Бессмертная любовь (Нет голода неистовей) - Коул Кресли. Страница 31

Когда Лахлан вернулся в их комнату, Эмма уже успела принять душ и оделась.

– Куда ты собралась? – резко спросил он. – Тебе надо лежать в постели!

– Хочу выйти. Ты сказал мне, что это не опасно.

– Конечно, и я тебя провожу…

– Весь смысл в том, чтобы оказаться подальше от тебя. Пусть ты и сможешь задержать меня здесь еще на четыре ночи, но это не значит, что я обязана проводить их с тобой.

Он взял ее за локоть.

– Тогда ты сначала попьешь.

Она обожгла его возмущенным взглядом.

– Отпусти меня.

– Ты будешь пить, Эмма! – заорал он.

– Отстань, Лахлан! – закричала она в ответ, вырывая руку.

Когда он снова поймал ее, она попыталась ударить его. Но Лахлан перехватил ее руку.

Угрожающе зарычав, он завел руку ей за голову и прижал Эмму к стене.

– Я ведь говорил тебе, чтобы ты меня не била. Знай, что когда ты в следующий раз попытаешься это сделать, я отвечу.

Она не опустила голову, хоть и надеялась, что он не отведет взгляда.

– Ты можешь одним ударом меня убить. Его голос стал хриплым.

– Я никогда не стану тебя бить. – Подавшись еще ближе, он прикоснулся губами к ее губам. – Каждый раз я буду по праву получать твой поцелуй.

Эмма почувствовала, как ее соски начали твердеть, и разозлилась на то, что не может управлять своим телом. Похоже, у Лахлана было над ней больше власти, чем у нее самой. Несмотря на все смятение и панику последних ночей, одного легкого прикосновения его губ было достаточно, чтобы разбудить в ней влечение. И это притом, что она безумно боялась того, что прячется в нем. А что, если он обернется в тот момент, когда они будут близки? Эта мысль помогла ей отстраниться.

– Я знаю, что ты хочешь получить не только поцелуй. Разве ты не ради этого заставляешь меня задержаться до полнолуния? Чтобы ты мог со мной переспать?

Он ведь уже предупреждал ее об этом.

– Я не стану отрицать, что хочу тебя.

– А что, если я скажу, что тогда нам надо поскорее с этим покончить? Сегодня же? Чтобы я смогла уехать уже завтра.

Она почувствовала, как он взвешивает ее слова и пытается найти нужный ответ.

– Ты переспишь со мной, чтобы уехать на несколько дней раньше? – Он говорил так, будто это его больно задело. – Заплатишь за свободу своим телом?

– Почему бы и нет? – спросила она, понизив голос почти до шипения.

Лахлан отвел взгляд – и Эмме показалось, что он содрогнулся. Прихрамывая, он отошел к камину и, опустив голову, стал смотреть в огонь. Эмма никогда не видела, чтобы кто-то смотрел на пламя так, как это делал он. Большинство людей позволяло пляске языков огня успокаивать и убаюкивать себя – Лахлан этого не делал. Его настороженный взгляд быстро скользил и перемещался, словно внутри шел какой-то спектакль.

– Знай, что я сожалею о том, как вел себя с тобой раньше, – но я тебя не отпущу домой. Сейчас ты можешь свободно ходить по территории – и тебя будут охранять.

Свободно ходить по территории. Там было темно – и ее это должно было бы пугать, но с той секунды, как она ощутила запах морской воды, ее тянуло пойти осмотреться. И вообще – разве она не должна чувствовать себя здесь как дома? Не оборачиваясь, она прошла на балкон, шагнула к перилам – и прыгнула в ночь.

Последнее, что она услышала, был его хриплый шепот:

– И я знаю, что ты вернешься ко мне до рассвета.

Глава 20

Как только Эмма вошла в туман, она сразу почувствовала, что ее кто-то преследует.

Значит, он действительно напустил на нее охрану? А если принять во внимание его бесцеремонность, они, наверное, не столько охранники, сколько шпионы. Наверное, женщина, гордая и независимая, возмутилась бы такой бесцеремонностью. А Эмма? Она сказала себе, что если здесь не настолько безопасно, как он ей сказал, и если вампиры нападут снова, то ей не понадобится их опережать – достаточно будет опередить шпионов, которые прячутся в кустах.

Ей не удалось разжечь в себе праведный гнев – и она какое-то время бродила вокруг замка, а потом наткнулась на беседку. Ее окружали полевые цветы, которые распустились днем, а теперь казались увядшими и жалкими. «Я их прозевала. В моей жизни всегда так».

Все равно ей понравилось сидеть здесь, глядя на затянутое туманом озеро – или залив, или что это было. Это немного напомнило ей дом.

При мысли о доме Эмма зажмурилась. Как бы она снова хотела там оказаться!

Она вскочила на парапет беседки и начала ходить по нему, наматывая круг за кругом и вспоминая все то, что с ней произошло. До этой поездки она мечтала о чем-то большем. Теперь, оторванная от дома, она поняла, насколько хорошо ей жилось. Да, ей было одиноко, не хватало спутника жизни. Однако теперь, когда ей каждый день приходилось иметь дело с властным мужчиной, который держал ее в плену, она понимала, что прелести спутников жизни весьма преувеличивались.

Да, порой она ощущала себя чужой, не знала, куда смотреть и что делать, когда ее тетки начинали яриться на вампиров, но достаточно часто этого чувства у нее не было. Конечно, они безжалостно ее дразнили, но, глядя назад, она вдруг поняла, что они дразнили всех без исключения. Например, ее тетку Мист. Много лет назад, после происшествия с предводителем мятежных вампиров, в ковене ее прозвали вампирской подстилкой. «Как оторвать Мист от вампира? Фомкой!»

Эмма изумленно приоткрыла рот. Пусть с ней обращались иначе – но с ней не обращались как с чужой! Неужели ее собственная неуверенность в себе повлияла на то, как она к ним относилась? Она вспомнила тот день, когда ей обожгли руку, – но даже это она увидела иначе. Сначала воспоминание снова потрясло и ранило ее. А теперь она вспомнила две детали: Реджин выскочила за ней – и задрожала из-за того, что чуть было не опоздала. А Фьюри заявила всем, что Эмма точно такая же, как они все.

Эмма почувствовала, что ее губы изогнулись в улыбке. Это сказала Фьюри! Их королева.

В ней начало подниматься возбуждение. Ей захотелось как можно скорее вернуться домой и посмотреть на него новыми глазами. Теперь ей мучительно хотелось оценить по достоинству все то, что она воспринимала как нечто само собой разумеющееся – или чего вообще не замечала. Ей хотелось заснуть в окружении уютного стрекотания насекомых дельты и воплей родни. Ей хотелось укрыться одеялами на своей собственной девичьей кровати, а не на массивном ложе Лахлана. У нее возникло чувство, что символы резьбы расскажут какую-то старинную историю – и, помоги ей Фрейя! – ей стало казаться, что, находясь в этой кровати, она может и сама стать частью этой истории…

Когда Эмма закружилась вокруг колонны, ей в ладонь впилась большая заноза. Раньше бы она завыла от боли, теперь просто вздохнула. «Все относительно». По сравнению с пропаханной словно огородная грядка грудью это было мелкой неприятностью.

Наклонив голову, Эмма рассматривала занозу и хмурила брови. Сегодня она видела Лахлана во сне… Они занимались любовью.

Ее волосы рассыпались по постели, бедра безостановочно вздымались под ним, грудь прижималась к грудной клетке Лахлана. А сама она жадно тянула его кровь…

Эмма пошатнулась, когда воспоминание вдруг резко оборвалось, и растерянно заморгала.

На рассвете Эмма не вернулась.

Охранники проследили, как она вошла в дом, и после этого защитили все двери, но только спустя час после отчаянных поисков Лахлан обнаружил ее: она спала, свернувшись калачиком в чулане под лестницей, где хранились щетки и ведра. Неужели она догадалась, что лежавшие там нашатырь и полироли скроют от него ее запах?

Обнаружив ее, дрожащую на пыльном полу, он заскрипел зубами – его тревога моментально перешла в гнев.

– Проклятие, Эмма! – рявкнул он, подхватывая ее на руки. О чем она думала? Он составит список правил, и, Бог свидетель, она…

Солнце хлынуло в холл – и Лахлан стремительно бросился в угол, прикрывая Эмму своим телом.