Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна. Страница 67

И будь он проклят, если это не было самым настоящим, пусть и неумелым поцелуем!

Глава 18

Все в этом моменте вызывало в ней ошеломление. И восторг от наблюдения за фейерверками, и радость от того, что Боруцкий был рядом с ней, обнимал ее, укутал в свое пальто и крепко держал руками, пряча от зимнего холода. И какая-то легкость, головокружение от шампанского, после того, как она целый день ничего не ела. И его губы, его запах, его вкус — терпкий, чуть горьковатый — будоражащий, сотрясающий своей непривычностью и необычностью каждую ее клеточку. И чуть колючее прикосновение его щек к ее губам, к ее щекам, когда она прижалась к нему в этом сумасшедшем и довольно сумасбродном поцелуе.

На Агнию обрушилось столько всего, что разум растворился, капитулировав перед незнакомыми и покоряющими чувствами. И так хотелось чего-то большего, чего-то более сильного, глубоко, близкого с ним. Но…

Секунды шли, и восхищенное эйфоричное возбуждение, удовольствие от того, что она решилась прикоснуться к нему, все больше сменялось в Агнии стыдом и отчаянием. Все было совсем не так.

Он не оттолкнул ее. Нет.

Но и не целовал в ответ так, как это было однажды. Вячеслав Генрихович, со всей очевидностью, не торопился ответить на безрассудный поступок Агнии.

О, нет, он не оттолкнул. Но и его реакция ничем не напоминала тот сокрушающий и покоряющий поцелуй, который Агнии довелось испытать однажды. Он просто мягко поддался, похоже, жалея наглую девчонку, сохраняя ей хоть какие-то остатки самоуважения своей сдержанностью.

О, Господи!

Она зажмурилась и отступила, наклонив голову, не имея сил посмотреть ему в лицо.

— Простите, — хрипло и подавлено прошептала она.

Агния попыталась высвободиться из рук Вячеслава Генриховича, но тот, как ни странно, не торопился отскакивать от нее, радуясь своему освобождению от ее приставаний. Господи, как противно-то! И стыдно. До ужаса просто.

Боруцкий почему-то молчал. И даже не дышал, кается. Во всяком случае, она не слышала звуков его вдохов, хотя на крыше сейчас было очень тихо. Даже слишком. Она готова была молиться о прежнем грохоте, лишь бы как-то избавиться от этой катастрофичной ситуации. И своего полного провала.

— Бусинка… — Боруцкий резко выдохнул. Ну, точно, он не дышал. Ему было так противно, что она к нему полезла?

Агния до боли закусила губу. И снова дернулась в сторону.

— Извините, Вячеслав Генрихович! Я… Не думала. Не собиралась… О, Господи! Извините меня! — она прижала ладони к пылающему от стыда лицу.

Он совсем не ослабил захват своих рук. И не позволил ей отступить от него больше, чем на полшага.

— За что? — Его голос почему-то звучал так же хрипло, как и ее. И как-то… озадаченно, что ли.

— Что «за что»? — находясь не в самом лучшем и светлом состоянии разума, переспросила она, так и не решившись поднять на него глаза.

Он откашлялся. И она ощутила, как он коснулся рукой ее макушки, поглаживая. Словно пытался успокоить Агнию. Сверху вниз, от макушки к затылку. Это было очень приятно. Но и так унизительно, учитывая то, что он, вероятно, пытался просто успокоить ее как оплошавшего ребенка.

— За что извинить? — уточнил он свой вопрос, продолжая гладить рукой ее волосы, а второй обнимать Агнию за пояс.

Агния замерла. Не столько от слов, сколько от напряженного тона. Такого… такого… словно он пытался больше утаить, чем сказать. Или она просто напилась и ей чудилось и виделось невесть что во всем вокруг. И стыд все еще довлел над остальными чувствами.

— За это… — она почти выдохнула эти слова, придавленная ощущением собственного унижения. — Я не собиралась… Ну, нападать на… Не думала к вам приставать, Вячеслав Генрихович, — выпалила Агния на одном дыхании и зажмурилась.

Испытывая при этом сильное желание спрятать лицо у него на груди.

Рука Боруцкого, та, что гладила ее по голове, застыла на ее затылке. Он сам весь словно замер. На какую-то секунду стал полностью неподвижен. И вдруг как-то сдавленно выдохнул и… расхохотался, прижав ее голову к своей груди двумя руками. Так, что Агнии передалась вся эта вибрация его смеющегося тела.

Он что, над ней смеется? Ей стало еще хуже, если это только возможно. Агнии захотелось плакать. Очень сильно захотелось.

Но в тот момент, когда она готова была вот-вот разреветься, ладони Боруцкого обхватили ее щеки и он заставил Агнию поднять голову, просто не заметив ее сопротивления и неохоты.

— А это ты, типа, ко мне приставала, малышка? — он смотрел на нее с каким-то весельем, наклонив голову к плечу.

Агния не знала, видно ли ему, что она пунцовая. Однако, непонятно почему, ей стало легче от понимания, что он не сердиться и не испытывает к ней отвращения или пренебрежения. Ничто во взгляде Вячеслава Генриховича не указывало на это. Наоборот, в его глазах было что-то такое, что просто заворожило Агнию. Она даже не поняла, что Боруцкий вздернул бровь и ждет ответа. И с каждой секундой, что она молча пялилась на него, на его лице появлялось все более непонятное ей выражение.

— А… Я… Ой…Я не… — она так ничего и не смогла внятно пролепетать.

— Нет, Бусинка, пристают не так, — ухмыльнувшись, заметил Боруцкий.

И совсем неожиданно для нее, вдруг надавил на ее щеки, потянув ее на себя, заставив Агнию снова привстать на носочки, и буквально обрушился на ее губы своим ртом, выбивая дыхание из легких.

Ох! О-ох!

Вот это было похоже на тот поцелуй, что когда-то случайно «достался» ей. Нет, это было еще сильнее, еще …

Она забыла и о стыде, и о растерянности, и о слезах. Обо всем на свете, вообще, забыла. Его руки держали ее щеки, его губы так ласкали, так давили и втягивали. А она ухватилась за эти ладони своими пальцами, потому что ей казалось, что ей без этого не устоять. И…

Она не успела все-все понять. Агния потерялась в безумном количестве еще совсем непознанных и малопонятных ей ощущений, когда он так же неожиданно отстранился, все еще удерживая ее лицо в своих ладонях.

— Пристают вот так, кроха. А ты меня, как я понимаю, с праздником решила поздравить.

Он легонько провел большим пальцем правой руки по ее щеке, забрав ту жалкую порцию воздуха, которую она успела набрать грудью.

— И тебя с Новым годом, кстати, — он еще раз прижался к ее губам.

Теперь легко и мягко. Да уж, она его целовала где-то так. Теперь у Агни было с чем сравнить. Господи!

— Пошли, у тебя там кофе стынет.

Не ожидая ее ответа, Вячеслав Генрихович обхватил ее плечи рукой и потянул Агнию в сторону двери на черную лестницу.

И она послушно пошла, совершенно сбитая с толку. Зато полностью забывшая о своем стыде.

Она пыталась к нему «приставать»? Его Бусинка, его девочка…

От одной мысли об этом у него в груди становилось тепло и весело. Зато все, что ниже, сжимало тисками все того же настойчивого желания и потребности.

Да, пожалуй, это была самая хорошая новость за последние долбанные месяцы, полные сумасшедшего желания и ненормального, жесткого контроля не то, что над каждым его шагом, а и над взглядами. Очень хорошая. Настолько, что даже сейчас, в семь утра первого января, уже давно отвезя ее домой, Боров не мог перестать смаковать этот момент.

Тот поцелуй на крыше — он однозначно не был родственным или уважительным. Она пыталась завладеть его вниманием. Как женщина. Блин, знала бы Бусинка, как давно все его внимание поглощено только ей — обрадовалась бы? Или ужаснулась?

Устало вздохнув, он провел большим пальцем по брови, прижал к переносице, пытаясь унять давление в висках. Закурил.

Вячеслав так нормально и не отдохнул этой ночью. Да и как тут спать после такого?! У него до сих пор кровь стучала в висках, а пах твердел, стоило Борову припомнить, как ее губы прижимались к его рту. Вся она прижималась к его телу… Его маленькая, хрупкая и такая смелая девочка…