Я-злой и сильный (СИ) - "Андрромаха". Страница 25
- Но вы же тоже - к доктору!? – сказал Павлик, огорченный теперь не за себя, а за нового взрослого «друга».
- Протезы буду ставить. Если денег хватит, - сказал Кэп.
В конце коридора появился Артём. Кэп невольно улыбнулся его стремительной фигуре в аккуратном и строгом халате.
- Простите, пожалуйста, что задержался! – сказал Артём сидящим. – Гостевы, входите.
Они пробыли в кабинете минут десять. А, выйдя, оба – и мать и сын – кивнули Кэпу:
- До свидания!
Кэп вкатился в кабинет. Тёма сидел за столом и улыбался.
- Ну? – спросил Кэп.
- Не отказались! – торжествующе выпалил Артём. – Дал направление на госпитализацию. Будут анализы собирать для операции! Ты – Супермен! Что ты ему сказал-то?
- Да вроде ничего, - ответил Кэп. Обвел глазами кабинет: - Вот тут ты и работаешь?
- Да. Уже два года.
- Слушай, раз у нас медицинская тема пошла… Я всё ждал, что ты сам заговоришь… Что по цене на протез? Еще не звонили? – но по тому, как с лица Артёма исчезла улыбка, Кэп всё понял: - …Очень дорого, да?
Тёма молчал.
- Ну ладно, скажи! Я же сильный – сам знаешь! Я переживу.
- Триста тридцать тысяч, - огорченно выдавил Артём.
- Бл##ь! – не удержался Кэп. Потом взял себя в руки: - Ладно, всё. Закрыли тему.
- У меня есть девяносто на книжке!
- Я не возьму твоих денег! – отрезал Кэп.
- Почему? – взмолился Тёма. – Что я тебе – чужой? Зачем же ты меня жить пригласил? Зачем спишь со мной в одной постели?
- И всё равно их не хватит, - огорченно договорил Кэп.
- Я подыщу другие протезы, - сказал Артём. - Это ж просто самые лучшие были. Говорят, они – как ноги.
- Правду говорят, - вздохнул Кэп. После примерки тех «механических ног» ему раз за разом снилось, что он ходит.
- Давай посмотрим, сколько мы сможем откладывать в месяц, - сказал Артём. – Может быть, кредит возьмем?
- Ладно, - кивнул Кэп. Не потому, что верил в такую возможность, а чтобы зазря не расстраивать Рыжего. – Ты домой не идешь?
- Нет, я ж на дежурстве.
Кэп на несколько секунд взял Тёмку за руку, переплел его пальцы своими, чуть сжал. Потом сказал:
- Ну – ок. Я поехал. Ты звякнешь совсем перед сном?
У окошка регистратуры мама Павлика набирала талоны на анализы. Сын стоял рядом, рассеянно глядя в окно. Кэп подъехал к нему:
- Видишь, Паш, мне доктор сказал, что протез слишком дорог. А ты, пока есть шанс самому встать на ноги, борись! Я б на десять операций согласился, лишь бы – ходить!
Хромой Павлик посмотрел в огорченное лицо безногого десантника, молча кивнул и прижался к материнскому локтю.
* * *
Серёга купил Жигули. Десятилетняя «восьмерка» безбожно чадила, чихала и глохла, но всё равно была Настоящим Автомобилем! Месяца два Серый везде, где бы ни находился: дома, на работе, в магазине крутил в руках брелок с ключами, так ему хотелось, чтоб все в мире видели: он – за рулем! Серый – парень рукастый. Ну, и Кэп не зря получил диплом механизатора. Ходовую они вдвоем перебрали. Втягивающее реле заменили. Кэп на работе по базе искал самые дешевые запчасти. В общем, довели «старушку» до ума.
В одну октябрьскую субботу Серый позвал Кэпа с Ильясом в гараж. Взяли две двухлитровых «Охоты» и говяжьих сарделек. Собрали мангал, долго разжигали отсыревший в бумажном пакете в гараже уголь. Врубили «Депеш Мод» на всю катушку. В металлических боксах басами билось эхо, и в кроны полуголых кленов уходило тяжелое:
«Reach out and touch faith
Your own personal Jesus»*.
Накатили пивка. Сняли пробу с сарделек. Покурили. Потрепались. Потом принялись за то, ради чего собрались – машину готовить к зиме. Кэп чистил свечи. Ильяс с Серегой перекидывали шины. Потом взялись менять аккумулятор. Прежний хозяин машину, судя по всему, не любил и обслуживал хреново. Аккумулятор приржавел в гнезде. Серый пыхтел, пытаясь вытащить тяжелую, криво вогнанную в гнездо «дуру».
- Писец, гавно безрукое! – материл он бывшего хозяина. – Кувалдой, что ли, забивал?! Поганый пидорас!
- Тихо ты! Цыц! – вдруг зашипел на друга Ильяс.
Кэп, оттиравший закопченные контакты, помертвел. В гаражах кроме них троих никого не было. То, что Ильяс на Серегу цыкнул за «пидораса» могло означать только одно…
У него задрожали руки. Чтоб не выронить свечи, он наклонился, ссыпал их на расстеленную на земле клеенку, буркнул:
- Пойду, отолью! – и покатился вдоль гаражей.
Краска стыда заливала лицо. Они - знают? Иначе с чего б Ильяс завелся? Раньше Кэп сам «пидорасами» клеймил кого ни попадя...
Он завернул за гараж, приложил обе ладони к холодной металлической стене и потом долго прижимал их к пылающим щекам. Как теперь возвращаться? Как друзьям в глаза смотреть? Да еще тем, что сбежал, он выдал себя с головой… Минут двадцать он не знал, что делать, пока Ильяс не свистнул, повысив голос:
- Эу, Кээээп! Ты где? Всё ок?
До боли закусив губу, Кэп поехал к ним, как на эшафот.
- Траванулся я чем-то, - соврал он, пряча глаза. – Домой поеду, ладно?
Парни кивнули – словно ни в чем не бывало. А он, не решившись им даже руку подать на прощание, крутанул свою коляску и поехал прочь. Персональный ад, о котором он знал, и которого ждал всю осень, как всю весну ждал петли, забрал его в своё пекло.
* * *
В ноябрьский день оживший мотылёк
Купается в холодном ярком свете.
И подхвативший бедолагу ветер
Несёт его, как сорванный листок.
Но он согрелся - и опять как летом
Пустился в легкомысленный полёт.
А на закате он опять умрёт -
И не узнает никогда об этом.
Я всё ещё люблю тебя - пока.
Хоть жизнь нас отдаляет друг от друга.
Разлука неминуема, как вьюга,
Накроющая танец мотылька.
Уже ноябрь. И холод недалёк.
Всё совершится против нашей воли.
И пусть любовь умрёт совсем без боли,
Как этот глупый, лёгкий мотылёк.
Ему бы головой своей садовой хоть на миг задуматься: ведь никто его ни в чем не обвинял! Ведь не в лицо ему плюнули то слово! Встретившись - поздоровались за руку. Сходя с автобуса, Ильяс привычно двери придержал, чтоб Кэп на коляске спокойно съехал со ступеней. Под последнюю сардельку Серый с ним последний кусок хлеба пополам разломил… Всё ж было как раньше. Но – нет! Переклинило. Похолодело в груди. Ехал и твердил про себя: «Это – крах. Это - позор. Всё пропало». Когда дверь открывал ключом – дрожали руки. Артём вышел в коридор ему навстречу.
- Котлеты будешь?
- Бабу буду! – отрезал Кэп.
Ему сейчас казалось, что это его реабилитирует. Вот кто-то вякнет: «Пидор!», а он в ответ: «Хрен-то! Я только что тёлку е@@л!»
- Что? – Артём не понял его в первую секунду.
- Я вызываю шлюху, - и, опережая вопросы, с напором: - Я тебе верность обещал? Нет!? Ну, вот и настало. Я звоню «девчонкам». А ты – оделся и на улицу. Бегом! – Кэп снял с вешалки Тёмкину куртку, сунул ему в руки и начал набирать сутенершу.
Рыжий ушел. Без звука. Не подняв глаз. Кэп по телефону напомнил «мамке», что он - без ног, выбрал наугад одно из предложенных девичьих имен. Подъехал к кровати –перестелить белье. И только тогда, потянув на себя одеяло, вдруг осознал, что в постель, на которой он ночью тискал тёплого доверчивого Тёмку, ласкаясь, подтрунивая над ним и ревнуя к позапрошлогодним историям, сейчас ляжет девка, час назад раздвигавшая ноги, хрен знает, под кем. Он брезгливо дернул плечами, снова набрал номер проституток, выпалил проверенную фразу: «А можно полчаса за полцены? Мне денег не хватает» и выслушал ожидаемое: «Вот когда накопишь, тогда и звони! …Заказ отменен». Позвонил было Полинке, но она была занята и обещала звякнуть вечером.
Он подкатил к окну и, с клокочущей в горле обидой на весь белый свет, прижимаясь лбом к холодному стеклу, долго смотрел, как во дворе, на детской площадке, опустив голову и зябко сунув ладони в карманы, сидит на качелях Артём. Наконец, Кэп с досадой вздохнул, нажал кнопку быстрого вызова и в ответ на неуверенное «Алло?», сказал жестко: «Домой иди. Живо!»