Прятки (СИ) - Шолох Юлия. Страница 14

Потом, правда, моей уверенности в безоблачном будущем нанесли удар.

— Бывает, у меня проходят вечерние встречи, — пояснил Павел Николаевич, как-то подозрительно посматривая на мои ноги.

— Так вот, выглядеть ты, как понимаешь, должна прилично.

Мне поплохело… Неужели я выгляжу неприлично?

— В смысле хорошо одетой, вежливой и доброжелательной, — нашел он нужным пояснить.

Оставалось только вздохнуть. Хорошо одеться без денег невозможно, а их нет. Из своего гардероба я не припомнила ни одной мало-мальски нормальной вещи, которую такой, как Павел Николаевич посчитал бы достаточно приличной. Он вдруг широко улыбнулся.

— А ведь у тебя день рождение на днях, правда?

Я кивнула. Надо же, помнит. У нас месяц с Костиком разница (не считая двух лет). У меня — тринадцатого марта.

— Что хочешь в подарок? — поинтересовался дядя Паша.

Голова опустилась. Все понятно… Денег на приведение себя в приличный вид просто так предлагать он не станет, думает, откажусь, поэтому хочет преподнести их как подарок. Нет, так я тоже не могу, потому что понимаю — это одно и то же.

— Купите мне коробку шоколадных конфет, — упрямо пробурчала я, не поднимая головы.

Черт, а если он меня на работу не возьмет из-за моего внешнего вида? Тогда выбора, конечно, не будет и придется соглашаться… на подарок.

Он задумался.

— Ладно, — сказал через минуту. — Мы сделаем следующее — бухгалтерия выделит тебе некую сумму, а следующие полгода будешь получать зарплату меньше, гася полученный кредит. Так что купи себе одежды, ну ты понимаешь? Никаких крайностей я не требую, но про джинсы забудь. Строгий костюм, юбка, не вызывающие классические блузки. Платья можно, все понятно?

Конечно, понятно было все. На том и разошлись.

Первым рабочим днем станет шестнадцатое марта, через неделю. Я некрасиво воспользовалась болезнью тети Тамары, чтобы не праздновать свой день рождения. Хорошо, что о нем мало кто знал, только Славик и девчонки, даже Стоцкому я не говорила.

Впрочем, Соня с Настей сообщили, что восемнадцать такая дата, которую никак нельзя не отметить и пригласили меня в кафе, обещая в подарок за меня заплатить. Отказываться смысла не было, мы встретились вечером тринадцатого у метро, где мне вручили одинокий воздушный шарик, с которым я никак не могла сладить — он дергался под порывами ветра, так и норовя стукнуть в лицо.

Вечер получился веселым. Соня заказала шампанского и нам хватило одной бутылки, чтобы поднять настроение до максимума. Кафе, в котором мы сидели, включало зал с бильярдными столами и спустя час Настя уже гоняла с какими-то ребятами шары, а мы за нее болели, так как играть не умели, а учиться желания не было.

Наши новые знакомые оказались приехавшими из глубинки России и Украины строителями, отмечали тут рождение у одного из них сына, так что повод отмечать вместе у нас быстро нашелся — я и новорождённый, хотя и имели разницу в восемнадцать лет, стали отличной основой для тостов.

Допоздна впрочем, мы засиживаться не стали (с утра на занятия) и вскоре разошлись по домам.

Кстати, теперь я по закону совершеннолетняя.

В выборе новой одежды девчонки также приняли участие, доходчиво объяснив, как должен одеваться офисный планктон, к которому я отныне принадлежу. Целый день они таскали меня по какому-то огромному магазину с распродажами и без их помощи я, пожалуй, тут бы заблудилась. Ну, в вещах бы точно запуталась.

Одновременно пришлось пережить допрос с пристрастием о Танкалиных с тетей Тамарой в роли главного следователя. Даже поняла причину кислого настроения Танкалина младшего во время нашего разговора на стоянке. Отделаться от тети было совершено невозможно, хотя она все еще была слаба и большую часть дня лежала, не вставая. И все равно, я за всю жизнь столько не наврала, сколько за один вечер того дня, когда тетя вернулась из больницы. А что делать? Не хочу, чтобы она знала правду. Я бы и сама согласилась эту правду забыть, если бы могла…

Шестнадцатого я вышла на работу. Сразу перейти на костюм у меня духу не хватило, ограничилась новыми брюками и светлым тонким пуловером. Еще я подстриглась и даже сделала простенький маникюр. Но в общем я, похоже, не очень сильно изменилась, потому что в институте на меня поглядывали, конечно, с удивлением, но не особо пристально. Танкалин все это время внимания никакого на меня не обращал, так что даже если и знал, что я теперь работаю на Павла Николаевича, то предпочитал молчать.

Мандраж первым рабочим днем был, конечно, и особенно сильно проявился в момент, когда я входила в здание, но ничего страшного не случилось. Во-первых, никого в офисе не оказалось, кроме парочки бухгалтеров, добивающих отчетность, молодого и перспективного сотрудника информационного отдела (как он представился) и охраны внизу.

Работа оказалась простейшей, по большому счету нужно было только отвечать на редкие звонки, принимать факсы и вообще создавать видимость, что фирма работает круглосуточно, без выходных и праздников. Единственная сложность заключалась в том, что большинство звонивших говорили не на русском, а на английском, поэтому меня снабдили списком стандартных фраз, которые следует говорить в случае, если я поняла, о чем речь, а также отдельным листом с одной фразой, которую следует читать, если я не разберусь, чего же именно от меня хотят.

Итого в моем распоряжении появился: бесплатный быстрый интернет, сосед системщик Никита, который уходил не раньше десяти, а также отсутствие не только всякого начальства, но и любых других сотрудников. А, еще забыла важную вещь — кофейный аппарат в кухне, в который я влюбилась в первого взгляда! Не знаю, в общем, кому как, а вот я от подобной работы осталась в полном восторге!

Второй рабочий день мало отличался от первого. Я стояла за секретарской стойкой, перечитывая записки с подсказками и думала, скоро ли рискну обходиться без них? Насколько просто взять и заговорить на чужом языке? Страшновато было, честно говоря.

Стенка ресепшна доходила мне примерно до груди, сверху красиво и мягко светили лампы, выхватывая стойку из полумрака, царившего в остальном коридоре. Вот только дверь на этаж была с ограничителем и закрывалась беззвучно, поэтому шаги я услышала, когда вошедший был уже близко.

Танкалин младший целенаправленно двигал ко мне, на ходу резко стягивая перчатки. Та-а-ак, это выражение лица мне совсем не нравится. Такое, словно он уже вцепился в добычу и отпускать не намерен. Видимо, все-таки узнал и пришел скандалить. Что ж, лучше разобраться сразу, тем более речь я заготовила заранее, не хотелось судорожно искать слова, когда ругань уже начнется.

Он подошел вплотную, окидывая меня внимательным взглядом. Ноздри еле ощутимо дернулись.

Я перехватила инициативу и заговорила первой.

— Слушай, Танкалин. Мне тоже никакого удовольствия не доставляет необходимость с тобой пересекаться, но я не откажусь от этой работы, потому что лучше терпеть тебя, чем с показушной гордостью уйти и жить на пенсию тетки, которая в силу возраста и здоровья заработать не сможет, даже если лоб от усердия разобьет. Так что просто отворачивайся, когда мимо ходишь и не трать лишних слов на напоминание того, как ты круг, а я нет. Понял?

Он опешил, еле видимо отшатнулся. Потом задумался, его глаза резко перебегали с предмета на предмет. Потом потянулся к пакету, который держал в руке, быстро сунул туда руку.

Шмяк… Перед моим носом на стол упала коробка конфет с кокетливым бумажным бантиком в углу.

— С днем рождения, — сквозь зубы процедил Танкалин. — Но так… на всякий случай, твоей речью я проникся, приму к сведению.

Черт, опять краснею! Что ж такое-то?! Как вообще это понимать, он что, просто притащил мне конфеты?

Теперь-то уж, конечно, поздно и в его каменном лице не разглядишь, в чем тут подвох. И кстати, эта ухмылочка, которая на нем проступает очень меня настораживает. Даже как-то… жутковато становится.

Бежать было глупо, да и стенка нас разделяла, хотя не думаю же я, что он на меня наброситься и придушит? Смотреть можно как угодно неодобрительно, но убивать безо всякой причины…