Прекрасный игрок - Лорен Кристина. Страница 40
– У нас после обеда встреча с Альбертом Самуэльсоном, и мне надо, чтобы ты был в форме.
Я кивнул и протер глаза.
– Я ненавижу вас всех.
– За то, что мы были правы? – верно предположил Беннетт.
Я пропустил это мимо ушей.
– Так ты наконец-то порвал с Китти и Кристи? – мягко спросила Сара.
Черт. Опять это.
Я покачал головой.
– Зачем? С Ханной все глухо.
– Не считая того, что ты в нее влюблен, – с нажимом сказала Сара и нахмурилась.
Ее неодобрение было мне особенно неприятно. Из всех моих друзей именно Сара задавала мне взбучку только тогда, когда я этого действительно заслуживал.
– Просто не думаю, что стоит устраивать дополнительные трагедии, когда и так все паршиво, – вяло возразил я.
– Ханна прямо так сказала, что не хочет больше тебя видеть? – спросила Хлоя.
– Судя по тому, как она вела себя в воскресенье утром, так и есть.
Макс, кивнув, встрял в разговор:
– Не хочу тыкать пальцем в очевидное, приятель, но почему ты не провел с ней свою знаменитую уиллсамнеровскую беседу? Разве не время доказать ту многострадальную теорию, которую ты всегда предъявлял нам, когда разговор заходил об отношениях: лучше заранее обсудить все, чем оставить вопросы открытыми?
– Фигня в том, – мрачно объяснил я, – что этот разговор легко проводить тогда, когда точно знаешь, чего хочешь, а чего нет.
– И чего же ты хочешь? – сказал Макс, сдвигаясь в сторону, чтобы официант мог поставить на стол его заказ.
– Я не хочу, чтобы Ханну трахал кто-то еще! – рявкнул я.
– Ну, – чуть поежившись, начал Беннетт, – а если бы я сказал тебе, что вчера видел Китти с другим мужчиной, и отношения у них явно не платонические?
На меня нахлынуло облегчение.
– Это правда?
Он покачал головой.
– Нет. Но твоя реакция весьма показательна. Помирись с Ханной. И разберись, черт возьми, с Китти.
Взявшись за вилку, он добавил:
– А теперь заткнись и дай нам поесть.
На следующий день в пять пятнадцать я уже проснулся и торчал у дома Ханны. Я знал, что теперь, войдя во вкус, она уже не пропустит ни одной пробежки. Мне надо было помириться с ней… Но пока я не знал, как это сделать.
Увидев меня, Ханна резко остановилась. Ее глаза расширились, но затем лицо приняло спокойное и бесстрастное выражение.
– А, привет, Уилл.
– Доброе утро.
Она прошла мимо меня, глядя только вперед. Когда мы поравнялись, ее плечо чуть задело мое – и, судя по тому, как она передернулась, это было не специально.
– Подожди, – окликнул ее я.
Моя мучительница остановилась, но так и не обернулась.
– Ханна…
Она вздохнула.
– Значит, сегодня я снова Ханна.
Я подошел, встал лицом к ней и положил руки ей на плечи. От меня не ускользнуло, как она вздрогнула. От гнева, или это была та же дрожь возбуждения, что охватывала меня при прикосновении к ней?
– Ты всегда была Ханной.
Ее глаза потемнели.
– Вчера нет.
– Вчера я облажался, ладно? Прости, что не пришел на пробежку, и прости, что вел себя как козел.
Она недоверчиво глядела на меня.
– Козел – это еще слабо сказано.
– Я знаю, что по замыслу должен разбираться в этих вещах, но признаюсь – субботняя ночь была для меня особенной.
Ее взгляд смягчился, плечи расслабились. Я продолжил уже тише:
– Это было невероятно, понимаешь? Знаю, что мои слова звучат глупо, но я немного растерялся, когда на следующий день ты отнеслась к этому так легко.
Я опустил руки и отступил на шаг, чтобы не теснить ее.
Ханна уставилась на меня так, словно изо лба у меня выросла голова ящерицы.
– А что я должна была делать? Сходить с ума? Злиться? Признаваться тебе в любви?
Покачав головой, она продолжила:
– Не совсем понимаю, что я сделала не так. Я думала, что отлично справилась. Думала, что вела себя именно так, как ты бы мне посоветовал, если бы я переспала с кем-то другим.
На щеках ее вспыхнул яркий румянец, и мне пришлось сунуть руки поглубже в карманы толстовки, чтобы удержать их при себе.
Я сделал глубокий вдох. Наступил самый подходящий момент для того, чтобы сказать Ханне: «Я чувствую к тебе то, чего никогда не чувствовал прежде. Я боролся с этим с первой же секунды нашей встречи, много недель назад. Я не знаю, что означают мои чувства, но мне бы хотелось разобраться».
Но я был к этому не готов и поэтому уставился в небо, совершенно запутавшись и не имея ни малейшего понятия, что происходит. Насколько я мог судить, то же самое я испытывал бы к любой женщине, чью семью знал бы годами: стремление оберегать, желание бережно отнестись к нашим чувствам. Мне нужно было больше времени, чтобы уложить все в голове.
– Я так давно знаком с твоей семьей, – начал я, снова обернувшись к ней. – Это не то же самое, что переспать со случайной встречной, как бы нам ни хотелось все упростить. Ты для меня не просто секс-партнер, и…
Я провел рукой по лицу.
– …и я просто пытаюсь быть осторожным, ладно?
Мне захотелось хорошенько себе врезать. Я вел себя как последний трус. Все, что я сказал, было правдой, но какой-то убогой правдой. Дело было не только в том, что я знал ее много лет. Нет, мне хотелось узнать ее как можно ближе, именно такой, и посвятить ей еще долгие годы.
Ханна на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, взгляд ее вильнул в сторону и уперся в какую-то неопределенную точку.
– Ладно, – пробормотала она.
– Точно?
Тут она наконец-то взглянула на меня и улыбнулась.
– Ага.
Ханна кивнула и развернулась, давая понять, что нам пора двигаться. Вскоре наши подошвы уже шлепали по мокрому асфальту. Мы бежали легкой трусцой, хотя я так и не понял, чем закончился наш разговор.
Погода была превосходная впервые за долгие месяцы. Несмотря на то что температура вряд ли поднялась выше пяти градусов, в воздухе чувствовалась весна. Небо было ясным: ни туч, ни серых теней, один лишь свет, солнце и чистый морозный воздух. Но не успели мы пробежать и трех кварталов, как мне стало слишком жарко. Чуть замедлив шаг, я стащил через голову свою толстовку с длинными рукавами и обвязал вокруг талии.
Я услышал, как ботинок стукнулся о тротуар, и прежде чем я понял что происходит, Ханна уже растянулась на дорожке. От удара она громко охнула.
– Господи боже, ты в порядке? – воскликнул я, опускаясь рядом с ней на колени и помогая сесть.
Несколько долгих секунд Ханна не могла вздохнуть, а когда все же сумела, вдох был шумный и отчаянный. Терпеть не могу это ощущение, когда из легких как будто вышибают весь воздух. Она споткнулась о широкую трещину в асфальте и упала тяжело, прижав руки к ребрам. Одна штанина порвалась на колене, и Ханна держалась за лодыжку.
– Оу-у-у, – провыла она, раскачиваясь.
– Вот дерьмо, – выругался я.
Одну руку я просунул ей под колени, второй обнял за талию.
– Давай-ка доставим тебя домой и положим на это лед.
– Я в порядке, – выдавила она, стараясь оттолкнуть меня и помешать взять ее на руки.
– Ханна.
Отмахиваясь, она просила:
– Не надо нести меня, Уилл, ты руки сломаешь.
Я рассмеялся.
– Это вряд ли. Ты совсем не тяжелая, и тут всего три квартала.
Она сдалась и обняла меня за шею.
– Что случилось?
Ханна молчала, но, когда я наклонил голову и заглянул ей в лицо, рассмеялась:
– Ты снял толстовку.
Растерявшись, я проворчал:
– На мне была еще футболка, глупышка.
– Нет, все дело в татуировках, – пожав плечами, пояснила она. – Я видела их всего пару раз, но в субботу успела наглядеться, и это навело меня на мысли… Я оглянулась на тебя…
– И упала? – спросил я и расхохотался, хотя делать этого явно не стоило.
Застонав, Ханна шепнула:
– Да. Пожалуйста, заткнись.
– Ну, можешь любоваться ими, пока я тебя несу, – сказал я.
Затем, улыбнувшись, добавил заговорщицким шепотом:
– И можешь по дороге покусывать мне мочку уха. Ты ведь знаешь, как мне нравятся твои зубки.