Игра престолов - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 70
Нет, решила она, Риверрану и Орлиному Гнезду придется подождать. Ее дорога лежит на север, в Винтерфелл, где ждут сыновья и обязанности. Как только они благополучно минуют Перешеек, она может открыться любому из знаменосцев Неда и послать вперед гонцов с приказом выставить конный дозор на Королевский тракт.
Дождь скрывал от ее глаз поля за перекрестком. Но Кейтилин отчетливо видела эти места в своей памяти. Рыночная площадь находилась как раз напротив, в миле за ней располагалась деревня: с полсотни белых домиков вокруг невысокой каменной септы. Домиков должно было прибавиться, лето выдалось долгим и мирным… Далее, на север от Трезубца, Королевский тракт шел вдоль Зеленого Зубца. Через плодородные земли и пышные леса, мимо богатых городков, крепких твердынь и замков речных владетелей.
Кейтилин знала их всех. Блэквудов и Бреккенов, вечных врагов, чьи ссоры постоянно приходилось улаживать ее отцу: леди Уэнт, последнюю представительницу рода, обитавшую вместе со своими призраками под сводами огромных залов Харренхолла; раздражительного лорда Фрея, пережившего семь жен и наполнившего свои два замка детьми, внуками, правнуками, бастардами и прабастардами. Все они были знаменосцами Талли и мечом принесли присягу Риверрану. Кейтилин гадала, хватит ли этого, если дело дойдет до войны. Отец ее был самым надежным человеком из всех, когда-либо живших на свете, и она не сомневалась в том, что он созовет знамена… но придут ли они? Дарри, Риджерсы, Мутоны тоже присягнули Риверрану, однако они сражались с Рейегаром Таргариеном возле Трезубца, а лорд Фрей вместе со своим войском явился туда, когда битва уже закончилась, предоставляя повод для некоторых сомнений в том, к кому из соперников намеревался он присоединиться. После битвы он торжественно клялся победителям в том, что намеревался стать на их сторону, но с тех пор отец именовал его покойным лордом Фреем. До войны дойти не должно, лихорадочно подумала Кейтилин. Ее нельзя допустить.
Сир Родрик зашел за ней как раз когда колокол перестал звонить.
— Надо поспешить, если вы хотите поужинать сегодня, миледи.
— Будет безопаснее, если мы не будем звать друг друга рыцарем и дамой до тех пор, пока не пересечем перешеек, — сказала она. — Обычные путешественники привлекают меньше внимания. Назовемся, скажем, отцом и дочерью, отправившимися в путь по какому-то семейному делу.
— Как вам угодно, миледи, — согласился сир Родрик, осознав ошибку, только когда она расхохоталась. — Привычку одолеть трудно… дочь моя. — Он попытался потянуть за отсутствующие бакенбарды и вздохнул.
Кейтилин взяла его за руку.
— Пойдемте, отец, — сказала она. — Вот увидите, Маша Хедль кормит хорошо, только постарайтесь не хвалить ее, чтобы она так страшно не улыбалась.
Гостиная оказалась длинной, и в ней сквозило, в одном углу ее выстроились рядком огромные деревянные бочки, в другом располагался очаг. Слуга носился с ломтями мяса. Маша тем временем цедила пиво из кегов, привычно жуя кислолист.
Скамьи были полны. Горожане и фермеры мешались с самыми разнообразными путниками: перекресток дорог сводит вместе странных соседей — красильщиков с руками, окрашенными черной и пурпурной краской, рыбаков, пропахнувших рыбой… Бугрящийся мышцами молотобоец сидел возле старого септона, привыкшие к суровой жизни наемники обменивались новостями с мягкотелыми, расплывшимися купцами.
На постоялом дворе собралось больше вооруженных людей, чем хотелось бы Кейтилин. На одежде троих, что устроились возле очага, скакал жеребец Бреккенов, с ними соседствовал большой отряд в синих стальных кольчугах и серебристых шлемах, знак на плече этих людей тоже был известен Кейтилин: двойные башни дома Фрея. Она попыталась приглядеться к лицам; все они были слишком молоды, чтобы знать ее. Когда она уехала на север, самый старший из них был, наверное, моложе, чем Бран. Сир Родрик выбрал для ней укромное место на скамье возле кухни. Напротив них сидел молодой симпатичный юноша и держал на коленях деревянную арфу.
— Семь благословений вам, добрые люди, — сказал он, когда они сели. Перед ним на столе стояла пустая чаша для вина.
— И тебе того же, певец, — отвечала Кейтилин. Сир Родрик потребовал хлеба, мяса и пива тоном, не терпящим возражения. Певец, молодой человек лет восемнадцати, непринужденно посмотрел на них, спросил, куда они направляются, откуда приехали и с какими новостями. Забрасывая быстрыми как стрелы вопросами, он не дожидался ответа.
— Мы оставили Королевскую Гавань две недели назад, — ответила Кейтилин на самый безопасный из его вопросов.
— Туда-то я и направляюсь, — поведал юноша. Как она подозревала, он больше стремился рассказать собственную историю, чем выслушивать их. Певцы ничего не любят больше, чем звуки собственных голосов. — На турнир в честь десницы съедутся богатые лорды с толстыми кошельками. В последний раз я едва сумел увезти свое серебро… точнее, увез бы, если бы в тот день не поставил все на Цареубийцу.
— Бога неблагосклонны к игрокам, — сурово проговорил сир Родрик. Как северянин, он разделял взгляды Старков на турниры.
— Ко мне они действительно были неблагосклонны, — ответил певец. — Жестокие боги и рыцарь Цветов разорили меня.
— Вне сомнения, неудача послужила тебе уроком, — сказал сир Родрик.
— Безусловно. В этот раз я поставлю на сира Лораса.
Сир Родрик попытался потянуть себя за бакенбарды, которых, естественно, не оказалось на месте, но прежде, чем он успел сделать замечание, явился слуга. Он поставил перед ними поднос с хлебом, наполнил их тарелки ломтями жареного мяса, источавшими горячий сок. На другой тарелке высилась горка крошечных луковок, огненного перца и грибов. Сир Родрик с жадностью приступил к еде, мальчишка бросился за пивом.
— Меня зовут Мариллон, — проговорил певец, прикоснувшись пальцем к струне. — Вне сомнения, вы слышали мою игру?
Подобное утверждение заставило Кейтилин улыбнуться. На такой дальний север, каковым является Винтерфелл, странствующие певцы забредали нечасто, но она помнила эту породу по девичьим годам в Риверране.
— Боюсь, что нет, — улыбнулась она.
Певец извлек из арфы укоризненный аккорд.
— Вы много потеряли. А кто из певцов вам нравился больше?
— Алая из Браавоса, — немедленно ответил сир Родрик.
— О, я пою куда лучше, чем этот старый скрипун, — сказал Мариллон. — Если у вас найдется серебряная монетка за песню, я охотно докажу вам свою правоту.
— Медяк или два у меня найдутся, но я скорее брошу их в колодец, чем буду слушать твой вой, — буркнул сир Родрик. Мнение его о певцах было общеизвестно, музыка вообще создана для девиц, и он не мог понять, почему здоровому парню приходит в голову возиться с арфой, когда ему лучше взяться за меч.
— Ваш дед — человек едкий, — обратился Мариллон к Кейтилин. — Я хотел почтить вас, воздать должное вашей красоте. Я и создан для того, чтобы петь перед королями и высокими лордами.
— Ну, это заметно, — сказала Кейтилин. — Лорд Талли любит песни, как я слыхала. Ты, вне сомнения, бывал в Риверране?
— Сотню раз, — непринужденно отвечал певец. — Там для меня держат наготове комнату, а молодой лорд относится ко мне, как к брату.
Кейтилин улыбнулась, представив, что сказал бы об этом Эдмар. Однажды какой-то певец утащил в степь девицу, которая нравилась брату, и с той поры Эдмар вообще возненавидел их породу.
— А как насчет Винтерфелла? — спросила она. — Ездил ли ты когда-нибудь на север?
— Зачем? — спросил Мариллон. — Там только метели и медвежьи шкуры, а Старки не разбираются в музыке, им бы только слушать вой волков.
Внезапно Кейтилин увидела, что в противоположном конце комнаты распахнулась дверь.
— Хозяйка, — послышался голос слуги. — Нам нужно разместить коней, милорд Ланнистер требует комнату и горячей воды.
— О боги, — проговорил сир Родрик, и Кейтилин стиснула его руку.
Маша Хедль уже кланялась и улыбалась, обнажая жуткие красные зубы.
— Простите, милорд, но гостиница полна до отказа, заняты все комнаты, простите.