Невеста Кащея - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 36

— Не виноватая я!

Раскаленные щипцы плюхнулись в бадейку с водой, к потолку с шипением поднялось облако пара.

— А-а-а-а! — поддержала я представление. — Больно-о-о!

Дальше покуражится не получилось. В экзекуторскую ввалился в дымину пьяный боярин Димитру. Палач, схлопотавший прямой удар в челюсть, благоразумно уполз за лавку. Михай, ругаясь и потряхивая выбитым запястьем, подскочил к моему лобному месту и с воплем: «Прости меня, девочка!» — рухнул на колени.

Девочка была готова все простить прямо сейчас и кому угодно, если бы благородный спаситель в пылу раскаяния не попытался отпереть ножные захваты. Металлические кольца с лязгом поддались, чтоб еще плотнее обхватить мои щиколотки. Я взвыла, на этот раз не понарошку, и мстительно скрутила отрезвляющий кукиш. А чтоб неповадно было в пьяном виде к девицам врываться и от важных дум их отвлекать! Будущий вечный трезвенник поднял на меня грустные глаза:

— Тебе больно, птица-синица?

Я опустила руку и откинулась в кресле:

— Не нужно меня так называть… Свое что-нибудь придумай.

— Вот и Влад мне так говорит, — забормотал Михай, поднимаясь. — Рожу презрительную скорчит и давай вразумлять.

Боярин Димитру обходил пыточную по большому кругу, будто разыскивал какую-то вещь.

— Придумай, говорит, что-то свое…

Искомый предмет оказался деревянной тесаной лавкой. Временный правитель Валахии улегся на нее, закинув руки за голову.

— А что я придумаю? Я и птиц-то с пяток всего знаю. Курицу знаю, сойку и эту, как ее… Выпь! Курица — жмурится, сойка — спой-ка, выпь…

Богатырский храп сотряс помещение.

— А выпь-то чего? — негромко спросил палач, выбираясь наконец из-под лавки.

— Наверное, сыпь… — вслух подумала я.

— Ладно получается, — одобрил он, — выпь-сыпь, напевно очень.

У меня на этот счет было свое мнение, но мужик осторожно отстегнул ножные кольца.

— Меня зовут Нелу. — Маска съехала в сторону.

Палач был молод, лет двадцати, наверное. Широкоскулое курносое лицо его выражало сосредоточенность.

— Будем считать, что на сегодня работа закончена.

— Как скажешь, — с готовностью ответила я. — А кому ты должен был о результатах доложить?

— Ему, — кивнул палач в сторону Михая. — Вот проснется…

Нелу потер подбородок. Ссадина, оставленная драчливым боярином, слегка кровила.

— Подлечить? — Я прикоснулась ладонью к его скуле, подушечки пальцев привычно закололо. — Я же ведьмой деревенской раньше была, могу зашептать, чтоб заживало быстрее.

Парень принял мою помощь с благодарностью. Через несколько минут на его коже остался только розоватый след.

— Что с боярином делать будем? — вытерла я руки одолженной тряпицей и присела на краешек скамьи. — Мне тоже с ним поговорить надо.

— А я знаю? — пожал плечами Нелу. — Подождем, пока проспится, если у тебя каких наговоров от этого дела нет.

Мое предложение отрезвить боярина Димитру раз и навсегда ведьмовским кукишем было отвергнуто как бесчеловечное.

— Лучше уж пусть он сам как-нибудь, — пробормотал палач, пряча глаза. — Может, ты пока от пыток отдохнешь?

Я обиженно отвернулась. Подумаешь, какое единство!

Обратно в камеру меня вел не Йоска, а какой-то незнакомый стражник. Мужик так угрожающе поводил алебардой, что с разговорами я решила слегка обождать. Да и, если честно, не до них мне было. Я сразу же завалилась на свою соломенную подстилку, повернулась к стене и прикрыла глаза. Сон не шел. Вот ведь незадача! Всегда так! Когда не надо, чуть не стоя заснуть могу, особенно после сытного обеда. А сейчас — ни в какую! А ведь совет Лутонюшки из хрустального лабиринта мне ох как пригодился бы. Пока еще Михай проспится и сможет мне о господаревом артефакте рассказать… Тем более что я догадываюсь, что искать, теперь нужна подсказка — где.

Я попробовала считать овец, но эти наглые твари вместо того, чтоб монотонно перепрыгивать через наскоро придуманный заборчик, разбегались кто куда, глумливо бекая. «Ну правильно, — здраво рассудила я. — Они, наверное, боятся прыгать в пустоту». Я зажмурилась. За заборчиком расстелился ковер изумрудной сочной травки. Пастбище с четырех сторон окружили покатые склоны гор, на западе алело солнышко, ветер принес запахи распаренной земли и далекого дождя, застрекотали кузнечики. Я перекатилась на спину и подложила руки под затылок. Вечерело…

На тропинке, сбегающей с пригорка, показалась женская фигура. Прихрамывая и от того слегка дергая плечом, ко мне приближалась… бабушка. Я обрадованно вскочила, перекинула за спину косу и побежала навстречу, путаясь в длинном подоле сарафана. Яга улыбалась, разноцветные глаза лукаво щурились. Как же я соскучилась по ней!

Скрипнули петли, хлопнула дверь камеры. Я подняла голову. Сон рассыпался, оставив после себя чувство пустоты и неудовлетворенности.

— Estou doente, — прохрипел Луиш Мария де Нагейра. — Я болен… Я умираю! Что ты сделала со мной, ведьма?

Маг рухнул, отбросив светильник. Ручейки горящего масла устремились к подстилке.

— Пожар! — заорала я. — Горим!

На помощь мне приходить не торопились. Я прыгала по камере, будто горная коза, затаптывая огонь. Мне показалось, запахло паленым мясом. Мантия Нагейры тлела. Я заколотила в дверь, сбивая в кровь руки. Ёжкин кот!

— В коридоре никого нет, я велел, чтоб не беспокоили…

— У кого ключ?

— Не у меня…

Досточтимый надсадно кашлял, вяло подергивая конечностями. Умирает он, ага! Скоморох балаганный!

Ну почему моя стихия не вода? Почему порывы ветра, которые заполошно вырываются из моих рук, только раздувают пламя? Стоп, Лутоня! Огонь есть там, где есть воздух. Значит, твою силу нужно попытаться использовать наоборот. Не призвать ветер, а… отослать? «Пожалуйста, — шептала я своему дружку. — Уходи, на минуточку оставь меня. Мне очень-очень нужно…» Ветер недоверчиво фыркнул и юркнул в дверную щель. Сразу стало трудно дышать, заломило виски, легкие горели. Маг тоненько скулил на полу. Я задержала дыхание. Язычки пламени пожухли, обесцветились и… пропали. Глаза слезились, в горле будто застрял целый выводок ежей.

— Теперь вернись! — прохрипела я, борясь с головокружением. — Я больше не выдержу…

Наверное, ветер прислушивался за дверью. Он ворвался, благоухая жизнью и морем, поцеловал меня в щеки и играючи задрал подол мажеского облачения.

Я облегченно вздохнула: мэтр Нагейра под мантией носил нормальные штаны.

Привалившись спиной к стене, я прикрыла глаза. Как всегда, после использования стихийных сил, накатило изнеможение, затем слабость и нечеловеческий голод.

— Ты ветреница. — Маг приподнялся на локтях и сел.

— Это что-то объясняет? — ядовито переспросила я. — Или просто к слову пришлось?

Меня душила такая злоба на недотепу-мага за недавний пожар, за нелепое подземное погребение и, самое главное, за расстроенную встречу с бабушкой, что я готова была зубами вцепиться в его длинный нос и не отпускать, пока она, злость, не утихнет.

Нагейра моего состояния не заметил или не счел нужным замечать.

— Теперь понятно, почему в твоем присутствии моя сила так возрастает. Маги твоей стихии иногда могут служить источником для других.

— Других сил или других магов? — заинтересовалась я.

— Адепты ветра обычно не дружат с себе подобными… Ты училась? Кто был твоим наставником?

Я покраснела. Что за день-то такой? Все подряд меня носом в Квадрилиум тычут, как нашкодившего котенка. Сначала маленькая Лутоня, теперь этот вот…

Кстати, мой ответ мага и не интересовал. Он подслеповато щурился, пытаясь высмотреть что-то в темноте.

— Ты можешь найти лампу?

Я пожала плечами и подобрала с пола светильник. Дорогой стеклянный колпак его, конечно, приказал долго жить, но фитилек был на месте, и даже чуток масла плескалось на дне плошки.

— Кремень нужен и кресало, — сообщила я.

— Пустое…

Из складок мантии мэтр Нагейра извлек нитку блестящих бус, отщипнул один шарик: