Торнсайдские хроники - Куно Ольга. Страница 25

— И ты считаешь, что мне следует пойти им навстречу?

— Ваше сиятельство, — покачала головой я, — кто я такая, чтобы считать, что вам следует или не следует делать?

«Я, например, считаю, что вам вовсе не следует подсыпать зелья девушкам в вино, — мысленно добавила я. — И что, разве вас это останавливает?»

— И все-таки, что бы ты сказала, если бы я спросил у тебя совета? — настаивал он.

Я поджала губы.

— Если вам так уж интересно знать мое мнение, то почему бы им не посодействовать? Это практически ничего не будет вам стоить. Зато добавит вам популярности.

«Которая в последнее время очень сильно хромает, и целиком и полностью по вашей вине», — заметила я, опять-таки мысленно.

— Добавит, но в очень специфических кругах, — усмехнулся он.

— И что с того? — пожала плечами я. — Популярность — она популярность и есть. Лишней никогда не бывает, не важно, в каких кругах.

— Что ж, — Рейвен смотрел на меня не без любопытства. — Я взвешу твой совет. А пока скажи-ка: ты еще не надумала прийти ко мне в замок?

— Представьте себе, нет, — ледяным тоном отрезала я.

Не слишком подобающее поведение с человеком его положения. Но есть вопросы, в которых необходимо сразу ставить точки над «и», не оставляя ни малейшей почвы для сомнений. А я, похоже, и так успела затянуть с этим вопросом, прежде чем толком разобралась что к чему.

— Ну что ж, по-видимому, придется тебя к этому подтолкнуть, — констатировал он.

— Не стоит. Я не из тех, кто играет в подобные игры.

— А я обожаю игры, — улыбнулся граф. — И всегда выигрываю.

— А что, вы и на этот раз захватили с собой вино? — с вызовом спросила я.

— Еще одно правило: я крайне редко повторяюсь.

Эту словесную перепалку пора было завершать, тем более что граф смотрел на меня пристальным взглядом голодного удава. Но если от подобных разговоров с Кентоном я, что греха таить, получала определенное эстетическое удовольствие, то данный диалог был слишком опасен, и слишком многое зависело от того, на какой именно ноте он завершится.

Но эту ноту суждено было сыграть не графу и не мне. Разговаривая, мы немного отступили от прилавка, и внезапно старушка-нищенка, сидевшая на мостовой, вскочила на ноги и закричала со всей той громкостью, какую позволяли ее старческие легкие:

— Убийца! Убийца, негодяй!

Ее вытянутая рука не оставляла сомнений в том, кому были адресованы эти нелицеприятные слова.

Один из охранников Рейвена подошел к нищенке и резким ударом швырнул ее на мостовую. Охнув, женщина вытянула перед собой морщинистые руки, но они не могли защитить ее от удара ногой по ребрам. И еще одного.

— К вопросу о популярности, — повернулась я к Рейвену. — Почему бы вам не придержать своих псов? Они одурели от запаха крови, а между тем никакой опасности эта нищенка не представляет.

Рейвен равнодушно пожал плечами, но крикнул своим людям, чтобы заканчивали. Те отошли, а старушка осталась корчиться на мостовой. Подойти к ней и оказать помощь в присутствии графа никто не решился.

— Помни: я жду.

С этими словами Рейвен развернулся и зашагал прочь в сопровождении своих охранников. Горожане предупредительно расступались, не желая оказаться у него на пути.

Прошло еще два дня, прежде чем «новые веяния» докатились и до меня. Я сидела в редакции и набрасывала на листе бумаги вопросы для очередного интервью, когда в дверь громко, по-хозяйски постучали. Мири пошла открывать. На пороге стоял служащий охранного отделения низшего ранга, вероятнее всего, посыльный.

— Я разыскиваю госпожу Абигайль Аткинсон, — с важным видом произнес он и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.

В охранном отделении даже самые мелкие сошки чувствуют себя вершителями судеб.

— Вы ее разыскали, — отозвалась я со своего места. — Что вам угодно?

— Я уполномочен вручить вам повестку. — Он протянул мне сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги. — Вам надлежит незамедлительно отправиться на беседу в охранное отделение.

— Это с какой еще радости? — нахмурилась я.

— Согласно предписанию, — ровным голосом ответил пришедший.

— Хорошо, я приду.

— Прошу прощения, но в повестке сказано: «Незамедлительно», — настойчиво повторил он. — Мне предписано сопроводить вас до места.

— Ну что ж, — я обменялась многозначительным взглядом с секретарем, — раз так предписано, то идемте.

До охранного отделения было недалеко, поэтому мы отправились туда пешком. Точнее сказать, отправилась туда я, а посыльный шел за мной следом, неизменно поддерживая дистанцию ровно в три шага. Я это пару раз проверяла, то начиная двигаться со скоростью черепахи, то пускаясь почти бегом.

В охранке меня проводили в небольшой, но аккуратный кабинет, обставленный сугубо функциональной мебелью без малейших излишеств. Единственным украшением этой комнаты можно было бы назвать оригинальный письменный прибор, выполненный в форме изысканного цветка, с сосудом для чернил в виде бутона. Я пригляделась, склонив голову набок. Прямой бронзовый стебель вместе с бутоном немного походили на трубку.

Пока я разглядывала чернильницу, застывший на пороге чиновник с не меньшим вниманием разглядывал меня. Я спиной чувствовала его присутствие, но виду не подавала и даже вздрогнула, якобы от неожиданности, когда он заговорил. Почему бы не сделать человеку приятное?

— Абигайль Аткинсон? Беседчица из недельника «Торнсайдские хроники»? — бесцветным голосом спросил он.

Я обернулась.

— Да, это я.

Мужчина неспешно прошел на свое рабочее место за столом. Я осталась сидеть на стуле для посетителей, напротив него. Чиновник был каким-то невзрачным — среднего роста, в форменной одежде, незапоминающиеся черты лица, невыразительные глаза. Словом, эдакий усредненный человек. Такой же бесцветный, как и эта комната. Вот только любопытно, был ли в нем какой-нибудь неожиданный и оригинальный штрих, аналогичный столь запоминающейся чернильнице?

— Вы догадываетесь, почему мы вас сюда пригласили? — осведомился чиновник ровным, обычным, ничем не запоминающимся голосом.

— Не имею ни малейшего представления, — почти честно ответила я, изобразив при этом на лице всю гражданскую сознательность, на какую была способна.

— Надо же, — без малейшего удивления в голосе произнес он, заглядывая в какие-то бумаги.

Я молча ждала, напустив на себя скромный и почтительный вид. В свое время Люк тщательно проинструктировал меня на предмет того, как следует себя вести на подобных беседах. На всякий случай. Вот и пригодилось.

— Вы являетесь автором статей о странствующих артистах, менестрелях, восточных шаманах, коллекционерах оружия и продажных женщинах? — спросил он тоном прокурора, перечисляющего грехи обвиняемого на Страшном суде.

— Совершенно верно, — скромно кивнула я и многозначительно добавила: — а также автором биографии господина графа Торнсайдского и отчета о нововведенном налоге.

— Я в курсе, — кивнул чиновник, не особо впечатленный. — Что вы можете сообщить о своих коллегах по работе?

— О моих коллегах? — Я изобразила нескрываемое изумление. — А разве о них можно сообщить что-нибудь, для вас интересное?

Чиновник оторвался от бумаг и пристально посмотрел мне в глаза.

— Вот именно это мы и хотим от вас узнать.

Я огорченно развела руками.

— Боюсь, что не могу вам рассказать ровным счетом ничего, что было бы достойно вашего внимания.

— То есть вы утверждаете, что все ваши коллеги — люди благонадежные?

— Бесспорно.

Нашел тоже стукача.

— Даже Лукас Гринн?

Чиновник поправил съезжающие с носа очки.

— А что не так с Лукасом Гринном?

— Я полагал, именно вы нам об этом и расскажете. Он когда-нибудь высказывал недовольство властями? Подбивал своих читателей к бунту? Распространял ложную информацию о вышестоящих?

— Всю информацию, которую он распространял в недельнике, вы можете прочитать в любой момент, — заметила я.