Делириум - Оливер Лорен. Страница 44

Я собираюсь подняться наверх и переодеться, но меня окликает тетя:

— Лина.

— Что?

Тетя выходит на пару шагов из кухни, что-то в ее лице меня настораживает.

— Ты хромаешь? — спрашивает она.

Похоже, мои старания ходить нормально оказались безуспешными. Я отвожу взгляд — врать тете гораздо легче, если не смотреть ей в глаза.

— Да нет вроде.

— Не лги мне, — ледяным голосом говорит тетя. — Ты думаешь, я не знаю, но я знаю.

Я каменею от ужаса — сейчас она скажет, чтобы я закатала штанину, или заявит, что ей все известно о вечеринке. Но нет — тетя продолжает:

— Ты снова бегаешь, я права? Хотя я тебе запретила.

— Всего один раз, — с облегчением «признаюсь» я, — наверное, лодыжку потянула.

Тетя с расстроенным видом качает головой.

— Честное слово, Лина, я даже не знаю, в какой момент ты перестала меня слушаться. Я думала, что уж кто-кто, но не ты… — Тетя выдерживает паузу и продолжает: — Ну хорошо, осталось всего пять недель, и с этим будет покончено.

— Да, — заставляю я себя улыбнуться.

Все утро я не нахожу себе места, думаю то о Хане, то об Алексе. Я дважды пробиваю не ту сумму на кассе и в результате вынуждена вызвать в магазин дядиного управляющего, Джеда, чтобы он аннулировал чеки. Потом я роняю полку с замороженными обедами и неправильно маркирую десяток коробок с деревенским сыром. Слава богу, сегодня дядя отправился за товаром, и в магазине только мы с Джедом. Джед на меня не смотрит и не разговаривает, только бурчит иногда что-нибудь себе под нос, так что я могу быть уверена — он не заметит, в какую растяпу я вдруг превратилась.

Конечно, мне известно, в чем частично заключается проблема. Классическая первая фаза делирии: потеря ориентации в пространстве, невнимательность, трудности с концентрацией на чем-то одном. Но мне все равно. Если пневмония дарит те же ощущения, я готова зимой стоять в снегу на улице босиком и без пальто. Или пойти в больницу и перецеловать там всех больных с этим диагнозом.

Я рассказала Алексу, что работаю в магазине, и мы договорились встретиться в Глухой бухте в шесть вечера. Время еле-еле ползет к полудню. Клянусь, никогда не видела, чтобы секундная стрелка двигалась так медленно. Кажется, каждую секунду надо подгонять, чтобы она наконец ушла и уступила место следующей. Я умоляю стрелки часов двигаться быстрее, но они, похоже, сговорились меня не слушать. Я смотрю на покупательницу, которая стоит в узком проходе между стеллажами с якобы свежими продуктами и ковыряет в носу. Смотрю на часы. Опять на покупательницу. Снова на часы. Секундная стрелка так и не сдвинулась с места. Я в ужасе — вдруг, пока эта женщина ковыряет розовым пальцем в носу перед подносом с вялым салатом латуком, время остановилось навсегда?

В полдень у меня пятнадцатиминутный перерыв. Я выхожу из магазина и, присев на тротуар, давлюсь сэндвичем, хотя есть мне совсем не хочется. Предчувствие встречи с Алексом напрочь отбивает у меня аппетит. Еще один признак делирии.

Скорее же!

В час Джед начинает заполнять пустые места на стеллажах, а я так и торчу за кассой. Жара страшная, да еще муха залетела в магазин и все жужжит и таранит полку с сигаретами и лекарствами у меня над головой. Эта муха, жара и гудение маленького вентилятора за моей спиной нагоняют сон. Если бы было можно, я бы положила голову на прилавок и спала, спала, спала. Мне бы снилось, что я снова в том сарайчике с Алексом. Мне бы снилось, как он прижимает меня к своей крепкой груди и шепчет: «Позволь, я покажу тебе».

Колокольчик над дверью звякает и возвращает меня в реальность.

Я вижу его. Он входит в магазин — руки в карманах шорт для серфинга, волосы взъерошены и действительно напоминают венок из осенних листьев. Алекс.

Я чуть не падаю с табурета.

Алекс быстро мне улыбается и начинает лениво прохаживаться по магазину. Он наугад берет со стеллажей разные продукты — то упаковку со свиными шкварками, то банку с мерзким супом из цветной капусты — и изображает неподдельный интерес.

— О, это, должно быть, настоящий деликатес.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Проходы между стеллажами узкие, в какой-то момент Алексу приходится протискиваться мимо Джеда, а Джед у нас мужчина не маленький. Джед мельком смотрит на Алекса, а я ликую. Он не знает. Джед не знает, что у меня на губах все еще вкус губ Алекса, что я все еще чувствую, как его руки гладят мои плечи.

Впервые в жизни я сделала что-то по своему выбору, потому что сама так хотела, а не потому, что кто-то сказал, что это хорошо или плохо. Алекс идет по магазину, а я думаю о том, что нас связывает невидимая нить, и это придает мне уверенности в себе. Никогда еще я не чувствовала себя такой сильной.

Наконец Алекс подходит к кассе. Он выбрал упаковку жевательной резинки, пакет с чипсами и банку «Рутбира».

— Это все? — спрашиваю я.

Я соблюдаю осторожность, стараюсь, чтобы мой голос звучат спокойно, но при этом чувствую, что начинаю краснеть. У него сегодня удивительные глаза — чистое золото.

Алекс кивает.

— Все.

Я пробиваю чек, у меня трясутся руки, мне отчаянно хочется что-нибудь ему сказать, но я боюсь, что Джед может услышать. В этот момент заходит еще один покупатель — пожилой мужчина, похож на регулятора. Поэтому я очень медленно и аккуратно отсчитываю Алексу сдачу. Я хочу, чтобы он как можно дольше оставался рядом со мной.

Но на свете не так много способов отсчитывать сдачу с пяти долларов. В конце концов я передаю деньги Алексу, наши руки соприкасаются, и меня словно током бьет. Я хочу схватить его за плечи, притянуть к себе и поцеловать прямо здесь, в магазине.

— Хорошего дня, — запинаясь и срываясь на писк, говорю я.

Даже удивительно, что я смогла это выговорить.

— О да, день будет хорошим, — Алекс дарит мне свою удивительную улыбку и пятится к выходу из магазина. — Я собираюсь в Глухую бухту.

А потом он выходит на улицу. Я пытаюсь проводить его взглядом, но солнце слепит глаза, Алекс превращается в расплывчатый, мерцающий силуэт и исчезает.

Это невыносимо. Невыносимо думать, как он уходит по улице все дальше и дальше от меня. Мне предстоит прожить еще целых пять часов, прежде чем я его увижу. Я не доживу. Даже не думая о том, что делаю, я выскакиваю из-за прилавка и на ходу снимаю фартук, который надела, еще когда возилась с одной протекающей морозильной камерой.

— Джед, постой за кассой секундочку! — кричу я управляющему.

— Ты куда? — ничего не понимая, спрашивает Джед.

— За покупателем. Неправильно дала сдачу.

— Но… — пытается возразить Джед.

Я не собираюсь выслушивать его возражения, я и так знаю, что он скажет: «Ты же целых пять минут ее отсчитывала». Ну и пусть. Пусть Джед думает, что я тупая. Переживу.

Алекс остановился на углу улицы и ждет, пока мимо протарахтит муниципальный грузовик.

— Эй! — кричу я.

Алекс оборачивается. На противоположной стороне улице женщина катит детскую коляску. Она останавливается, прикрывает ладонью глаза от солнца и следит за моими действиями. Я стараюсь идти как можно быстрее, но боль в ноге этому не способствует. Взгляд женщины с коляской колет меня, словно тысяча иголок.

— Я неправильно дала сдачу.

Я уже подошла достаточно близко, чтобы говорить нормальным голосом, но, в надежде, что женщина перестанет глазеть на нас, все равно кричу.

— Тебе не следовало приходить, — шепчу я, поравнявшись с Алексом, и одновременно изображаю, будто передаю ему что-то. — Мы же договорились встретиться позже.

Алекс легко подыгрывает мне, он прячет в карман «сдачу» и шепчет в ответ:

— Я не мог больше ждать.

Потом он напускает на себя серьезный вид и качает пальцем у меня перед лицом, как будто отчитывает за невнимательность. И снова мне кажется, что мир вокруг перестал существовать, нет ни солнца, ни домов, ни женщины на той стороне улицы, которая так и не спускает с нас глаз.

Я делаю шаг назад и поднимаю руки, как будто извиняюсь.