Изольда Великолепная - Демина Карина. Страница 62

Конечно, это негигиенично, но моральное удовольствие доставит.

Но вместо крови подают молоко.

Омлет – тоже блюдо мирное, возвращению душевного спокойствия не способствующее. Я остервенело распиливаю его на мелкие-мелкие кусочки, которые все равно не лезут в горло.

И Кайя за завтраком не появился.

Сбежал, паразит этакий.

Срочные дела, конечно… настолько срочные, что бумаги бросил, с Ингрид попрощался сухо и быстро, а мне и вовсе кивнул. Не видела бы, чего с ним творится, всерьез обиделась бы.

Нет, я понимаю, что штатных психоаналитиков здесь нет, а терминаторы если и плачут, то суровой ртутной слезой да в тихом месте, но ведь так и свихнуться недолго. А мне сумасшедший муж не нужен.

Или все-таки нужен?

Над этим вопросом наша светлость задумалась всерьез и очнулась лишь тогда, когда Ингрид отобрала вилку, которую я увлеченно грызла. Может, и вправду клыки растут?

Сунула пальцы в рот, наплевав на то, что леди так не поступают. Вроде бы зубы пока нормальны.

– Возможно, если я узнаю причину вчерашней ссоры, – Ингрид отобрала и нож, тем более что омлет был безнадежно испорчен, аппетит же отсутствовал как явление, – то смогу помочь советом.

– Мы не ссорились.

Приподнятая бровь. И немой вопрос в глазах. Но я не могу рассказать. Слишком уж личное.

– Иза, если их светлость чем-то тебя обидел…

Чем он может меня обидеть?

Хотя в свете вчерашних новостей… чем больше думаю, тем больше не понимаю. Урфин ведь друг, и… и этого оказалось мало? Закон для всех одинаков? Идеал правового государства, только неидеальный какой-то, если в применении к реальности. А главное, что сам Кайя понимает, насколько это ненормально.

– Все хорошо, Ингрид.

Только очень странно. И чтобы не думать об этом, я подумаю о другом.

– Скажи, а ты не хотела бы помочь… – на языке вертелось «великому делу освобождения рабов», но формулировку пришлось смягчить, – в одном несложном деле.

Еще одна приподнятая бровь. Надо бы и мне так научиться. Удобненько: рта не открыл, а вопрос задал. Но потом.

– Со всем моим удовольствием.

При виде бумажных гор, которые пребывали в некотором беспорядке, Ингрид приподняла уже обе брови.

– Иза, а ты уверена, что их светлость не будет возражать?

– Конечно!

Точнее, конечно, я не уверена, но уточнять не буду. Надеюсь, бумаги все же не повышенного уровня секретности. О планах грядущей социальной революции под мудрым руководством их светлости я рассказывать не стану. Просто подиктую кое-что…

– Но… я ничего не понимаю в цифрах!

Оно и к лучшему.

– Зато я понимаю. – Я села в кресло Кайя. Великовато будет, чувствую себя ребенком, сменившим вдруг детскую мебель на взрослую. – Ты просто записывай…

С чернилами и перьями я до сих пор общего языка не нашла.

Так, а систематизировать данные по какому принципу нужно?

Регион? Пол? Цена? Возраст?

А вот это что за цифры?

– Класс, – подсказала Ингрид, разглядывавшая бумаги с непередаваемым выражением лица. Такое я видела лишь у Машкиного бедлингтон-терьера, создания воздушного и возвышенного, на элитных кормах взрощенного, при исторической встрече с мышью. Бедолага потом неделю оправиться не мог. – Чем выше, тем раб дороже.

– То есть нолик – это самый высокий? А почему тогда цены нет?

– Ноль – это тень. Их не продают.

Логично.

Мрачные мысли прячем в закрома подсознания, потом как-нибудь на досуге извлечем и хорошенько их обдумаем. А сейчас – работать, работать и еще раз работать во славу новообретенной родины.

Вот и книга, куда Кайя записи делал. Еще один том удручающей толщины, но страницы заполнены едва ли на четверть. Между некоторыми – цветные матерчатые шнурки торчат. Вытаскивать не буду, подозревая, что торчат не украшения ради. Листы плотные, писать не помешают.

Я передала книгу Ингрид и объяснила, что делать. Итоговую колонку сама подобью, благодаря старой перечнице Матроновне, которая вела «Основы организации бухгалтерского учета», я и без калькулятора управлюсь.

Цифры, цифры… в них есть своя магия. Прежде мне было скучно. Ну какой интерес рассчитывать заработную плату абстрактным работникам несуществующего предприятия? Или производить амортизацию основных средств, зная, что этих средств в жизни у тебя не будет? Нет, сейчас все иначе! За цифрами я вижу людей и деньги. Ручейки меди и серебра, которые вливаются в золотую реку. И финансовый поток дробится, петляет, путает след.

Врешь, не уйдешь.

А схему Кайя выбрал не самую удачную. Он потеряет часть информации, а пятой точкой чувствую, что она важна. Колеблюсь я недолго.

– Ингрид, можно добавить еще колонки? Название фермы, слэш… это такая черточка. Да, именно такая… продавец. Думаю, будет понятно.

Матроновна утверждала, что цифры не лгут и что только человек, который долго с цифрами работает, умеет прятать в них правду, но и та рано или поздно выползет наружу.

Здешние люди прятать особо и не старались.

Ферма «Золотой берег».

Уж больно красивое название, которое то и дело попадается на глаза. Интересное предприятие с весьма разнообразными активами. Настолько разнообразными, что моя интуиция орет дурным голосом. Нет, пожалуй, с приходом-расходом Кайя и сам разберется. А я вот кое-чем поинтересней займусь.

– Ингрид, а ты не могла бы просмотреть эту стопочку. Посмотри, кого и когда продавали через «Золотой берег». Да и просто вытащи все, что касается…

На этот раз обходимся без немых вопросов. Злость моя, накопившаяся за ночь, получает выход, а я с головой погружаюсь в цифры.

Ингрид шелестит бумагами…

Налево. Направо.

Тесно на столе, и я перебираюсь на пол. Пасьянс из отчетов, который сам складывается в систему.

Продажа, продажа… покупка. И снова десяток продаж. Опять.

Регистрация новорожденных.

Снова продажи.

Покупка.

– Иза, что ты делаешь? – осторожно спрашивает Ингрид. Глядит она на меня с жалостью, небось думает, что нашу светлость остатки разума покинули.

– Сейчас!

Я не сумасшедшая. Увлеченная просто. Выдираю листик из книги – Кайя не заметит, она толстая, а мне надо на чем-то писать. Эх, придется-таки руки чернилами замарать.

Меня восхищает наглость этих людей. И подозреваю, что не одни они здесь такие умные. В какой-то момент я понимаю, что не хватает информации, и останавливаюсь.

Безумная картина: куча бумаг, разворошенный стол и наша светлость в центре погрома. С книгой на коленочке и пером во рту. Тьфу ты, до чего вкус мерзкий.

– Ингрид, скажи… – пытаюсь сформулировать вопрос, – если предприятие продает больше, чем производит, то излишки – это…

– Контрабанда.

– Незаконно?

Она пожимает плечами. Надо полагать, что да, незаконно, но смертельным прегрешением не является. Ингрид же подает очередной лист – мы добрались и до позапрошлого года – и трет виски. Вид у нее совершенно утомленный. А я вот бодра и полна желания вершить суд, скорый и справедливый.

– Здесь другое, – говорит Ингрид. – Тебе следует показать это их светлости.

Покажу… надеюсь, он не слишком расстроится, что стопочки перепутались. Я их рассортирую. Позже.

– Одно дело – шелк, провезенный без уплаты пошлины. Другое – рабы.

Это я без нее понимаю.

– Откуда их привозят?

– Иза, – Ингрид поднимается и обходит мой пасьянс, – ловить незаконных работорговцев – не самое подходящее занятие для женщины. Оставь работу их светлости для их светлости. Ты и так уже…

Сунула нос не в свое дело?

– …устала. А сегодня у тебя еще встреча с портным.

Да? А почему я только сейчас узнаю?

Портной подождет. Свадебное платье – это, конечно, важно, но…

– Иза! – Моя фрейлина подает руку. Пальцы чистые, кожа белая. А я словно черничное варенье руками ела. Подозреваю, что язык у меня тоже лилового окраса. Надо менять привычки. Одно дело – в задумчивости грызть карандаш и другое – перо. – Если ты вдруг переутомишься или, не приведи Ушедший, вновь заболеешь, то гнев их светлости обрушится на мою голову.