Профессия: ведьма - Громыко Ольга Николаевна. Страница 29

Пристойного определения «этой» истица подобрать не сумела.

– Это точно ваша корова? – уточнил Лён.

– Вот те крест!

Крест вампиру меня позабавил.

– Му-у-у-у! – согласилась корова.

– Верю, – подумав, сказал Лён. – Версия номер два?

Ответчица с готовностью перехватила эстафетную палочку.

– Иду я как-то по лесу, слышу – корова мычит. Жалостливо так мычит, словно на помощь зовет. Я – к ней. Гляжу – свалилась, болезная, в овражек, стоит по брюхо в грязи, уже и выбраться не пытается, так ослабела. Сколько я намучилась, пока ее вытаскивала, потом две недели выхаживала, ночей не спала. Умерла она для прежней хозяйки, распустехи ленивой – та даже искать скотину не пыталась, а как через соседский плетень заприметила, крик подняла: караул, ограбили!

Корова замычала с той же охотой, умоляя Повелителя поскорее разобраться с правом собственности и отпустить несчастное животное на дойку.

– Так оно и было, – констатировал Лён.

– Кто ж она, как не воровка? – не сдавалась истица. – Порядочная вампирша, прежде чем цыпленка приблудного в своем курятнике запереть, всех птичниц окрестных расспросит. А тут слыханное ли дело – дойную корову со двора свела!

– Следить надо лучше за скотиной!

Перепалка возобновилась. «Скотина» тоскливо ей внимала.

– Тихо, уважаемые, тихо! – запротестовал Лён.

– Резать ее вроде жалко, молодая еще, доится прилично, – пожаловалась истица.

Лён заметно смутился, расставаясь с идеей поделить корову механическим способом.

– Скажите, а бык, он того… успел? – неожиданно для самой себя поинтересовалась я.

Корова зарделась.

– Да вроде бы, – неуверенно ответила первая владелица.

– Так она, выходит, стельная? – продолжала я, воодушевляясь. – Пускай тогда истица забирает принадлежащую ей корову, а когда родится теленок, отдаст его ответчице. В качестве премиальных за спасение коровьей жизни.

Лица и морды присутствующих просияли и с надеждой обратились к Лёну.

– Быть по сему, – без колебаний согласился Повелитель.

Корова облегченно облегчилась.

Последовала немая сцена, доставившая мне несказанное удовольствие. Внеся свою посильную лепту, корова с достоинством развернулась и покинула место действия.

Неуловимо потемневшие глаза Повелителя заставили вампирш развить бурную деятельность по устранению конфуза. Лён деликатно молчал, что еще больше нагнетало обстановку. По Дому Совещаний пополз сладковатый душок, милый селянскому сердцу.

– Я хотела бы с вами поговорить… Наедине, – сжалилась я.

– О… да, конечно! – встрепенулся Лён.

Мы наперегонки бросились вон из Дома, оставив дверь нараспашку.

– Изумительно, – пробормотала я, жадно глотая свежий воздух. – Я видела мировых судий, берущих взятки деньгами, продуктами и натурой, но навозом вроде бы еще никто не расплачивался!

Лён мигом отбросил суровую личину вершителя судеб и улыбнулся – задорно, как мальчишка.

– А неплохо у тебя получилось. Не хочешь денек поработать моей советницей?

– Ни за какие коврижки, – отмахнулась я, – чтобы потом неделю страдать от бессонницы, гадая, то ли насоветовала? Я надеюсь, они не солгали насчет коровы – может, стянули у кого-то третьего, а теперь не знают, кому больше причитается – кто веревку отвязывал или кто на стреме стоял?

– Насчет этого можешь не беспокоиться. Меня невозможно обмануть. Как невозможно не думать.

Все у меня внутри перевернулось и захолонуло от жуткой догадки.

– Ты… так ты и есть… телепат? – ахнула я.

– Абсолютный, – просто сказал он. – Мысли, память, подсознание, чувства, звуковые, вкусовые и зрительные образы. Полное подключение, леший бы его побрал!

– Ну почему же? – выдавила я. Вот так влипла! Нет, если какое-то дело нужно испортить, лучшего порчуна, чем я, не найти во всей Белории. Не только делами, но и мыслями на всю Догеву ославилась!

– Нет-нет, – поспешил успокоить меня вампир. – Кроме меня, никто в Догеве телепатией не владеет. Все строго конфиденциально, иначе ко мне никто бы не приходил. И, честное слово, я тебя почти не читал!

Почти! Все, я покойница…

– Я пойду, пожалуй, – пролепетала я, затравленно озираясь по сторонам.

– Постой! – Лён ухватил меня за руку, развернул к себе лицом. Я отвела глаза. – Не валяй дурака, я ведь не чумной. Ну что ты так испугалась? Ты же магичка, среди вас телепатия в ходу. Думаешь, Учитель ею не пользуется?

– То Учитель. – Я попыталась высвободить руку, дернув локтем, но Лён не отпускал, впившись, как клещ.

– Какая разница?

– Большая. Я знаю, когда он это делает, а ты… ты просто низкий воришка!

– Почему это? – опешил вампир.

– Потому что все, кто берут чужое потихоньку и без спросу, воры! Не важно, что – деньги, вещи, мысли. А я-то тебе доверяла… Больше, чем Учителю… – вырвалось у меня. И это было правдой. Я вообще никому не доверяла. Чем больше ты доверился человеку, тем больший у него соблазн тебя предать.

– Ну Вольха… – Ей-богу, он чуть не плакал! Теперь, когда я поняла, что происходит, я наконец вычленила из своих мыслей легкий ненавязчивый шепоток, который немудрено было принять за внутренний голос. Он-то и вызывал непривычное мне чувство внутреннего покоя и уверенности. Как будто разговариваешь сама с собой. А уж от самой себя меньше всего ждешь подвоха. Грубое, откровенное проникновение Учителя и других наставников в мой разум никогда не проходило незамеченным, будучи редкостно неприятным. Словно я устроила развеселый девичник в женской бане, а туда в самый разгар потехи ввалилась ревизионная комиссия в официальных костюмах и равнодушно оприходует шайки и веники. Это отбивало у меня охоту общаться подобным образом. Можно поговорить вслух, если так уж приспичит.

Но тогда не добьешься такого слияния душ. Ведь не всякую мысль можно выразить словами. Разве опишешь, например, свои ощущения от путешествия по реке в утлой лодчонке, в грозу, когда молнии серебристыми змейками скачут по воде, а струи теплого дождя кажутся стеблями пшеницы, чьи колосья собраны в низкие пушистые облака? Когда из воды за кормой внезапно вырастает зеленоватая шея водяного змея, увенчанная приплюснутой головой с алыми задумчивыми глазами и так же беззвучно погружается в воду?

Не перескажешь. Не сумеешь. Тебя просто не поймут. Ну плыла. Ну видела. Вместо того, чтобы проникнуться восторгом, твой собеседник недоуменно спросит: «У тебя с головой все в порядке? Так же утонуть можно»! Ну конечно, можно. Потом я долго искала того паршивца, что отвязал лодку, пока я рвала остролист для гербария. Спасибо русалкам, отбуксировали ее к берегу.

Лён бы меня понял. Не задавая дурацких вопросов, он проплыл бы со мной этот путь, любуясь стройными соснами по обрывистым берегам реки, смахивая с лица пресные сладковатые капли и осторожно погружая весло в бурлящий поток. Воду, так уж и быть, я бы вычерпывала сама.

И я поняла, на чем зиждется догевское правосудие. На уверенности, что правда восторжествует, потому что солгать судье невозможно. Преступность в Догеве нулевая. Ругаются тоже редко – скажем, разошлись муж с женой во мнениях и, вместо того чтобы хвататься за сковородки, бегут к Лёну. Его решения никогда не оспариваются – ему же виднее. Кого Повелитель сочтет виновным, тот и извинится. Мир и порядок, все довольны и счастливы. Если Повелителя не станет… да они же перегрызутся, как люди!

И, хорошенько поразмыслив, я его простила. Зря, наверное.

Глава 16

Я так увлеклась свободным творчеством, что не заметила, как стемнело. Крина предупредительно зажгла и поставила на стол трехсвечный канделябр. Под шелест пламени дело пошло еще прытче. Второе перо сломалось и посадило в центр свитка кляксу. Я не обращала внимания на подобные мелочи – главное, накарябать черновой вариант, а уж в Школе перепишу набело. По горькому опыту я знала – пиши пока пишется, потом может не быть ни времени, ни вдохновения, необходимого даже при ловле блох. Дело спорилось, но не двигалось к концу ни на йоту. Переизбыток вдохновения тоже вреден. В том, что моя курсовая представляет огромный интерес для науки, я не сомневалась. Но мне хотелось сделать ее интересной и доступной для широкой публики, поэтому факты частенько перемежались с описанием природы, погоды и моих ляпсусов. К концу третьего свитка (объем курсовой – два) я поняла, что зерно брошено в благодатную почву, которая при правильной культивации может взрастить солидный магистерский трактат. Это нисколько не охладило моего энтузиазма. Отложив перо и разминая пальцы, я погрузилась в сладостные мечты о славе, которая, конечно же, придет ко мне после защиты и опубликования моего пухлого труда. Меня будут узнавать на улицах. Меня будут цитировать наизусть. Меня будут приглашать на международные и межрасовые конференции, а я – отнекиваться со скучающим видом. Помакав перо в чернильницу, я с новыми силами набросилась на прижизненный памятник себе, любимой.