Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ) - Жукова Юлия Борисовна. Страница 119

— В принципе, можно и слетать… — протягивает Азамат без особого энтузиазма. — Лиза, ты как?

— Хорошо бы узнать симптомы для начала. Если я могу что-то сделать, то обязательно полечу.

Алтонгирел явно светлеет лицом. Кажется, есть шанс, что он простит мне клуб. Странно, что до сих пор ни словом не обмолвился.

— Ну, про болезнь тебе лучше сам Наставник расскажет, он тут где-то. Давай я тебя ему представлю для убедительности, а сам пойду паковаться.

— А-а ты тоже полетишь, что ли? — нервно уточняю я.

— Конечно, а как же! — поднимает брови духовник.

Я обращаю умоляющий взгляд на мужа. Тот только вздыхает.

— Я плохо ориентируюсь в тех краях, да и семья у Изинботора такая… в нынешнем виде меня могут и на порог не пустить. Я, конечно, полечу с тобой, но и Алтонгирел тоже, обязательно.

Вот непруха, так непруха!

Вслед за Алтонгирелом я просачиваюсь сквозь толпу туда, где стоит его наставник. Изинботора я видела только однажды, на памятном Совете Старейшин. Это статный моложавый мужчина с очень красивым лицом. Ему, по идее, должно быть за пятьдесят местных лет, иначе у него не могло бы быть такого взрослого ученика, но на вид намного младше. Волосы у него длинные с сединой только на висках, они нетуго заплетены в несколько кос и украшены нитями бисера. На шее несколько рядов бус — просто нанизанные подряд мелкие драгоценные камни и резные бусины-обереги. Красивые муданжские мужчины любят на себя понавешать камушков, а уж известные люди вообще из украшений не вылезают. Что интересно, женщины в этом отношении намного скромнее. То ли всё-таки тяжеловато таскать на себе все эти булыжники, то ли принцип такой же, как у птичек: раз выбирает самка, то самец должен прихорашиваться и хвастаться.

Изинботор смотрит на меня из-под полуопущенных век, не поворачивая головы. Это, наверное, дико неудобно, да и видно должно быть очень плохо. Но, наверное, большинство созерцаемых таким образом об этом не задумываются и резко чувствуют себя дрожащими тварями. Я обхожу Старейшину и встаю прямо напротив, чтоб не окосел, бедный, за время разговора.

— Элизабет, — тихо произносит он мурлыкающим голосом.

— Здравствуйте, — киваю я. — Расскажите, пожалуйста, что там с вашим братом.

Он немного хмурится из-за того, что я сразу перешла к сути, не спросив предварительно о его собственном самочувствии и не обсудив переезд Унгуца, ради которого мы все тут собрались. Но нужда, видимо, пересиливает приверженность к традициям, так что он только легко вздыхает, откладывая нравоучение на потом, и отвечает:

— Ему уже больше месяца всё время плохо.

— Как именно плохо? — уточняю я, потому что Изинботор явно не собирается продолжать.

— Его покинули силы, — он пожимает плечами. — Он сильно похудел и очень бледен, почти не встаёт с постели.

— Так, — киваю. — Что-нибудь болит?

— Изредка боли в теле.

— Где именно в теле? — допытываюсь я. Ох уж мне эти муданжцы и их косноязычное духовенство…

Он сверкает на меня глазами.

— В теле. Не моё дело вызнавать неприятные подробности. Ты знаешь, что это за болезнь?

Я закатываю глаза и про себя проговариваю пару нехороших фраз.

— При таком расплывчатом описании это может быть пара сотен разных болезней. Мне надо знать точнее!

Он поджимает губы, а Алтонгирел сверлит меня укоризненным взглядом.

— У него кружится голова, — наконец выдаёт Изинботор. Потом, резко понизив голос, добавляет: — И тошнит.

Я закрываю лицо растопыренной ладонью. Это безнадёжно.

— Пожалуй, я лучше позвоню нашему целителю и спрошу его. Может, он заметил какие-нибудь более характерные симптомы.

Я подхватываю Азамата, которому уже изрядно надоело ловить на себе косые неприязненные взгляды бывших знакомых и слушать перешёптывание незнакомых эстетов, мы раскланиваемся с Унгуцем и его внучкой, обещаем заходить в гости и принимать их у себя и смываемся.

От целителя, впрочем, удаётся добиться немного. Боли оказываются в животе, а плюс к этому ещё онемение мизинцев. В общем, похоже, что-то с анемией, вопрос что? Но пока я там не окажусь, ответа я не найду, так что паковать надо полный комплект всего и быстро, а то целитель говорит, что «он плох, очень плох».

Лететь решили с утра пораньше, потому что ночью по малознакомому маршруту Азамат меня везти не хочет. В итоге вставать приходится в бешеную рань, только-только солнце поднимается, а третья луна ещё на небе.

Мы грузимся в Азаматов унгуц. Как всегда с Алтошей, первая же простая операция приводит к скандалу. Он, видите ли, хочет лететь на переднем сиденье, а я, типа, женщина толстозадая, обязана располагаться на заднем, чтоб не мешать. А у самого, между прочим, когда сидит, коленки на метр в стороны разведены, и левая так и норовит в приборную панель ткнуть в неподходящий момент. В конце концов Азамат находит решающий довод:

— Ты на Орле сто раз был, а Лиза впервые. Дай ей в окно-то посмотреть!

— Можно подумать, она способна оценить пейзаж! — фыркает Алтоша.

— Я не только оценить способна, я ещё и камеру взяла, нащёлкаю видов, а потом вышью что-нибудь или сотку! И можешь обзавидоваться.

На этом его всё-таки удаётся запихать на заднее сиденье, хотя ворчать он не перестаёт ещё долго.

Щёлкаю я действительно много. Встающее солнце очень красиво отдельными бликами освещает горы, над которыми мы летим. Азамат знает перевал к югу от столицы, где совсем низко и нет всяких неприятных воздушных потоков и смерчей, которые почти всегда образуются над муданжскими горами. Вообще, место у столицы отличное: по земле можно только с одной стороны добраться, по воздуху — с двух. А всё остальное — только для альпинистов. Горы здесь старые, невысокие, но никакой транспорт всё равно не пройдёт, разве что парнокопытный.

Выбравшись с гор, мы некоторое время летим над степью, кое-где размеченной вспаханными полями. Здесь уже вымахала молодая трава — мы ведь летим на юг, а Ахмадхотский хребет хорошо экранирует эту местность от северного ветра, так что здесь значительно теплее, чем даже в незамерзающей столице. Потом пересекаем широкую и спокойную равнинную реку. Азамат говорит, что она впадает в Дол, и потому называется Тажилмирн, питающая река. На Муданге десять крупных рек, не считая бесконечного количества мелких, и эта явно из тех десяти.

Алтонгирел дремлет на заднем сиденье, но при малейшем изменении нашего положения в пространстве, подскакивает и принимается несколько сумбурно рассказывать Азамату, где какую впадину надо огибать, а где лучше снизиться.

А вот потом начинаются джунгли. Самый настоящий тропический лес, влажный и горячий, полный ярких красок и невероятных тварей. Широта, на которой находится пролив между материком и островом Орл — это примерно и есть экватор Муданга. Здесь довольно холмисто, а мы летим на одной и той же высоте, поэтому вопли птиц и прочих голосистых тварей становятся то громче, то тише. Азамат приоткрывает по бокам купол унгуца, так что можно высунуть голову и поглазеть. Я прямо вижу, как внизу по веткам скачут пёстрые птицы и мелкие обезьянки. Правда, когда к нам в салон залетает муха размером со скарабея, мой интерес к джунглям резко угасает. Муху мы выгоняем, а окно закрываем, тем более, что уже очень хочется включить кондюк, а то жарко.

Наконец через пять часов полёта, как раз в самую жару, мы начинаем снижаться.

— А я думала, Орл — это остров, — говорю. Мы же приземляемся на берег континента.

— Остров и есть, — отвечает Азамат. — Но через пролив летать очень плохо, там такие ямы… Даже в хорошую погоду есть риск плюхнуться в воду, а сегодня тут ветрено.

— Так мы дальше поплывём, что ли?

— Лучше. Мы поедем подводным монорельсом. Вон, видишь, станция?

На пологом берегу метрах в двухстах от кромки воды и правда стоит какой-то коровник с крышей, кажется, из пальмовых листьев или чего-то подобного.

Алтонгирел тут же реагирует на мою вытянувшуюся физиономию.