семьи на людях и смешаю тебя с грязью. Благо есть с чем мешать. Ты меня услышал.

– Не смей отключаться, я с тобой еще не…

Голоса прервались, и я решила перетечь из спальни в гостиную, где и увидела скрюченную на диване Киру. Подойдя и присев перед ней на корточки, я спросила:

– Ты как?

– Плохо.

– Тебе нужно сбросить эмоции. Пошли.

– Куда?

– Увидишь.

Подняв с дивана, я потащила ее в тренажерный зал и засунула в универсальный тренажер, задав тяжелый режим тренировки. И, чтобы поддержать подругу, решила составить ей компанию.

Вот однозначно зря я это сделала. Спустя два часа мы выпали оттуда в одинаково убитом состоянии. Приоткрыв глаза, я посмотрела наверх и увидела склонившегося надо мной Джима.

– Вы что здесь делаете? – спросил друг.

– Закончили тренировку, – ответила я.

– Ты сегодня уже тренировалась. Связки хочешь себе порвать?

– Нет, мы осторожно. Кира, ты как?

– Сейчас мне хуже, чем после разговора с отцом.

– Ну, вот видишь, все уже налаживается.

– Да просто не то слово.

– Что за разговор с отцом? – вклинился Джим.