Настоящий (ЛП) - Эванс Кэти. Страница 16

Я делаю выпад вперед, как меня научили на курсах самообороны. Ноги — самая сильная часть женского тела, тем более у бывших спринтеров. Я целюсь ему в ахилл подъемом ноги, чтобы сразить наповал его большое тело и необъятное эго.

Но он смещается в ту же секунду, как я делаю выпад, из-за чего задеваю только его кроссовок. Мою лодыжку охватывает боль. Он быстро подхватывает меня и поднимает за руку, хмуро сводя брови на переносице.

— И что это было?

— Ты должен был упасть, — говорю я угрюмо.

Он просто смотрит на меня, несколько мгновений его лицо ничего не выражает.

— Ты смеешься надо мной, да?

— Я опрокидывала мужчин намного тяжелее тебя!

— Чертово дерево легче опрокинуть, чем Реми, Брук, — кричит Райли.

— Ну, теперь-то я вижу, — ворчу я. — Спасибо за предупреждение, Райли!

Ругаясь себе под нос, Реми держит меня за руку и ведет меня, скачущую на одной ноге, в угол, где садится на стул. Так как стул всего один, он тянет меня за собой, усаживая себе на колени, и осматривает мою лодыжку.

— Допрыгалась? — Спрашивает он и это впервые, когда в разговоре со мной он такой… раздраженный.

— Я просто неправильно перенесла вес на лодыжку, — неохотно признала я.

— Почему ты вообще меня ударила? Ты злишься на меня?

Я нахмурилась.

— С чего бы мне на тебя злиться?

Он пристально посмотрел на меня, выглядя пугающе серьезно и определенно рассерженно.

— Это ты мне скажи.

Наклонив голову, я уставилась на свою лодыжку, отказываясь изливать душу кому-либо кроме Мелани.

— Эй, можно нам немного воды сюда? — кричит он, и недовольство остро ощущается в его словах. Райли приносит бутылку Gatorade и простую бутылку воды, и ставит обе на пол ринга рядом с моей ногой.

— Мы сворачиваемся, — говорит он нам, а потом с беспокойством спрашивает у меня, — Ты в порядке, Би?

— Все классно. Обязательно позови меня завтра. Не могу дождаться возвращения на ринг с этим парнем.

Райли смеется, но Ремингтон не разделяет его веселья.

Его грудь пропитана потом, а темноволосая голова низко опущена, пока он осматривает мою лодыжку, его пальцы надавливают вокруг кости.

— Так больно, Брук?

Мне кажется, он обеспокоен. Неожиданная нежность, с которой он говорит, заставляет мое горло сжаться, и я не знаю почему. Как когда ты падаешь и хотя не чувствуешь боли, ты плачешь от обиды. Но у меня были падения и похуже, на глазах у всего мира, и я бы очень хотела не рыдать так отчаянно тогда, как и не хотела бы сломаться на глазах самого сильного человека в мире.

Хмурясь вместо этого, я тянусь к лодыжке, но он не убирает руку и внезапно наши пальцы переплетаются вокруг моей ноги, и все, что я могу чувствовать это его рука на моей коже.

— Ты весь целую тонну! — Жалуюсь я, будто это его вина, что я идиотка. — Если бы ты весил немного меньше, я бы повалила тебя. Я даже смогла сбить с ног своего инструктора.

Он поднимает глаза, хмурясь.

— Что тут скажешь?

— Что тебе жаль! Ради спасения моей гордости.

Он качает головой, явно все еще сердится, а я насмешливо улыбаюсь и тянусь за бутылкой Gatorade, откручиваю крышку.

Его взгляд падает на мои губы, пока я делаю глоток, и вдруг я чувствую что — то недвусмысленное у себя под попой. Пока холодный напиток стекает по моему горлу, я понимаю, что все остальное тело лихорадочно горячее и становится все горячее.

— А мне можно? — говорит он странно хриплым голосом и указывает на мой напиток.

Когда я кивнула, он схватил бутылку своей огромной рукой и наклонил ее ко рту, мои гормоны взорвались от вида его губ, касающихся горлышка.

Прямо в том месте, где только что были мои губы.

Его горло напрягалось от питья, потом он опустил бутылку, его губы были влажными и, когда он протянул бутылку мне, наши пальцы соприкоснулись. Молнии пронеслись по моим венам. Я зачарована его расширившимися зрачками и тем, как он смотрит мне в глаза. Когда я на автомате, лишь бы прикрыть нервозность, делаю еще один глоток, он смотрит на меня слишком пристально, его губы без тени усмешки. Прекрасного розового цвета. Рассечение на губе все еще заживает. На той самой губе, которую мне хочется лизнуть. Глубоко внутри меня растет вожделение. И это довольно болезненно. Я сижу у него на коленях и понимаю, что одна из его сильных рук обхватывает мою талию, я никогда не была так близка к нему. Близка достаточно, чтобы коснуться его, поцеловать его, обхватить его всем телом. Внезапно я чувствую, как умираю и лечу. Я больше не могу притворяться, что это пустяки и ничего не значит. Я хочу его. Я хочу его так сильно, что не могу нормально мыслить. Это не пустяк. Это очень многое значит.

Я никогда не чувствовала ничего подобного.

Я знаю, что это сумасшествие, и что это никогда не случится, но я ничего не могу с собой поделать. Он словно моя Олимпийская медаль, что-то, чего у меня никогда не будет, но чего я страстно желаю всем своим существом. И я испытываю отвращение от мысли, что его рука держала одну, а может и двух женщин менее суток назад, ведь мне так хотелось быть на их месте.

Обдумывая все это еще и еще раз, я осторожно постаралась встать. Он отставил бутылку в сторону и схватил из корзины два полотенца — одно обернул вокруг своей шеи, а второе накинул мне на плечи, при этом продолжая держать меня за талию.

— Я помогу тебе приложить лед.

Он спустил меня с ринга, будто я весила не больше облачка, и мне пришлось опираться на него, держа руку на его широкой талии.

— Да все в порядке, — пыталась я убедить его.

— Хватит спорить, — ответил он.

В лифте он продолжал удерживать меня близко к себе, наклонив ко мне голову так, что я чувствовала его дыхание. Я отлично осознаю, насколько он огромен, тем более в сравнении со мной, чувствую его пятерню на своей талии и мгновение, когда он прижимает нос к моему уху. Мне щекотно от его дыхания, он так близко, что его губы коснутся моего уха, если он начнет говорить. Я слышу его глубокий вдох, и в низу живота все яростно сжимается, мне до боли хочется повернуться и уткнуться носом в его кожу, вдохнуть полной грудью. Но, конечно, я этого не делаю.

Он отводит меня в мою комнату, а мое тело в таком состоянии, что мозг не может придумать тему для общения, чтобы избавиться от сопровождающей нас напряженной тишины.

— Эй, парень, готов к бою? — Человек в форме работника отеля, похожий на фаната, спрашивает из другого конца холла.

Улыбаясь, Ремингтон поднимает большие пальцы, после чего поворачивается ко мне и прижимает подбородок к моим волосам позади уха.

— Ключ, — говорит он гортанным шепотом, от которого у меня появляются мурашки на коже. Он открывает дверь и заводит меня внутрь.

Дианы нет, скорее всего, она готовит ему очередной супер-ужин. Он сажает меня на край громадной кровати. Думаю, он догадался, что эта принадлежит мне, потому что у столика рядом со второй кроватью стоит фотография двух детей Дианы.

— Я принесу тебе льда, — говорит он, хватая ведерко.

— Все в порядке, Реми, я позже…

Дверь захлопывается прежде, чем я заканчиваю предложение, и я наклоняюсь прощупать лодыжку, чтобы оценить нанесенный самой себе ущерб.

Он оставил дверь не запертой, так что не стучит, и я замираю, когда, вернувшись, он хлопает дверью. Он включает воду в ванной и возвращается, весь такой громадный и властный, ставя ведерко на ковер.

Он становится на колени у моих ног, и от взгляда на его мощное тело и темноволосую голову, склоняющихся ко мне с заботой, волна желания проходит сквозь меня с такой силой, что я смотрю вниз на лед, мечтая окунуть голову в ведерко.

Он стягивает мой кроссовок, потом носок, затем бережно удерживая мою ногу за икру, опускает ногу в ведерко.

— Когда починим тебя, я покажу тебе, как меня повалить, — шепчет он.

Когда я не отвечаю, целиком поглощенная его прикосновением, он смотрит на меня нежно.

— Холодно?

В отличие от остального тела, кончики пальцев в оде начинают замерзать.