История Гадкого Утенка, или Мой ласковый и нежный зверь - Славачевская Юлия. Страница 7
— Как ты себя чувствуешь?
Я упрямо повторила:
— Зачем тебе это нужно?
Он сгорбился, сжал руки 'в замок', облокотив на колени, поймал мой взгляд:
— Я люблю тебя… Люблю безумно, страстно и безнадежно. Ты моя жизнь, мой воздух, моя вселенная, моё счастье и моё проклятие. Я никогда не думал, что любовь может быть такой всепоглощающей. В этом мире нет ничего, чтобы я не сделал для тебя и ради тебя… если бы ты только позволила… но тебе ничего не нужно от меня…
Зверь горько усмехнулся:
— Кто-то там, наверху, знает как наказать… Мне подарили личный, персональный ад, не прекращающийся ни на секунду, сжигающий меня изнутри. Я осужден боготворить женщину, ненавидящую меня и осознавать, что виноват в этом только я сам. Каждодневная, мучительная пытка быть рядом с тобой и не сметь прикоснуться, видеть в твоих глазах ненависть, чувствовать твоё отвращение и не иметь сил от этого отказаться, потому что без тебя ещё хуже…
Голос прервался… молчание и:
— За всё время ты ни разу не произнесла моего имени, но как-то же ты называешь меня. Как? Скажи мне…
Я тихо прошептала:
— Зверь.
Его лицо исказилось судорогой боли, он запустил пальцы в волосы, склонив голову и простонал:
— Зверь…
И вдруг, неуловимым, быстрым движением оказался на коленях, рядом с кроватью:
— Прошу тебя, дай мне хоть один шанс, одну попытку вымолить твоё прощение… Позволь мне быть рядом с тобой, не прогоняй… Прошу тебя…
Я смотрела на него, стоявшего на коленях, и мучилась сомнением. Неужели я такая жестокая, что не могу дать ему шанс. Да что со мной? Как пережив столько сама, я так спокойно обрекаю другого на боль, пусть даже это Зверь. Его поступок чудовищен, но стоит ли жить одними воспоминаниями о прошлом? Стоит ли разрушать свою жизнь, купаясь в ненависти, невоспринимая ничего больше? Невозможно жить, не прощая. Что есть прощение? Умение ли это изгонять из своей души ненависть и гнев? Или это избавление от желания причинить боль себе и другим? Или способность начать всё с 'чистого листа'? Я вовсем расклеилась и заплакала.
Зверь заметил и встревожился:
— Что случилось? Где больно?
Он протянул руку, чтобы вытереть мои слезы, и… отдернул её.
Стало ещё обиднее, потому что виноват был он, а сволочью себя чувствовала я, и это было, с моей точки зрения, несправедливо по отношению ко мне, а жалко было его… Я запуталась. Запуталась в себе, в нем… но и оставить всё так, как есть было нельзя. Я подумала о том, что давая шанс ему, я открываю и для себя возможность начать жить нормально. Решившись, я коснулась его руки:
— Я могу попытаться… попробовать простить…
Теплые ладони сжались вокруг моего запястья и тихий голос:
— Большего не прошу…
В первый раз за долгое время, я чувствовала себя спокойно. У меня не было уверенности в успешном окончании моей попытки, но была уверенность что я поступаю правильно. Засыпая, я вдруг вспомнила:
— Поскольку до ЗАГСа мы так и не доехали, что с договором делать будем?
Какая у него странная реакция… даже спать расхотелось. Судя по его виноватому выражению лица, здесь опять 'засада':
— Может скажешь что случилось?
Ответ подтверждает опасения:
— Ты понимаешь… нас расписали… без нас.
И без его участия в этом, разумеется… 'без меня, меня женили'. На меня накатил смех и я еле выдавила:
— Ты аферист! Но учти — отсчет начался…
И вдруг видя изумленные глаза, до меня дошло, что он в первый раз видит как я смеюсь. Пора пробовать жить нормально…
Тут прискакала медсестра, повертелась перед Зверем, сделала мне укол и вскоре глаза закрылись сами собой. Проваливаясь в сон, я почувствовала как мою руку приподняли и поцеловали:
— Спокойной ночи.
Разбудила меня мама:
— Вставай, соня, день на дворе.
Во время моего умывания и завтрака, в мою палату под разными предлогами, зашли или заглянули минимум пятнадцать медсестричек. Мне не жалко, но хотелось бы знать причину этого паломничества:
— Мам, у меня точно всё в порядке? Что они меня разглядывают?
На это мне спокойно ответили:
— Наверно, они никак не могут понять — что такой мужчина, как Павел, нашел в такой вредной и бессердечной девчонке, как ты.
Приплыли называется. Я же ещё и виновата. Обидно до слез:
— Ты просто всего не знаешь…
И окончательно обалдела от услышанного:
— Знаю, Павел рассказал.
Что он сделал? Рассказал? Зачем? Я осторожно поинтересовалась:
— Что он тебе рассказал?
— Всё то, что ты не пожелала сообщить родной матери. И я понять не могу, почему ты настолько не доверяешь мне? Разве я когда-нибудь, давала тебе повод сомневаться в своей любви и поддержке?
Я захлопала глазами:
— Ты так спокойно к этому относишься?
Мама вздохнула:
— А как по-твоему я должна относиться к человеку, дважды спасшему жизнь моей единственной дочери и вдобавок нашедшего мужество признаться в содеянном. К тому же он тебя любит. Поверь, я не ищу ему оправданий и всегда буду на твоей стороне. Но мне очень не нравится твоё состояние, по-моему ты слишком себя зажалелась и по уши погрязла в обидах. Может быть уже пора повзрослеть и попытаться научиться прощать?
Я, ни в коем случае, не заставляю тебя любить Павла насильно, просто прошу, ради тебя самой, отпусти свою обиду и ненависть, не позволяй им искалечить твою жизнь и не решай ничего не обдумав, как следует. А теперь я бы хотела узнать причину, по которой ты всё скрыла от меня.
Стыдно, не то слово:
— Я не хотела тебя волновать. Думала сама разберусь.
— Разобралась?
— Нет. Всё так запуталось.
— Тогда не торопись, не руби с плеча…
Наш разговор прервала, ворвавшаяся как ураган, Маринка:
— Всем привет!
Мама улыбнулась поцеловала меня и пообещала придти завтра. Дверь за ней ещё не захлопнулась, а Марина уже демонстрировала свои 'боевые ранения'. Я ехидно поинтересовалась:
— А моё самочувствие тебя не волнует?
Подружка махнула на меня рукой:
— Я и так про него всё знаю в мельчайших подробностях от твоей мамы и мужа…
— Кого?
— Ты совсем отмороженная? Павла.
— Марин, а с каких это пор он стал для тебя Павлом?
Она скривила рожицу:
— Эланка, может хватит? Клевый мужик, тебя любит аж завидки берут.
И ты Брут… я впала в философию…
Не обратив ни малейшего внимания на моё состояние, подружка продолжала стрекотать, как сорока:
— Представляешь, я уже два раза с Андреем встречалась. По-моему я ему нравлюсь. Как ты думаешь?
Нашла у кого спрашивать, я у себя под носом очевидного не вижу, а уж отношения других разбираться, упаси Господи.
— А кто такой Андрей?
— Да свидетель твой. Ой, он меня до больницы сопровождал и там ждал, а потом домой отвез и сейчас опять снаружи ждет. Так я пошла?
Прослушав её монолог, выданный на одном дыхании, я кивнула:
— Иди.
Маринка убежала к своему Андрею, а ко мне прибежали мои мысли. Хорошенько всё обдумав и вспомнив советы и уроки Александра Ивановича, я примерно представляла Что мне нужно сделать, но пока совершенно не представляла КАК. Для решения этого КАК мне были нужны время и помощники, и ещё свобода передвижений. Когда пришел Зверь, мой план почти оформился и я преступила к 'военным' действиям.
Оглядев своего мужа и придя к выводу, что выглядит он получше чем вчера — посвежел, побрился, но смотрит как-то неуверенно. Понятно, у него такая же проблема — Как себя вести в этой ситуации. Великодушно решаю придти на помощь:
— Проходи. Я сегодня не кусаюсь — у меня мораторий.
Дождавшись пока он сядет, я начала:
— Я бы хотела попросить тебя о нескольких вещах. Если можно, конечно.
Ой, как мы удивились и смутились. Сам же вчера об этом просил…
— Ты же знаешь, что я всё сделаю.
— Спасибо. Тогда: во-первых, я хочу домой и как можно быстрее.
Я что-то не то сказала? Почему у него вид, как-будто я его ударила? Дай-ка я уточню: