Верные враги - Громыко Ольга Николаевна. Страница 10

— Себя сложнее, — вздохнул он. — Да, встречались. Как раз перед тобой.

Мальчишка, кажется, и в самом деле спал. Намаялся за день, ремонтируя крышу сарая, провалившуюся под тяжестью снега. Можно поговорить без помех.

— Серебряные — чтобы до глотки не добралась я, стальные — чтобы чувствовал хозяйскую руку. Чью?

— Я думал твою, — невесело улыбнулся он.

— Только вурдалака мне для полного счастья не хватало. Желательно — глухого, беззубого и облезлого. — Я повесила кружку на крючок, вытерла руки полотенцем и накинула старенькую, зато мягкую и просторную рубашку, не раздражающую рану. Возиться с повязкой не стоило: всё равно к утру на плече останется только розовая полоска шрама, а через пару дней исчезнет и она. — Слушай, колдун, ты что, действительно считал меня такой идиоткой? Поэтому первые дни и дергался от каждого шороха, да? Ждал, когда же наконец объявится мое «дитятко»?

Верес промолчал. Я презрительно фукнула на свечу и, негромко, но выразительно хлопнув дверью, удалилась в комнату. Долго ворочалась под одеялом, пытаясь устроиться так, чтобы и мне было уютно, и плечу удобно. А когда уже начала засыпать…

— Извини, — чуть слышно сказал он в темноту. — И спасибо.

Я не ответила. Да он и не ждал.

И правда, дней десять было тихо.

Эта поддельная тишина беспокоила меня еще больше. Никаких следов вурдалака или его хозяина я так и не обнаружила, хотя облазила всю округу и обнюхала каждый пенек. Рука к утру и впрямь зажила, но ныла и плохо сгибалась еще несколько дней, так что на рожон я старалась не лезть, сначала принюхивалась и прислушивалась, а уж потом выходила на открытое место или совалась в подозрительный овражек.

Ничего. Такое ощущение, словно он материализовался посреди поляны с кабаном, погонял меня по лесу и, отрастив пару крылышек, живьем вознесся на небеса с зеленоватого, исчерканного коньками льда Прудков. Бесовщина какая-то!

В конце недели, засветло возвращаясь с работы, я, скорее прогулки ради, чем надеясь что-либо обнаружить, сделала крюк и навестила капкан (ночью я к нему близко не подходила, взяв трехногий след от края полянки). Естественно, ни вурдалака, ни лапы.

«Съел, зараза, чтобы зря не пропадало, — с досадой подумала я, — воронье или прочие падальщики вряд ли на такую дрянь покусятся». Решила забрать и переставить капкан, но вовремя насторожилась. На снегу вокруг него не было крови. Ни капли, хотя погода с той ночи держалась ясная, замести не могло. Даже зубья блестели, как отполированные.

Пока я, не спешиваясь, сидела и думала, а Дымок покорно ждал, посапывая в два парка, из-под заснеженной кочки выбралась жирная полевка, умыла мордочку и побежала по своим мышиным делам. Я, не удержавшись от искушения, грозно шикнула, заставив ее подскочить и без оглядки кинуться наутек. Мимо капкана. Легкое колебание воздуха, как возле открытой в морозный день двери, синеватая россыпь искорок на рыжей шерстке — и полевка исчезла, словно слизнутая невидимым лисьим языком. Снег так и остался нетронутым.

Я решительно завернула коня, даже не поэкспериментировав с шишками-палками. Там, где не обошлось без одного колдуна, обходиться без второго тем более не следовало. К тому же за весь день мне так и не удалось толком перекусить (цапнутую утром со стола краюшку я по-братски разделила с Дымком), а разбираться с проблемами на пустой желудок я не любила.

Подъехав к дому и распахнув калитку, я цыкнула на коня, чтобы тот сам шел к сараю, а сама быстренько пробежалась вдоль заборчика, внимательно изучая отметины на снегу. Та-а-ак… заяц… еще заяц… что, свет клином на моей яблоне сошелся?! Отпечатки подошв… знакомый размерчик! И что же ты тут, голубчик, забыл? Ну так и знала, устроил тайное погребение останков очередной недостаточно летучей кружки! И когда ж вы наконец тяжелые предметы проходить будете, сковородку там или горшок чугунный — авось на голову себе уронишь, может, мозги на место встанут! Представляю, какой бы из тебя столяр вышел… Ладно, что там у нас еще? Крестики вороньих следов, крошки украденной из козьего корытца корки… благодарное темное пятнышко…

Вроде всё в порядке.

Я облегченно вздохнула, словно скинув с загривка мешок с ворованной картошкой — не просто тяжелой, но еще и заставляющей шарахаться от малейшего шороха. И уже спокойно, по-хозяйски расправив плечи, подошла к крыльцу, напоследок окинув лес цепким пристальным взглядом.

Мальчишка с явной неохотой поднялся с затекших коленей и начал накрывать на стол. Колдун приветственно кивнул, захлопывая где-то раздобытую Рестом книгу. Отложил ее на край постели и, осторожно опираясь на исхудалые руки (правая, только вчера освобожденная от лубков, заметно дрожала), подтянул тело повыше, на торчком стоящую в изголовье подушку. С опасливым интересом принюхался к повалившему из печи дыму. Тоже, видимо, увлекся уроком и сам не заметил, как проголодался.

С того памятного вечера у нас с Вересом установилось нечто вроде вежливого нейтралитета, как между двумя вражескими лагерями, в которых кончились стрелы, врукопашную идти что-то не хочется, и воины в ожидании интендантских обозов повадились в складчину варить на нейтральной территории кулеш. Рест играл роль всеми позабытого тысячника, который уныло слоняется вокруг костра, пытаясь отделить своих от чужих, но обе армии от него досадливо отмахиваются, а то и гоняют за дровами.

Подпустить «тысячника» собственно к готовке означало вообще сорвать боевые действия, надолго рассадив воинов по кустам. У оборотней, хвала богам, желудки покрепче… правда, я так и не смогла определить, является ли содержимое глубокой миски густым перловым супом или жидкой кашей, но оно было горячее, сытное и кое-как подцеплялось ложкой, поэтому Рест отделался только ироничным замечанием «А не завести ли нам поросеночка?» Верес, недавно переведенный на общие харчи (хотя я по-прежнему покупала для него белый хлеб и творог, а козье молоко и так всё до капли шло ему) и вроде бы смирившийся с домашним питанием, фыркнул в поднесенную ко рту ложку и скептически уточнил: «Думаешь, приживется?»

Мальчишка насупился и, раскопав в закутке потрепанный веник, начал так сердито мести пол, что дремавшая на лавке кошка расчихалась и, примерившись, легко и беззвучно взвилась на высокую печку, затаившись среди тряпья. Только зеленые глаза поблескивают.

Съев девять ложек варева, в десятой я обнаружила что-то маленькое и черное, но, с замиранием желудка приглядевшись, поняла, что это всего лишь уголек. Однако аппетит уже пропал, и я, еще немного поковырявшись в остывающей, всё более вязкой субстанции (наверное, всё-таки каша!), отодвинула миску.

— Верес, что может означать внезапно исчезнувшая мышь?

— Внезапно возникшую кошку, — улыбнулся колдун, но я ответила таким мрачным взглядом, что ему сразу расхотелось шутить.

— Неприятный запах? Дым? Звук? Оставшееся пятно?

— Нет. Только легкое свечение.

— Я бы сказал, что это телепорт-ловушка, — подумав, действительно сказал он. — Жертва активирует его своим теплом и мгновенно переносится в клетку.

— Далеко?

— На пару верст. Если усилить входной портал амулетом — до десяти.

Я досадливо чмыхнула носом. Сам капкан выглядел вполне обыкновенно, но амулет вполне мог быть зарыт в снег под ним. Значит, будем считать по максимуму… Леший, даже за неделю не оббежать, тем более что в этот круг попадает весь Выселок. Там-то как загадочного ловца искать? В каждую дверь стучаться и спрашивать: «Извините, это не вы ли мой капкан заколдовали?» А ведь в городе он, скорее всего, и прячется, схоронив клетку где-нибудь в подвале, крепко запертом и без окошек. Проверяют ее, думаю, по утрам, как обычную крысоловку, пока добыча не завонялась… стоп. Хе-хе!

— Шелена, что-то случилось? — осторожно поинтересовался Верес, не дождавшись продолжения разговора. Веник продолжал ритмично, но неестественно шебуршать по одному месту — любопытство пересилило обиду, и мальчишка, усиленно напуская на себя оскорбленный и независимый вид, жадно прислушивался.