Бессмертная любовь (Нет голода неистовей) - Коул Кресли. Страница 50

– Я знаю, что ты не будешь говорить о… пытках. Но как Деместриу вообще сумел взять тебя в плен?

– Во время прошлого приращения Деместриу выступил против моего отца и убил его. Мой младший брат Хис не смог справиться с переполнявшей его яростью. Его преследовала мысль о том, что Деместриу отнял жизнь у нашего отца – а потом опустился до того, что украл его кольцо, которое передавалось от поколения к поколению с тех пор, как впервые был выкован металл. Хис сказал нам, что лучше умрет, чем будет все время это чувствовать. Он отправился за головой Деместриу и этим проклятым кольцом, не дожидаясь, чтобы мы ему помогли.

– Ему не было страшно?

– Эмма, я считаю, что в тяжелые моменты порой проводится черта – черта, которая отделяет твою прежнюю жизнь от новой. Если ты переходишь эту черту, то уже никогда не будешь прежним. Ненависть Хиса заставила его перешагнуть через эту черту – и он уже не смог бы вернуться обратно. Он свел свою судьбу к двум вариантам: убить Деместриу – или умереть, пытаясь это сделать.

Его голос стал еле слышным.

– Я искал его повсюду, но Хелвита скрыта магически – как и Кайнвейн. Я использовал все мои умения следопыта – и, кажется, оказался близок к цели. И в этот момент на меня напали из засады. – Взгляд Лахлана стал далеким. – Как гнездо гадюк, они поднимались, нападали и тут же перемещались, так что я не мог ответить на их удары. Их было слишком много. – Он провел ладонью по лицу. – Потом я узнал, что им не удалось захватить Хиса живым.

– Ох, Лахлан! Мне так жаль! – Эмма переползла к нему и встала на колени рядом с его вытянутыми к огню ногами.

– Боюсь, что на войне так бывает всегда, – проговорил он. – До Хиса я потерял еще двух братьев.

Сколько боли ему пришлось вынести! И почти всю – от рук Деместриу…

– Я еще никогда не теряла кого-то из знакомых. Не считая Фьюри. Но я не могу поверить в то, что она мертва.

Лахлан устремил взгляд за нее, на пламя костра.

– В чем дело, милый?

– Она может желать смерти, – проговорил он наконец, но не успела Эмма ничего сказать, как он спросил: – Это Фьюри обожгла тебе руку?

Она ахнула, быстро взглянув на свою руку, которую он ласково обхватил ладонями.

– Откуда ты знаешь, что ее кто-то обжег?

Он провел пальцами по тыльной стороне ее кисти.

– Догадался.

– Когда мне было три года, я чуть не выбежала на солнце. – Эмма подумала, что усвоила этот урок не так хорошо, как можно было бы думать. В Кайнвейне она каждый день тайком возвращалась к не замеченному больше никем лучику света и подставляла под него открытую кожу. Она что – решила срочно поехать в Средиземноморский круиз? Нет, но с каждым разом ей удавалось выдерживать его все дольше, так что, возможно, лет через сто она сможет гулять с Лахланом в сумерки. – Фьюри велела это сделать.

Его лицо посуровело.

– И они не нашли другого способа тебя научить? День, в который ребенку моего клана причинят такую боль, станет днем расплаты!

Эмма покраснела от смущения.

– Лахлан, валькирии… другие. Они воспринимают насилие иначе, и их взгляды не похожи на твои. Они преклоняются перед силой и сражениями.

Эмма не стала упоминать покупки, подозревая, что это испортит ту картину, которую она пытается нарисовать.

– Тогда почему ты такая мягкая?

Она закусила губу, гадая, почему допускает, чтобы он думал, будто это по-прежнему так. Теперь это было неправдой. Сегодня она скажет ему о своих снах и о своем новом решении…

– Лахлан, если ты отправишься искать месть без меня, то знай: я возобновлю мои собственные поиски.

Он провел ладонью по лицу.

– Мне казалось, что ты хотела вернуться в ковен.

– Я поняла, что не обязана выбирать только между валькириями и тобой. Я начала дело – и хочу довести его до конца.

– Никогда, Эмма! – В его глазах вспыхнула опасная синева. – Я ни за что не позволю тебе вернуться в Париж и искать вампира – пока меня не будет здесь.

Она изобразила изумление:

– Мне кажется, что если тебя здесь не будет, то ты ничего сказать не сможешь.

Он схватил ее за руку и притянул к себе.

– Да, не смогу. И потому я сделаю то, что в давние времена мужчины делали со своими женщинами. Перед отъездом я запру тебя – до моего возвращения.

Эмма изумленно открыла рот. Он говорит это серьезно? Временная капсула – это смертельно серьезно. Две недели назад она нашла бы какие-то оправдания его поведению, постаралась бы встать на его место. Она убедила бы себя в том, что ему пришлось столько пережить, что он заслуживает какого-то снисхождения. Теперь же она одарила его тем взглядом, какой такие слова заслуживали, вывернулась из его рук, встала и ушла.

Лахлан очень долго смотрел Эмме вслед, пытаясь решить, следует ли ему идти за ней. Иногда ему начинало казаться, что он слишком на нее давит, даже подавляет ее. И он решил на этот раз оставить ее в покое.

И поэтому здесь остался только он – и огонь. Хотя ему постепенно становилось лучше, ему по-прежнему было неуютно рядом с пламенем. Эмма этого не должна знать. И потому она никогда не сможет понять, почему он не может допустить, чтобы Деместриу продолжал жить…

Раздался громкий стон. Лахлан вскочил на ноги. Все его мышцы были напряжены. Незнакомый звук раздался снова, разносясь на многие мили вокруг.

Он стоял, наклонив голову и пытаясь разобраться, в чем дело… А потом пришло понимание.

Он стремительно бросился по тропинке – и увидел Эмму прямо перед собой.

– Лахлан! – только и успела вскрикнуть она, когда он подхватил ее на руки и побежал к замку.

Спустя считанные минуты он уже затаскивал ее в их комнату.

– Оставайся здесь! – Он пронесся по комнате, хватая свой меч. – Не выходи ни в коем случае! Обещай мне!

Кто-то нарушил границу Кайнвейна – и ради этого каким-то образом сломал массивные ворота, заставив металл стонать и вопить.

Если он не сможет их остановить…

– Но, Лахлан…

– Проклятие, Эмма! Оставайся здесь! – Она продолжала протестовать, и он раздраженно рявкнул: – А тебе никогда не приходило в голову, что иногда тебе положено бояться?

Он захлопнул дверь перед ее потрясенным лицом – и метнулся к парадному входу. И там он застыл, напряженно сжимая меч, дожидаясь…

Впервые в истории входную дверь Кайнвейна вынесли ударом ноги.

Лахлан посмотрел на незваную гостью – светловолосую женщину с сияющей кожей и заостренными ушами, а потом взглянул на упавшую дверь.

– Тренажеры, – пояснила она, пожимая плечами.

– Попробую угадать. Вы – Реджин?

Она ухмыльнулась – и вперед вышла другая валькирия. Прошагав прямо к Лахлану, она быстро скользнула по нему взглядом..

– Вот ее муженек! – проворчала она, подмигнув. – Эмма заловила себе волка! – Тут она устремила глаза на его шею, где Эмма в тот день пила его кровь, и склонила голову набок. – Гм… Ты носишь след ее укуса, словно орден, который заслужил!

– А ты, должно быть, та прорицательница…

– Спасибо, я предпочитаю термин «предопределительно одаренная». – Никс сделала стремительное движение рукой и оторвала с его рубашки пуговицу, которая находилась у самого сердца, и на мгновение ее лицо стало очень холодным. Она ясно продемонстрировала ему, что могла бы вырвать у него сердце. А потом раскрыла ладонь и удивленно ахнула: – Пуговичка! – Тут она радостно заулыбалась: – Они лишними никогда не бывают!

– Как вы нашли это место? – возмущенно спросил Лахлан у Реджин.

– Запись телефонных разговоров, спутниковая карта и ясновидящая, – ответила Никс и тут же нахмурилась: – А как вы находите места?

– А барьер?

– Ну, это была серьезная кельтская магия… – Она ткнула пальцем в сторону их машины. – Но мы на всякий случай прихватили самую сильную ведьму.

С переднего сиденья ему весело помахала рукой женщина с совершенно непримечательной внешностью.

– Хватит! – Лахлан прошагал к Реджин. – Вы уйдете из нашего дома. Немедленно.