Дрейк - Мелан Вероника. Страница 70

— Налей мне, пожалуйста, вина.

Напиться и заснуть, только не смотреть.

Все тот же взгляд, лежащий на плечах, как теплые ладони.

Черт! Это просто песня, ничего личного. Песня и вино. Надо успокоиться.

Дрейк вернулся к креслу, тихонько коснулось стенки бокала бутылочное горлышко.

— Дина, как ты думаешь, почему я пришел с вином?

Какой вкрадчивый вопрос.

Что можно ответить? Я смотрела мимо Дрейка на огонь и молчала. Странное спокойствие снизошло на меня совершенно неожиданно. Казалось бы, вот только волновалась.

«Он будет моим».

Еще никогда и ни в чем в жизни я не была настолько уверена. Не важно, зачем он пришел с вином, что собирался сказать. Не важно, какие вершины придется покорить и сколько пройти до победы, но рано или поздно Дрейк будет моим. Эта странная мысль дарила совершенно неподходящее случаю спокойствие.

Впервые за все это время я посмотрела ему в глаза и мысленно улыбнулась.

«Любишь играть, Дрейк? Поиграем!»

— Думаю, ты хотел поговорить не только о работе, но и о чем-то личном.

Он сощурил глаза, внимательные и глубокие.

«Ох, и много же ты видишь, господин начальник, только не все в свое время сумеешь предугадать. Не важно как, не важно когда. Но однажды ты проиграешь».

Что-то случилось. То ли во время песни, то ли от взгляда, что прошил до самого позвоночника, то ли от самого факта «Он пришел», но что-то неуловимо изменилось. Не снаружи. Здесь была вся та же комната, мебель и снег за окном, зато внутри вдруг ожила другая Дина. И не Дина даже. Бернарда.

С чьим фитилем я играла? Огонек, похоже, тлел не на Дрейковой веревочке, а на моей собственной. Что-то взорвало бомбу тихо и неслышно, но оттого не менее судьбоносно. И последствия этого вечера — я предчувствовала кожей — мне предстояло разбирать еще очень и очень долго.

Ничего. Лиха беда начало.

Начальник внимательно наблюдал за моим лицом, впервые в жизни я была уверена, что он не может уловить ход чужих мыслей, однозначно оценить происходящее.

Долгая пауза, треск поленьев, вкусное терпкое вино на языке. Как приятно хоть иногда «не быть слабее».

Наконец слова:

— Ты права. Если бы я хотел говорить о работе, пришел бы в форме и уж конечно без вина. Хотя о работе я все-таки упомяну. — Тон сразу стал сухим. — С завтрашнего дня мы начнем заниматься больше и интенсивнее. Пора вводить тебя в обстановку, давать дополнительные физические нагрузки, знакомить с будущей работой и коллегами.

— Коллегами?

— Да. Двенадцать человек, мужчин. Профессионально натренированный отряд для выполнения специальных поручений.

Я улыбнулась краешками губ:

— Двенадцать мужчин и я?

— Да. Скучать не придется.

Джеймсу Бонду такого и не снилось.

— Хорошо.

Хочет быстрее ввести в роль? Что ж, не буду препятствовать, если считает, что я к этому готова. Еще один глоток. Еще одна пауза. Мой взгляд скользил по его крепкой шее, плечам, рукам. Дерзко. И невероятно приятно.

«Давай, раскрывай карты, говори, зачем пришел. Уж точно не за тем, чтобы поведать про своих богатырей, дядька Черномор».

— Дина, что ты ко мне чувствуешь?

Вопрос застал врасплох.

Ту самую Дину, только что упомянутую, он заставил бы поперхнуться вином, залиться румянцем, лихорадочно искать подходящие случаю слова, а вот Бернарда, новая, открывшая внутри меня глаза Бернарда смотрела спокойно, без тени смущения и отвечать, похоже, не собиралась.

По крайней мере, ни единое слово, к немалому удивлению, не слетело с моих губ.

Теперь Дрейк улыбался по-другому. Понял, что ответа не последует, снова заговорил сам:

— Я знаю, что чувства есть. Назовем их симпатией. — Очень деликатно, не придраться. — Так вот, с моей стороны было бы нечестно умолчать о некоторых деталях, к этому относящихся.

Сердце все-таки забилось, тревожно, нехорошо, защита дрогнула в предвкушении плохих новостей.

Другая женщина? Просто не нравлюсь? По должности не позволено? Почему обязательно должны быть препятствия, когда все только начинается, когда так красиво и волшебно?

Я не хотела, чтобы он продолжал. И в то же время хотела. Так хочет сдающий кровь человек быстрее почувствовать укол, чтобы потом можно было идти «заживать».

— Тянуть с этим тоже было бы неверно.

«Ну так не тяни!»

— Независимо от того, хочу я или нет, чтобы ты симпатизировала мне, представители Комиссии не имеют шансов на отношения с женщинами. Это не сознательный выбор, это физиологический фактор, препятствующий сближению.

В горле резко пересохло.

Теперь хотелось не вина, а воды, а еще лучше — объяснений. Продраться бы уже через мангровые заросли слов и понять настоящую причину. Что пытается сказать Дрейк? Представители Комиссии никогда не спят с женщинами? Что за физиологический фактор может этому препятствовать? Импотенция? Полное отсутствие половых органов?

Только не это!

— Что за факторы? Это относится ко всем членам Комиссии?

Дрейк глаз не отводил.

— Да, ко всем, включая меня. И наверное, правильнее сказать — особенно меня. Дело в том, что мы развивались дольше обычных людей. Модификации с телом происходили в течение длительного временного периода в соответствии с приобретенными знаниями и умением использовать их. Мы не совсем обычные люди, Бернарда, ты это уже поняла. Представители Комиссии — гуманоидная, если хочешь, человеческая раса с усовершенствованными функциями. В связи с этим наш энергетический фон сильно изменен, проще говоря, повышен.

— Что это означает? Вы «фоните»?

— Не в радиоактивном плане. Если обычный человек. — Здесь он сделал паузу, видимо формулируя фразу иначе. — Будем использовать доступные слова и термины. Если женщина попробует меня коснуться, ее нервная система впадет в шок. Чем слабее человек, тем хуже последствия. Я могу контролировать свой фон, как делал тогда, когда лечил твоего кота, но в остальных случаях он несоизмеримо выше принятой людьми нормы.

«Реактор». Это не здание — реактор, а каждый человек, находящийся в нем.

Какое-то время я молчала, огорошенная услышанным.

Что это значит? Дрейка нельзя коснуться? Произойдет что-то похожее на электрический удар? Никаких отношений с женщинами?

— Среди вас ведь были женщины? Раньше когда-то ведь были?

— Были. Давно. Но по какой-то причине они уступали мужчинам в физическом развитии и постепенно вымерли. Не знаю, даже я не смогу тебе ответить. Я не шовинист, и мне жаль. Но теперь есть то, что есть, — только мы.

— А как же новые люди? Вы ведь не гермафродиты?

Мама, только не это!

Сухая усмешка.

— Нет. К тому времени, как это случилось, мы научились создавать новых людей.

— Клонировать?

— Нет. Создавать. Индивидуальных, уникальных людей, не клонов.

— И вы не можете создавать женщин?

— Нет. Не с таким потенциалом, как у нас. А в обычных нет смысла, они не способны на физический контакт.

Я хотела сказать: «Какие же вы бедняги», но удержалась.

Глупости какие-то. Хотя какие глупости? Мог ли обычный человек сделать стол невидимым? «Прыгать» в чужой мир? Лечить за доли секунды? Нет, не мог. А Дрейк мог. И в том, что он «фонил», сомнений не возникало, слишком сильно чувствовалось вокруг малейшее изменение его настроения.

Все же вино давало о себе знать. Наличие непонятных энергетических фонов никак не хотело укладываться в голове. Передо мной по-прежнему сидел красивый мужчина, вид которого наводил на самые грешные мысли. Искрила его аура или нет, но Дрейк для меня в какой-то момент стал яблоком, висящим над головой Евы в райском саду. Все равно дотянусь, все равно надкушу, даже если потом грянет с неба гром.

— То есть мужское достоинство у вас на месте. Вы просто забыли, как им пользоваться, за ненадобностью.

Глаза Дрейка одновременно смеялись и оставались непривычно серьезными. Странная комбинация.

— Тебе лучше считать, что так оно и есть.