Мое ходячее несчастье - Макгвайр Джейми. Страница 42

Я приподнялся над ней. Трусы еще оставались на мне, но я и сквозь них чувствовал ее кожу. Она была такая теплая — мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сдержаться. Я ощущал под собой обнаженное тело Эбби и готов был проникнуть внутрь даже через ткань.

— Голубка, — пробормотал я, — не обязательно делать это сегодня. Я подожду сколько нужно.

Эбби потянулась к верхнему ящику моей прикроватной тумбочки, достала оттуда шуршащий полиэтиленовый пакетик и разорвала его зубами. Можно было не сомневаться: это зеленый свет.

Высвободив руку, я стащил свои боксеры и резко отбросил их в сторону. Мое терпение кончилось. Теперь я мог думать только об одном. Натянув на себя кусочек латекса, я прикоснулся бедрами к бедрам Эбби.

— Посмотри на меня, Голубка, — выдохнул я.

Взгляд ее больших круглых серых глаз устремился на мое лицо. Все это казалось невероятным. Сбывалось то, о чем я мечтал чуть ли не с тех пор, как впервые увидел Эбби. Я нежно поцеловал Голубку, наклонив голову набок, а потом напрягся и, подавшись вперед, вжался в нее так бережно, как только мог. Немного отстранившись, я взглянул ей в глаза. Ее колени сжимали мои бедра мертвой хваткой, и она сильнее, чем раньше, прикусила губу, но рук с моей спины не убрала, даже, наоборот, обняла крепче. Я вошел в нее еще раз, она зажмурилась.

— Смотри на меня, — прошептал я, целуя Эбби терпеливо и мягко.

Она тихо застонала, потом вскрикнула. С каждым звуком, который она издавала, мне было все труднее сдерживать свое тело. Наконец Голубка расслабилась, и я задвигался более ритмично. Чем быстрее становились мои движения, тем меньше я себя контролировал. Я трогал ее кожу, целовал и облизывал шею, щеки, губы. Она прижимала меня к себе, и с каждым разом я проникал в нее немного глубже.

— Я так долго этого хотел, Эбби! Мне нужна только ты, больше ничего… — выдохнул я ей в рот и, одной рукой схватив ее за бедро, приподнялся на локте.

Мой живот легко скользнул по Голубкиной коже, уже увлажненной нашим смешавшимся потом. В какой-то момент захотелось перевернуть Эбби, чтобы оказаться под ней, но возможность видеть ее глаза сейчас была для меня важнее оригинальности. Когда я уже подумал, что это может продолжаться всю ночь, Голубка вдруг вздохнула:

— Трэвис…

Услышав, как она произнесла мое имя, я окончательно потерял контроль над собой и задвигался быстрее, напрягшись каждой мышцей. Наконец я застонал, несколько раз вздрогнул и остановился.

Поднеся нос к Голубкиной шее, я сделал вдох: она пахла потом, кремом для тела… и мной. Черт, как же это было здорово!

— Ничего себе первый поцелуй! — сказала Эбби.

Я оглядел ее усталое, довольное лицо и улыбнулся:

— Твой последний первый поцелуй.

Она моргнула, а я упал рядом с ней на матрас и положил руку на ее обнаженную талию. Теперь я уже не содрогался при мысли о наступающем утре: завтра мы, вместо того чтобы, с трудом скрывая горечь, упаковывать Голубкины вещи, сможем вволю выспаться, поваляться в постели, а потом вместе прожить день — первый день наших новых отношений. Все это казалось мне райским блаженством, и больше я ни о чем не мечтал. А каких-нибудь три месяца назад я бы не поверил, что буду так радоваться подобной перспективе.

Перед тем как уснуть, я облегченно, с наслаждением, вздохнул. Рядом со мной лежала Эбби — вторая женщина в моей жизни, которую я полюбил.

ГЛАВА 16

ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

Паника охватила меня не сразу. Прежде чем рассеялась сонная дымка, дававшая мне ощущение ложного покоя, я вытянул руку, провел ею по простыне и, не найдя Эбби, почувствовал лишь легкое разочарование, которое сменилось любопытством.

Я подумал: она в ванной или ест свою овсянку на диване. Только что она отдала мне свою невинность, а до того потратила кучу времени и сил, пытаясь внушить себе, будто испытывает ко мне исключительно платонические чувства. Все это чего-нибудь да стоило.

— Голубка? — позвал я, приподняв голову, но не вставая с кровати, в надежде на то, что Эбби придет и снова ляжет ко мне.

Но прошло несколько минут, а она не появлялась. Тогда я сел. Ничего не подозревая, надел трусы, которые вчера отшвырнул в сторону, нырнул в футболку, прошлепал по коридору в ванную и постучал. Потом приоткрыл дверь. Там было тихо, но я все равно позвал:

— Голубка?

Заглянув внутрь, я, как и следовало ожидать, обнаружил только темноту и пустоту. Пошел в гостиную, все еще не сомневаясь, что Эбби сидит на диване или завтракает на кухне. Но ее нигде не было.

— Голубка? — опять крикнул я, ожидая ответа.

Беспокойство росло, но я пока отказывался поддаваться ему, не зная, что произошло. Протопав к спальне Шепли, я без стука вошел.

Америка лежала рядом с Шепом, а он обнимал ее, как я сейчас должен был обнимать Голубку, если бы она не исчезла.

— Ребята, вы Эбби не видали? Не могу ее найти.

Шепли приподнялся на локте и потер глаз кулаком:

— А?

— Эбби, — повторил я, нетерпеливо щелкнув выключателем. Америка с Шепом вздрогнули. — Вы ее видели?

В моем мозгу закрутились разнообразные сценарии происшедшего, и все они в большей или меньшей степени внушали тревогу. Может, Голубка повела Тотошку гулять и кто-то на нее набросился и похитил или она упала с лестницы? Но Тотошка, постукивая коготками, бегал по коридору, так что этот вариант отпадал. Может, она спустилась вниз, чтобы взять что-нибудь в машине Америки?

Я бросился к двери и огляделся. Потом сбежал по ступенькам, осмотрев каждый дюйм пути от квартиры до парковки. Ничего. Голубка как будто испарилась.

Шепли вышел на порог, щурясь на свету и ежась от холода:

— Она рано проснулась и захотела поехать домой.

Я в два прыжка поднялся по лестнице, схватил Шепа за голые плечи и, заставив его попятиться, припер к стене. Он вцепился в мою футболку, сердито и удивленно посмотрел мне в лицо.

— Какого… — начал он.

— Ты отвез ее домой? В «Морган»? Среди ночи? На хрена?

— Она меня об этом попросила.

Я опять толкнул Шепли на стену. Закипавшая во мне ярость начинала брать верх над разумом. Америка, с растекшейся тушью на лице и всклокоченными волосами, вышла из спальни, на ходу завязывая поясок халата.

— Какого черта у вас тут творится? — спросила она, застыв при виде меня.

Шепли высвободил руку и сделал предостерегающий жест:

— Мерик, не подходи!

— Она была расстроена? Плакала? Почему уехала? — проговорил я сквозь зубы.

Америка сделала шаг вперед:

— Эбби просто не любит прощаться. Поэтому, Трэвис, я нисколько не удивилась, что она решила уехать, пока ты спишь.

Не отпуская Шепли, я посмотрел на Мерик:

— Она… плакала?

Сначала мне представилось, как Голубка содрогается от отвращения, жалея о том, что позволила засранцу, на которого ей наплевать, лишить ее невинности. Потом я подумал, что, наверное, случайно причинил ей боль.

На лице Америки страх сменился замешательством, а замешательство — злостью.

— Чего ради, Трэвис? — выпалила она. Судя по интонации, это был вызов, а не вопрос. — Чего ради ей расстраиваться и тем более плакать?

— Мерик, — проговорил Шепли, пытаясь ее остановить.

Но она продолжала наступать:

— Что ты с ней сделал?

Я отпустил Шепа и повернулся к его девушке, но теперь он схватил меня за грудки.

— Она плакала? — не унимался я.

Америка покачала головой и сказала, переходя на крик:

— Она была в порядке! Просто захотела домой! Что ты с ней сделал?

— У вас что-нибудь случилось? — спросил Шепли.

Я, не думая, развернулся и ударил кулаком по стене в нескольких сантиметрах от головы Шепа. Мерик вскрикнула, прикрыв рот рукой:

— Трэвис, прекрати!

Шепли схватил меня за локти и приблизил ко мне лицо.

— Позвони ей! — рявкнул он. — Успокойся, черт тебя подери, и позвони Эбби!

Америка легко пробежала в другой конец коридора и вернулась с телефоном в протянутой руке: