Девушка из грез - Гаврилова Анна Сергеевна. Страница 17
– Госпожа Соули…
Брюнет сделал шаг, огибая столик, где стыл нетронутый чай, и вот тут я поняла – бежать нужно немедленно! И ринулась к двери.
– Госпожа Соули!
Я распахнула деревянную створку и обернулась. Райлен стоял все там же, у столика. И улыбался по?прежнему.
– Госпожа Соули, – понизив голос, сказал брюнет. – До встречи…
– До встречи, господин Райлен, – пробормотала я. Опять вспыхнула.
О Богиня! Я не это имела в виду! Я же… О проклятая вежливость! Проклятое воспитание!
Глава 7
Я проснулась от ощущения чужого присутствия. Глаза открывать не спешила – прислушивалась, искренне надеясь, что это обман, игра воображения. За последние дни пережила слишком много ужасов, и нет ничего удивительно в том, что нервы сдали.
Ладони непроизвольно сжались и вспотели. По спине зазмеился страх. Сердце колотилось все быстрей и быстрей, душа дрожала, а в спальне по?прежнему царила тишина. Но я чувствовала, что кто?то стоит рядом с кроватью и вглядывается в мое лицо.
О Богиня!
Подтянув колени к подбородку, крепко вцепилась в одеяло и снова замерла.
Который сейчас час? Полночь точно миновала, а до рассвета, видимо, еще далеко. Мама… Кто мог пробраться в мою спальню? Кто?
Может, это один из тех, чьи фотографические портреты на последней полосе газеты печатают, с предупреждением и суммой вознаграждения? Или беглый узник лечебницы для душевнобольных – слышала, что некоторые из них особое удовольствие от созерцания спящих испытывают. Или… или еще хуже.
О Богиня! Что делать?
Богиня молчала, зато ночной визитер заговорил:
– Я знаю, что ты не спишь, Соули… Я чувствую твой страх.
Я заорала.
Я орала и не могла остановиться. Даже когда в спальню ворвались двое плечистых слуг с топорами и переносными, очень яркими светильниками. Даже когда мамочка примчалась и сестры. Даже когда стало ясно, что в спальне только свои и меня никто не тронет и не обидит… я орала. Орала, орала и снова орала. И лишь когда крик перешел в хрип, затихла.
– Соули, что случилось? – выдохнула бледная, как выбеленное полотно, мама.
Я зажмурилась на мгновение и снова уставилась на толпу защитников.
Правда была готова сорваться с языка, но очнувшийся разум заставил этот самый язык прикусить.
О Богиня! Что делать?!
Мамулечка, облаченная в полупрозрачную ночную рубашку, в которой приличным замужним женщинам появляться на людях точно нельзя, приблизилась и осторожно села на край постели.
– Соули, дорогая, почему ты кричала? – спросила тихо, но настойчиво.
Я закусила губу. Все еще не могла решить – признаться или соврать.
– Дочь? – тихо позвала госпожа Далира. – Дочь, ты меня слышишь?
– Мне… – Я выдохнула, потом вдохнула, потом снова выдохнула. – Мне кошмар приснился.
В глазах мамы читалась невероятная тревога, тем не менее она нахмурилась.
– Кошмар? И ты поэтому так кричала? – слово «так» госпожа Далира подчеркнула.
Я кивнула, а толпа, наводнившая спальню, выдохнула и зароптала.
Да, понимаю, что все перепугались, но если бы знали как перепугалась я… Впрочем, они уже знают.
– Очень страшный кошмар, – шептала я. – Самый страшный.
– О чем?
Помотала головой. Не могу. Не сейчас.
– Я к близняшкам спать пойду, ладно? Я одна боюсь.
К счастью, возиться со мной прямо сейчас желания ни у кого не было. Домашние предпочли молчаливо удивиться столь странному решению и разойтись. И даже мама рукой махнула, мол, ребенок жив?здоров, а остальное – мелочи.
А вот Мила с Линой запах беды учуяли, но вопросы задавать не спешили. Только когда оказалась в их спальне и бесцеремонно перекинула подушку Лины на постель Милы, дружно прошептали:
– Что?!
О Богиня!
Одеяло, принадлежащее Лине, тоже на Милину кровать переложила – близняшки до тринадцати лет в одной постели спали, да и теперь частенько засыпают в обнимку – так шушукаться и каверзы придумывать удобнее. Так что вынужденное переселение никого не стеснит.
– Это не кошмар был, – пробормотала я, застилая узурпированную кровать собственным одеялом. – Это наяву.
– Что наяву? – продолжали недоумевать сестры.
– Все! – просипела и села, уставившись на близняшек, облаченных в ночные сорочки. Девочки таращили глаза, а у меня комок в горле стоял и сердце колотилось жутко. Наконец я призналась: – Ко мне призрак тетушки Тьяны заявился.
Лица девчонок побледнели и вытянулись.
– Как? – выдохнула Мила.
– А вот так!
Близняшки переглянулись – такие бледные, такие испуганные. А потом на губы Милы скользнула знакомая хитрая улыбочка. Младшенькая тоже просияла. Вздох умиления был слаженным, но тихим:
– Райлен!
Я вспыхнула и выпалила:
– Нет!
Опять переглянусь. Посерьезнели.
– Но Соули, – прошептала Мила, – ты же не хочешь, чтобы тетушка Тьяна разгуливала по дому и всех пугала. Значит, мы должны вызвать Райлена. Отваживать призраков – его обязанность.
– Да, да! – поддержала Лина. – Он обязан приехать и спасти нас!
– Нет! – шикнула я. Близняшки мигом насупились, сощурили желтые глазки, а я повторила медленно и четко: – Райлена звать не будем.
– Почему?
– Потому!
Рассказывать сестрам о своем визите в гостиницу я не собиралась, о неприличных словах мага – тем более. И если первое рано или поздно вскроется, то о втором даже на смертном одре не заикнусь. И поводов думать, будто поверила его возмутительным признаниям, тоже не дам. Как и поводов для встреч!
– Это из?за той ночи? – догадливо протянула Лина.
– И из?за нее тоже.
– Ну… – Мила шумно вздохнула, бросила быстрый взгляд на сестру. – Ну и правильно! Мы гордые и независимые и за парнями не бегаем. Пусть его мамусечка вызовет. Она замужем, ей не стыдно.
Я задохнулась – вот ведь нахалки.
– Тетушка Тьяна мамусечке не покажется. Она по наши души пришла.
Близняшки поджали губы и нахмурились:
– С чего ты взяла?
– Она сама нашептала, пока я на помощь звала.
– А почему к нам? – пробормотала младшенькая.
– Потому что именно из?за нас саркофаг с ее прахом треснул.
– У… – протянула Мила. Потом смачно зевнула и потопала к настенному светильнику.
– Нет! – воскликнула я. Но было поздно…
Пальчики Милы коснулись медной пластины под плафоном. Магический огонек, мерцавший внутри стеклянной сферы, погас. Половина спальни погрузилась во мрак, и из этого мрака донеслось:
– Ну что, доигрались?
Мы сидели на кровати Лины и боязливо жались друг к другу, а в трех шагах, за границей света, металась белесая фигура.
– Бесстыдницы! – звучал неприятный голос тетушки Тьяны. – Позорницы! Это же надо такое удумать! Надо же! И куда только Далира с Анрисом глядят? Куда смотрят?! Ну ладно Анрис! Он человек занятой и важный, но она?то, она! А вы?то, вы! Стыдобища! По ночам с мужиками шастать! У…
Мы молчали. Просто молчали и тесней жались друг к другу. Было страшно. Невероятно страшно! А тетушка продолжала:
– По ночам! С мужиками! Да кто вас после такого замуж?то возьмет? Пастух из дальней деревни? Свинопас? У… Позорницы! Развратницы! Неблагодарные, мерзкие девчонки! Всю семью посрамили! До седьмого колена! У…
Возразить было нечего, поэтому продолжали молчать. Молчать и слушать. Слушать и молчать. Ну и смотреть, как призрак носится по спальне, как тянет руки в желании ухватить, но не может, потому что нас защищает свет.
– Ну ничего?ничего! Я за вас возьмусь! Я вас научу! – продолжала бесноваться тетушка. – Я вам такое воспитание дам – мало не покажется! Шелковыми будете! Бриллиантовыми! По струнке ходить! По ниточке! У…
– У… – дружно поддержали близняшки. Не передразнивали – грустили. Видать, вспомнили ту единственную нотацию, которую госпожа Тьяна при жизни прочла. Вспомнили и вздрогнули.
Тетушка, слава Богине, на другом конце Верилии жила. К нам приезжала редко, но надолго. И выли от нее не только домочадцы – половина Вайлеса. Она и торговцев «воспитывала», и молодых девиц из благородных родов, и женщинам советы раздавала, и отцам семейств. Но, что интересно, все в рамках этикета, так что отделаться от заезжей всезнайки не могли никак.