Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ) - Жукова Юлия Борисовна. Страница 34

— Лиза, ну что вы, конечно, мы все доставим, я на Гарнете специально для этого транспорт держу. Да и вообще, никто вас одну там гулять не отпустит, еще не хватало.

— А что, это такое опасное место?

Все, что я знаю о Гарнете, — это что там огромный торгово-развлекательный комплекс, во всю планету размером. Они там ничего не производят, всю провизию привозят с ближайших окультуренных «зеленых» планет, а на самом Гарнете только пляжи, рестораны и магазины. Еще там, конечно, гигантский космопорт, в котором легко потеряться. Но капитана, очевидно, еще что-то заботит.

— Да вы что, — смеется он. — Там же сплошная мафия. От простых карманников до работорговцев. Нет, конечно, если вас привозит турагентство в престижный чистенький район, вы ничего такого не увидите. Но мы-то приземлимся в обычном порту для закупщиков, среди складов, и там вам без оружия и сопровождения делать нечего.

— Ого, — строю озадаченную рожу. — А я и не знала. Хорошо шифруются. А сколько мы там пробудем?

— Несколько дней. Пока все закупим да высадим… провинившихся.

— Что, на Гарнете? И на Муданг их не отвезем?

— До Муданга от Гарнета еще неделя, и нам там вроде бы ничего не нужно. Сами доберутся, не маленькие.

Мне становится как-то грустно. Я уже привыкла к Эцагану, да и чувствую себя косвенно виноватой в его глупостях. Но устав есть устав, что уж тут поделаешь.

— Ладно, — перевожу тему, — Азамат, ты обещал мне каюту под смотровую выделить…

— Ах да, конечно. — Он лезет в ящик тумбочки и извлекает пульт. — Вот, держите, это каюта прямо рядом с вашей в сторону кухни. Там прибрано, но, если вас что-то не устроит, скажите мне.

Я откланиваюсь и удаляюсь, по пути, воспользовавшись тем, что Азамат отвернулся, провожу рукой по его гриве на спинке стула. Ну какая прелесть!

Каюта оказывается точной копией моей, только во всю стену стеллаж с задвижными дверцами. Очень хорошо, можно все красиво разложить. Решаю заранее подготовить хранилище для гарнетских покупок — прикидываю, чего сколько будет, да что поближе, что подальше положить, да куда я аппараты поставлю. Везде раскладываю записки, чтобы не забыть, до чего додумалась. А потом наконец разбираю мешок и распихиваю по полочкам свои припасы. На все это уходит гораздо больше времени, чем мне кажется, — я вообще люблю наводить порядок и часов при этом не наблюдаю. То есть вешать в шкаф стираную одежду сразу, как высохнет, — выше моих сил, но зато я хотя бы раз в месяц выделяю один день и навожу полный порядок везде, куда дотянусь. И каждый раз чувствую себя после этого героем труда. Очень позитивно.

Кстати, о стираной одежде. Я же хотела спросить у Тирбиша, где у них машинки стоят. Тирбиш, как всегда, отыскивается на кухне и с удовольствием провожает меня в прачечный отсек. Оказывается, что машинки у всех именные. Тирбиш объясняет, что это для того, чтобы ни в коем случае не перепутать одежду и не потрогать чужое. Поскольку команда по внешности очень разношерстная, красивой половине неприятно прикасаться к личным вещам некрасивой половины, так что эти самые вещи не должны попадать в одни и те же места.

Я только чешу в затылке, как же Азамат при этом должен воспринимать мою манеру за него хвататься чуть что.

Тирбиш выделяет мне одну из запасных машинок, старательно выводит прямо на передней панели мое имя маркером. Это простое действие неожиданно заставляет меня чувствовать гораздо большую уверенность в завтрашнем дне, чем подписание контрактов. Мысль о контрактах напоминает, что надо написать домой, так что после того, как Тирбиш показывает мне сушильню с горячим поддувом, я снова отправляюсь к капитану.

Он все так же сидит за буком — и как глаза не посадил еще в этом вечном полумраке, — но при виде меня снова начинает теребить волосы. Вот ведь не дает полюбоваться!

— Оста-авь, — прошу.

— Да высохли уже, — пожимает плечам. — Не буду же я так ходить.

И берется за расческу. О-о-о, у меня есть идея.

— Дай я, — тянусь, только что не подпрыгивая на месте.

— Что? — не понимает он.

— Дай я тебя расчешу.

Судя по округлившимся очам супруга, я опять сделала что-то невероятное. Надеюсь, хотя бы не оскорбительное.

— Это что, какая-то традиция? — предполагает он, немного оправившись.

Врать не хочется, но очень хочется запустить пальцы в эту роскошь. Пожимаю плечами и, пользуясь его растерянностью, отбираю у него расческу. Она тяжелая, большая, с крупными зубьями. Из какого-то натурального пластика, вроде кукурузного. Поднимаю обеими руками тяжелые жесткие пряди и усаживаюсь с ними на кровать. При такой длине рядом стоять необязательно. Азамат завороженно смотрит, как я аккуратно разбираю кончики. Бальзам — бальзамом, но мне спешить некуда. Постепенно забираю все выше — или, в данном случае, все ближе к хозяину. Наконец дохожу до головы, и тут стараюсь быть как можно осторожнее, не дай бог ему какое обидное движение померещится. Тем более что теперь на всю длину прочесывать приходится. Волосы такие густющие, что кожи на проборе почти не видно. Это ж как тяжело такую косу носить, подумать страшно. У меня у самой в свое время коса была ничего себе, это сейчас я все отстригаю. Так я помню, как мне было тяжело. Но мои-то кудряшки с его гривой ни в какое сравнение не идут.

Ну вот, все хорошее когда-нибудь кончается. На расческе ни волоска не осталось. С ума сойти можно от счастья. Была бы я парикмахером, отдалась бы ему на этом самом месте. Теперь надо все это заплести, и чтобы концы не запутались. И как он один справляется?..

Азамат меж тем сидит, как будто с него портрет рисуют. Даже не моргает, по-моему. Приближаясь к концу косы, задумываюсь о завязке.

— Давай, чем закрепляешь, — говорю.

Он слегка вздрагивает от звука моего голоса и протягивает убитую жизнью черную резиночку. Господи, да тут шелковую ленту нужно… Но ведь сейчас опять начнет, что ему не подобает. Ладно, я ему вышью ленточку, и пусть только попробует не носить. Кстати, рубашку мою не надевает. Неужели что-то не подошло?

— Ну вот, — говорю, — готово.

Предъявляю ему аккуратную косу. Хвостик я нарочно оставила подлиннее, чтобы хоть чуть-чуть видно было, какая там красота.

— Спасибо, — говорит неуверенно. — Мне было очень приятно. Так и не понял, зачем вам это понадобилось.

Взвешиваю, насколько уместно сказать «пощупать захотелось» и решаю пока подождать с откровенностями.

— У тебя очень-очень красивые волосы, — объясняю серьезно. — Они заслуживают самого лучшего обращения.

Левая сторона его лица слегка розовеет. Нет, я не могу, какая прелесть! Неужели это — мой — муж?! Не удерживаюсь и целую его в макушку, благо когда он сидит, я все-таки достаю. Ну все, выносите тело. Под этим взглядом чай можно пить без сахара.

— Пустишь в бук? — спрашиваю, чтобы разбавить сиропчик.

Кивает, встает, отходит в сторону. Пошел дар речи искать, бедолага. Господи, Азамат, да прилети ты на Землю — тебя бы любая с руками оторвала! Это я тут выпендриваюсь. Вроде как солидная женщина, двадцать восемь лет, высшее образование, к первому встречному в кровать прыгать не пристало. А попадись тебе кто попроще — и был бы ты уже со всех сторон счастлив. Но вот угораздило же в меня втрескаться! Ладно, ничего, я скоро и сама до кондиции дойду. Вот только сейчас домой отпишусь…

Мам, я вышла замуж. За капитана муданжского корабля. И остаюсь тут работать.

Мы скоро будем на Гарнете, ты говорила, там какие-то лилии особенные растут. Тебе прислать луковицы?

Сашка, ты сидишь? Прочно сидишь? Не пьешь ничего, не ешь? Смотри, а то подавишься. Я тут вроде того что выскочила замуж неожиданно для себя. За того самого капитана, с которым ты говорил. Он абсолютно прекрасный. Так что я намереваюсь остаться на корабле, тем более что им все равно нужен бортовой медик. Нет, я вполне уверена, что мне никто ничего не подмешал. Он просто реально бесконечно клевый мужик. У меня все будет хорошо.