Девушка из грез - Гаврилова Анна Сергеевна. Страница 36
Не в силах вынести этот бред, перевернулась на живот и спрятала голову под подушку. Но голос мамы и там достал:
– Ладно, доченька! Не буду тебе мешать! Спи!
Сказано это было конечно же на весь дом. И, естественно, едва госпожа Далира ушла, в спальню ввалились сестры – еще в ночных сорочках, но уже бодрые. Я встретила их всклокоченной головой и широко распахнутыми глазами – только?только из?под подушки вылезла.
Вчера, после нашего с Райленом танца, девчонки глядели на меня как на дождевого червя. Самого жирного и уродливого. А на все попытки заговорить реагировали возмущенным фырканьем. Поэтому, обнаружив на лицах близняшек по?щенячьи радостные улыбки, я поудобнее перехватила подушку и приготовилась визжать – слишком резкая, слишком подозрительная перемена. Не к добру!
Мила неторопливо прикрыла дверь, обменялась с Линой заговорщицким взглядом. Потом сестрицы дружно шагнули вперед, вытянулись, как кадеты на параде, и младшенькая заявила:
– Соули, мы тебя простили.
«А…» – хотела сказать я, но прикусила язык. Просто так, на всякий случай.
– Да, – поддержала старшенькая, вздернула подбородок еще выше. – И вообще, мы решили, что… ну…
Лина толкнула сестрицу локтем и та наконец призналась:
– Мы решили, пусть он твоим будет!
– Дарим! – торжественно добила Лина.
О Богиня! О Богиня!
Видимо, на моем лице отразилось нечто запредельное, потому что девчонки вдруг посерьезнели, в желтых глазах вспыхнуло неподдельное беспокойство. Или все?таки жалость?
– Соули, да не переживай ты так! – Мила подскочила к кровати. – Мы обязательно справимся с этой потерей. Ну разве что чуть?чуть, самую малость, пострадаем. И все.
– Первая любовь всегда трагична, – философски заметила Лина. – Ну или почти всегда.
– О да! – В голосе старшенькой прорезался восторг. Сестричка схватилась за левую грудь и воскликнула: – Наши сердца разбиты!
Лина перебила строгим:
– Мила, мы должны страдать! Сделай лицо посерьезней, а?
– Не могу, – прощебетала вторая нахалка. – Я так за Соули рада!
Младшенькая закатила глаза, а я… я завыла. Тихонечко так, в подушку.
– Мы даже козней вам строить не будем, – сообщила Мила.
– И даже поможем! – важно кивнула вторая.
Я взвыла громче. Гораздо громче!
– Ладно, она, кажется, в самом деле еще не проснулась, – со вздохом заключила Лина. – Пойдем, что ли, чаю пока попьем…
– Ага, – тут же согласилась старшенькая и бодро ринулась к двери.
– Стойте!
Близняшки дружно обернулись и замерли.
– Вы мне только одно объясните… Почему?
– Ну… – многозначительно протянула Лина, а Мила пожала плечами и сказала:
– Во?первых, мы так и не придумали, как его делить. Во?вторых, он все?таки староват…
– А в?третьих? – осторожно спросила я.
– В?третьих, после вчерашнего о вашей любви весь город шепчется. – Лина заметно поморщилась. – А со сплетнями, знаешь, как трудно бороться? Проще уж все как есть оставить.
– Ага! – радостно поддержала старшенькая и первой выпорхнула за дверь.
Последний довод озадачил не хуже упавшего на голову бревна. Я даже возмутиться не могла не то что вслух – в мыслях! Просто сидела на кровати и ресницами хлопала, все надеялась – еще немного, еще чуть?чуть и… проснусь. Очнусь от самого жуткого кошмара в жизни.
Примерно через четверть часа стало окончательно понятно – нет, не сон. Явь!
Явь, в которой Райлен проявил благородство по отношению к господину Данду, сестры в очередной раз окатили помоями, а толпа городских сплетниц нашла мне если не жениха, то возлюбленного точно.
О Богиня! За что?!
Я устало откинула одеяло и поднялась с постели. Потянулась, мысленно проклиная всех и вся, и поплелась к комоду. Выдвинула верхний ящик и тут же задвинула… Просто… просто на комоде лежал бумажный журавлик, пойманный на балу.
Раньше я гадальных птичек сразу разворачивала, а вчера испугалась – после всего, что случилось на приеме, я бы не вынесла плохого предсказания. А на хорошее уже не надеялась. Стоит ли надеяться на добрые слова теперь? Понятия не имею… Но не бросать же несчастного журавлика в мусорную корзину?
Привычным движением вскрыла магическую печать, развернула послание и вчиталась в бездушные типографские буквы: «Тот, кто тронул Ваше сердце, любит Вас. Даже не сомневайтесь».
Никогда прежде не чувствовала себя настолько… странно. У меня как будто крылья выросли, только какие?то куцые и слабые. С такими разве что со шкафа прыгать, и то на мягкое. Сердце беспрестанно ныло, душа металась, не в силах разобраться, что происходит, я тоже металась и отчаянно пыталась это скрыть.
Журавлик растревожил сильней, чем все слова и поступки Райлена вместе взятые. Нет, понятно, что гадания – это несерьезно, но что, если он… что, если он в самом деле любит? О Богиня… но это же невозможно. Вернее, только это и возможно. Нас могут связывать чувства, и ничего больше. Может, госпоже Флер и отшибло разум, но я?то еще помню – герцоги абы на ком не женятся. А без свадьбы… Нет, я слишком люблю родителей, чтобы позволить себе поддаться очарованию черных глаз, невероятной улыбки и оказаться во власти таких сильных рук, от одного воспоминания о которых… О Богиня! О чем я думаю?!
– Соули, с каких пор ты кладешь в чай десять ложек сахара?
– А?!
Я подпрыгнула на стуле и во все глаза уставилась на отца. Это именно он про сахар спрашивал.
– Анрис, прекрати, – благодушно отозвалась мама. – Разве не видишь – девочке не до тебя…
Папа чуть заметно ухмыльнулся и вновь уткнулся в газету. В конце обеда, когда подавали десерт, он всегда развлекался чтением.
Мама в этот раз тоже читала… журавлика. То ли третьего, то ли четвертого. И постоянно подхихикивала, бросая на меня быстрые, недвусмысленные взгляды.
И только близняшки занимались тем, чем положено, – поглощали пирожки и шумно прихлебывали из чашек.
Я с отвращением поглядела на полную ложку сахара, но все?таки высыпала ее в чашку и размешала. После, невероятным усилием воли, нацепила на лицо беззаботное выражение и попробовала напиток. Увы, отец не соврал. Нет, это уже не чай, но пить все равно нужно, чтобы лишних вопросов не задавали. Пусть считают, что так и задумано.
Едва сделала второй глоток, в приоткрытое окно влетел еще один бумажный журавлик и, совершив круг почета, важно опустился на белую скатерть. Четко перед мамой. Госпожа Далира проворно сцапала птичку, взломала печать и погрузилась в чтение. А отец оторвался от газеты, спросил:
– Так когда свадьба?
– Накануне Дня осеннего равноденствия, – вчитываясь в послание, пробормотала мама.
– А не поздновато? Может, перед Солнцеворотом?
– Нет, – все так же не отрываясь от журавлика, отозвалась мамулечка. – Он же поухаживать должен…
Губы господина Анриса растянулись в невероятной улыбке, а глаза блестели до того хитро, что любой лис позавидует.
– В Вайлесе? Или все?таки в Даоре?
– Конечно, в Вайлесе! – возмущенно воскликнула госпожа Далира и таки отлепилась от заветной записки.
Отлепилась, взглянула на папу и покраснела… ну почти как я, когда Райлен коленку «лечил». А отец все?таки не выдержал, прыснул.
– Анрис!
Мир содрогнулся от мощного, басистого хохота.
– Анрис!
Но папа остановиться уже не мог – хохотал, неустанно смахивая слезы.
– Анрис, перестань немедленно! – Мамулечка даже вскочила, и кулаком по столу стукнула. Ее смущение сменилось злостью, и я, кажется, догадалась почему – мама поняла, что заигралась.
– А дату кто назначил? – продолжал веселиться господин Анрис. – Госпожа Флер? Или госпожа Дюи?
Мама поджала губы и гордо вздернула подбородок.
– А имя первенцу вы уже придумали? – не унимался отец.
– Анрис!
– Молчу?молчу! – притворно испугался он, даже руки над головой поднял.
Госпожа Далира чинно опустилась на стул и уставилась в чашку. Отец тоже посерьезнел.
– Далира, объясни пожалуйста, с чего вы взяли, что Райлен женится на Соули?