Музыкальный приворот - Джейн Анна. Страница 11
— Не дай Бог! Это же стыд какой будет. Я лучше признаю Кривоносую эталоном красоты, чем буду слушать такой отстой.
— А мне его жалко. Говорят, он один живет. Хотя я точно не знаю, но….
— Тебе должно быть меня жалко, — перебила Нинка. — Пойдем в кино?
С этого дня эта сумасбродка тщательно готовилась к тому мигу, когда ей выпадет возможность приворожить Кея. Она вовсю улыбалась невысокому, худенькому и нескладному Сеточкину и сходила с ним на свидания целых четыре раза. После каждой встречи она приходила ко мне или звонила по телефону и начинала жаловаться на то, как скучно ей было с этим «писклявым комаром-задохликом». Общественность в университете с недоумением считала, что наконец-то Журавль выбрала себе постоянного спутника. Для всех оставалось загадкой, почему местная красавица-милашка предпочла прочим знатным мэнам столь щуплого и посредственного молодого человека с кафедры журналистики.
Одновременно с этим она делала с помощью Сеточкина себе временное журналистское удостоверение от газеты университета. Газета наша называлась «Созвездие» и выходила каждую неделю. С помощью того же Сеточкина и каких-то его знакомых Нина договорилась о том, что будет присутствовать на пресс-конференции, которую собралась проводить группа «На краю».
Хищница терпеливо ждала свою жертву.
К тому же Нинка обегала кучу салонов, накупила новой одежды и обуви. Меня она тоже терроризировала изрядно. По всем магазинам я ходила вместе с ней и всячески отбивалась от подарков щедрой ко мне подруги. При всем при этом она оставалась спокойной, как удав, а я пыталась над ней подтрунивать, но вывести Журавля из себя так и не смогла.
А еще из-за врожденной вредности Нина решила построить глазки Анатолию, чтобы проверить качество наложенных на него чар. Результат ее обрадовал. Несмотря на то что тот отказался идти с ней в кино, настроение подруги было просто замечательным.
— Вот как классно, правда? — говорила она мне в универе. У нас было окно, и вся наша группа, вместо того чтобы присутствовать на семинаре по уголовному праву, шаталась по всему зданию родного учебного заведения.
— Ага… Невероятно классно. Почти через два месяца экзамены, — грустно проговорила я. — А я вообще ничего не знаю…
— Ох, темнота, — вздохнула подруга, — рядом с тобой я чувствую себя человеком из эпохи Просвещения, попавшего в глубокое Средневековье.
— Чего? Какого еще Просвещения? — Не поняла я.
— О Всемилостивый! Только не говори мне, что ты ничего не знаешь о Просвещении!
— Естественно, я о нем слышала, — задумалась я, — но совсем забыла, когда это было и что там делали.
— Там просвещали таких, как ты, отсталая, — бестактно сказала Нинка и заржала.
— Сама отсталая. — Как назло, мигом вспомнила я об этой эпохе европеской культуры.
Я обиженно стала смотреть в пол, на котором виднелись куски засохшей грязи, — весна в этом году выдалась ужасной.
У Нины память просто зверская. Ей один раз стоит посмотреть на текст или послушать его, как она моментально все запоминает. И на лица у нее память едва ли не фотографическая. Может быть, это и стало причиной ее мстительности — подружка помнила все плохое, что делал ей человек. Один раз, в третьем классе, ее обозвала старшеклассница. Журавль умудрилась запомнить это и когда в прошлом году встретила повзрослевшую обидчицу из школы в университете — та стала аспиранткой, то умудрилась отбить у нее жениха.
— Ну, Катька, даешь! А еще из интеллигентной семьи! — веселилась Нинка.
— Из какой такой интеллигентной семьи? — взорвалась я.
— Ну, мама вас считает интеллигентами, — нашлась тут же девушка. — Она все говорит, а остальные ей поддакивают: какая хорошая, дружная семья у твоей подруги. Интеллигентная! Папа — знаменитый художник, старший брат — дизайнер. Ну, это Леша маме моей представился твоим братом, а она поверила, — пояснила подруга, хорошо передразнивая высокий голос собственной мамы. — И бабушка у них в Союзе писателей России, и дедушка — военный. И Катенька, наверное, такой же интеллигентной будет.
— Не будет, — мрачно сказала я в ответ. Тетя Соня — мама Нинки, почему-то считала нашу семью очень приличной и воспитанной.
— Катенька у нас будет знаменитым адвокатом, — хлопнула меня по плечу подруга.
— Тоже не будет, — огрызнулась я, все еще обиженная на «средневековье».
— У тебя рожа, как у недовольного ежа! — захихикала Нинка. — Запоминай, пока я жива, порядок культурных эпох. Античность, Средневековье, Возрождение, Просвещение. Не позорься больше.
Я поморщилась.
— Ой, не надо лекций мне читать.
— Ути-пути, наш будущий адвокат обиделся, — ласково погладила меня по волосам Нинка и тут же заметила: — Шампунь поменяй.
— Я вообще юристом не хочу быть, — сказала я.
— А на фига ты тогда сюда поступала? — сердито сдвинула умело подкрашенные брови Нинка. — И меня за собой потащила?
— Это ты сама себя потащила. Какая разница? Куда поступила, туда поступила.
Я не стала рассказывать ей о том, что на юрфак меня едва ли не насильно отправил собственный дядя. В то время деканом факультета была одна из его молодящихся любовниц, которая запихала меня на бюджетное место. Если я скажу это Нинке, то она меня точно засмеет. Она, кстати, после школы вообще никуда не хотела поступать и говорила, что будет моделью. Дядя Витя (папа Нинки) категорически заявил, что он в таком случае содержать ее не будет, ведь, по его авторитетному мнению, средняя дочь еще не доросла до каких-то там моделек. Обиженная и обозленная блондинка долго думала, где же будет учиться. Окончив школу с золотой медалью и превосходно сдав ЕГЭ, подруга могла поступить практически куда угодно. Я долго теребила ее, спрашивая, куда она направит свои стопы тридцать восьмого размера (и это при росте 179 сантиметров!), но девушка только отмалчивалась. Я даже на нее за это обиделась и не разговаривала.
Каково же было мое удивление, когда я пришла в университет 1 сентября и первым делом встретила у входа ухмыляющуюся Нинку.
— А вот и я, — сообщила она мне торжественно. — Мне скучно будет одной учиться. Ты рада?
Тогда я и поняла, что испытывают ребята из гоголевской комедии «Ревизор» в последней знаменитой сцене.
А вот родители Нинки подумали, что это я потащила ее учиться на такую серьезную, по их мнению, специальность, отговорив их дочь от сомнительной карьеры модели, и стали относиться ко мне едва ли не как к родственнице.
Подруга продолжала наседать:
— Ну, так я не поняла, ты от нечего делать решила в юристы идти, а?
— Да буду-буду я юристом, — сказала я ей в ответ, и чтобы отвлечь ее внимание, добавила: — Гляди, твоя любимая одногруппница Ольга со своим Анатолием.
Эти двое, держась за руки, прошли мимо нас, ничего не видя и не слыша, — настолько были заняты друг другом.
— Фу, — поморщилась Нинка. — Влюбленные. Аж противно. Вот видишь, как ей повезло, Кривому Носу. Если я это проделаю над Кеем, то он точно моим станет. Увидит и обомлеет.
— Пока что от тебя млеет твой Сеточкин.
— Не напоминай мне об этом выродке человечества! — потеряла привычное хладнокровие подруга и выхватила вдруг у меня из рук бутылку колы.
— А чего вдруг? Все вокруг, между прочим, вас знатной парой считают… — продолжала я.
— В прошлый раз мне пришлось вынести пытку! Этот кадр полез ко мне целоваться! Могильное проклятие. Он даже не знал, что изобрели жвачку! Фу-у-у! — она резко открыла крышку от газированной воды, а та, жизнерадостно шипя, полилась на ее новый светлый свитерок, приобретенный в модном магазине не ранее как вчера.
— Твою ж дивизию, а! — не по-женски выругалась Нинка, нашаривая салфетки в своей новой бездонной сумке. Ее настроение портилось все сильнее. — Что за день сегодня такой? Но ничего, я все ради своего Кея вытерплю.
— Фанатичка ты все же, — я помогла оттереть от колы свитер.
— Завистница.
— Клоунесса.
— Крети… а тебе чего здесь надо? — рявкнула вдруг подруга.