Все не так, как кажется... - Завойчинская Милена. Страница 38

— А что случилось потом?

— Потом? Дагорн правил и все меньше нуждался в ее помощи и советах, и императрица-мать отошла в сторону. Долго так было, много-много лет. Больше сотни, наверное. А потом леди влюбилась в своего телохранителя. Скандал был ужасный… Императрица-мать и обычный молодой аристократ. Пусть и наследник древнего рода, но… Сама понимаешь…

Я понимала. Это не просто скандал, это позор. Причем позор не в том, что еще молодая и красивая женщина завела любовника, а в том, что это стало известно.

— А этот парень ее украл! — Тут Грег тихо рассмеялся. — Все-то думали, что ему нужна власть и он пользуется благоволением леди. Она ведь была старше него на бессчетное количество лет, хотя все так же красива. А он на самом деле любил ее. И выкрал. Их больше года искали. А когда нашли, оказалось, что они втихаря поженились, причем в храме, а не по светским законам, так что брак нерасторжим. Более того, леди была беременна. Короче, дяде Дагорну ничего не оставалось как принять ситуацию и лично проследить за тем, чтобы брак леди Агарны и Рэдерика даль Техо был зарегистрирован юридически. И родился Себастьян.

— Ничего себе…

— Да. Дядя официально признал его перед всем светом как своего младшего брата, но без права наследования императорского трона. И родовое имя Себастьяна — отцовское.

— А что сейчас с императрицей-матерью и отцом Яна?

— Их уже нет в живых. Ведь леди Агарна только внешне оставалась все той же красавицей, но даже темные маги не вечны. Она умерла. А лорд Рэдерик… Он, оказывается, безумно ее любил. Никто даже не догадывался — насколько. Он ушел за ней. Просто через неделю после похорон утром не проснулся. Его так и нашли с ее портретом в руках. Говорят, он улыбался.

— А Ян?

— Ему тогда было всего двенадцать лет. И дядя Дагорн забрал его к себе и сам вырастил. У них ведь огромная разница в возрасте…

— Какая грустная история… Не представляю, как Ян все это перенес.

— Думаю, что тяжело. Он ведь почти одновременно похоронил мать и отца.

Мы помолчали. Мои пальцы легко скользили по лицу Грега, едва касаясь свежего ушиба, а он тихо лежал и тоже думал о чем-то своем.

— Скучаешь? — неожиданно спросил брат, угадав мои мысли.

— Очень… У меня ведь нет никого, кроме папы. — К горлу подкатился комок, который я с трудом проглотила. — Вся жизнь рухнула в одночасье. И все совсем не так, как я думала… Все пропало… И я не чистокровный человек, как считала всю жизнь. И мама, оказывается, была отсюда. Сплошная ложь, а я не знаю правды. И даже домой мне теперь никогда не вернуться.

— Иржик… — Он поцеловал мне ладошку и ласково сжал пальцы. — Все наладится. Ты ведь сильная, очень сильная. Не знаю, как бы я перенес все, если бы был на твоем месте.

— Сильная… — Я сдавленно рассмеялась и все-таки не смогла сдержать слезы. — А выбора-то нет, Грег. Или перетерплю, или сломаюсь.

— Потерпи, малышка. — Он перевернулся, уткнулся лицом мне в колени и обнял за талию. — Просто потерпи. А я тебя никому не дам в обиду, сестренка. И про папу твоего мы все узнаем. А может, дяде удастся его сюда переманить. Вместо этого ненормального светлого, который сейчас на старой должности твоего отца.

В комнате снова повисла тишина, а у меня из глаз все так же катились слезы, которые никак не хотели останавливаться.

— Что здесь происходит? — неожиданно раздавшийся голос Себастьяна дрожал от ярости.

— Ян, исчезни, — недовольно ответил Грегориан и сел.

— Я, кажется, спросил, что здесь происходит? — сквозь зубы процедил Ян, вновь приглаженный и одетый в привычные строгие одежды. — Почему Иржина плачет, а ты, дорогой родственничек, лапаешь ее?

И почему я не удивилась? Не комнаты у меня, а проходной двор. Постоянно вламываются все кому не лень. Переехать, что ли? Или с Грегом поменяться покоями? Я вытерла мокрые щеки и глубоко вздохнула, успокаиваясь.

— Себастьян, не ревнуй, — как-то грустно ответил Грег. — Никто не покушается на Иржину, я — брат. А хотя… Ревнуй. Тогда ты снова становишься похож на человека, а не на одного из тех мертвецов, которых поднимаешь из могил.

В голосе Грегориана, удивительно серьезном и не походящем на его всегдашние шутовские интонации, прозвучала неожиданная злость.

— Грег, заткнись…

— Это ты заткнись! — Одним гибким движением Грег поднялся с пола. — Она моя сестра, хоть и названая. И я за нее голову оторву любому, даже тебе. Так что не надо мне тут изображать некроманта в гневе. Укроти свои гормоны!

Продолжая сидеть на ковре, я снизу вверх озадаченно смотрела на брата, который снова стал совсем не тем юным балбесом, каким выглядел обычно. Нет… Молодой, уверенный в себе и своей правоте аристократ, защищающий честь сестры, пускай такой непутевой и бестолковой, как я.

Какое-то время они стояли, глядя друг другу в глаза. И Ян первым их отвел. Интересные у них отношения…

— Выйди, — тихо попросил он, и, что странно, Грег послушался.

Погладил меня по волосам, даже не пытаясь помочь встать с пола, и вышел. А его место занял некромант, присевший передо мной на корточки.

— Это из-за меня?

— Что? — От такого вопроса я даже растерялась. — Нет.

— Из-за Грега? Что он тебе сказал?

— Да нет же… — Я попыталась улыбнуться. — Все нормально. Это я так… О жизни своей непутевой.

— Иди-ка сюда, — подхватив на руки, он встал и отнес меня к письменному столу, куда и усадил.

— А почему сюда? — Я отодвинула на столешнице бумаги и уселась поудобнее, болтая ногами.

— Не знаю. Так захотелось, — усмехнувшись, Ян присел рядом, вытянув длинные ноги.

Какое-то время он молчал, разглядывая комнату.

— У тебя хорошо получилось все поменять, — проследовал кивок в сторону журнального столика и кресел, которые попали сюда из комнаты на первом этаже. — И мой измененный кабинет мне очень нравится. Спасибо.

— А почему молчал раньше?

— Интересно было, что ты сделаешь. Не хотел мешать. И гостиная мне тоже нравится. Там стало уютно…

— Спасибо. — Я даже немного покраснела: приятно слышать похвалу. — Рада, что тебе понравилось.

— Понравилось… Мои личные комнаты переделаешь? В них сейчас по сравнению с теми помещениями, до которых ты уже добралась, ужасно.

— А предпочтения? — Я посмотрела на него, пытаясь вспомнить то, что видела накануне.

— Никаких розовых бантиков, — лукаво глянули на меня карие глаза. — Но ты этим и так не страдаешь.

— Тогда переделаю. Только тебе нужно бы переехать на несколько дней в другое помещение.

И снова повисла тишина, но не тяжелая, когда мучительно ищешь слова, пытаясь прервать тягостное молчание. А просто… спокойное такое молчание, когда ты сам ничего не говоришь, но и не ждешь слов от собеседника.

— Ты любишь звезды? — Неожиданно прозвучавший вопрос озадачил.

— Не знаю. Как-то не задумывалась. У меня не слишком-то много было времени, чтобы смотреть на звезды.

— А когда смотрела на них в последний раз?

— Последний раз? — Я поежилась от воспоминаний. — Когда ехала в какой-то телеге в сене, связанная по рукам и ногам и с кляпом во рту.

— Не понял?..

— В семнадцать лет. Меня тогда в очередной раз украли. Долго рассказывать… Сначала вкололи что-то, от чего я отключилась. А очнулась за городом, в телеге. Так и не поняла, куда ехали, зачем ехали и почему в телеге… Почти час смотрела на звезды, потому что боялась привлечь внимание, а больше делать было нечего.

— А что потом?

— Потом? Мешок на голову натянули, увидев, что я пришла в себя. А когда приехали, заперли в домике, в какой-то комнате. Три дня там просидела, а со мной даже разговаривать не стали. Еду через дырку в двери просовывали.

— Тебя… — Голос Себастьяна дрогнул. — Они… Что-то сделали с тобой? Обижали?

— Нет. Знаешь, так странно. В первый раз меня быстро нашли. Во второй — на следующий день, как сказал папа. Но я не помню, меня усыпляли все время. А вот в третий… Но они ничего мне не сделали. Не били и кормили хорошо, даже книгу какую-то дали, только я не могла читать. И мазь от синяков и ушибов предложили. Эта их доброта… Она была очень страшной и непонятной, потому что перед этим убили двух моих телохранителей и водителя. Они были хорошие ребята, а у одного — жена и ребенок маленький… — Я проглотила комок в горле. — Папа выплатил потом хорошую компенсацию, чтобы вдова смогла вырастить малыша, не нуждаясь. Но человека было уже не вернуть.