Изнанка королевского дворца - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 60

Ага, за что и получила. Убила бы сразу – не мучилась бы потом.

Разве так можно? Он ведь человек. Плохой ли, хороший, но человек. После тюрьмы у него был шанс исправиться. Сейчас же…

Ничего, наворовал достаточно. Пусть идет картошку копает. Или на проценты живет.

То, что ты сделала, – бесчеловечно.

То, что я сделала, одобрил король.

Но это жестоко. Бессмысленно жестоко. А что потом? Руки рубить на площади?

А хоть бы и руки. Здесь это есть. Мы просто исполнили приговор в тишине и спокойствии.

Что ты с собой сделала?!

Лиля обхватила голову руками и едва не застонала. Сдержалась. Еще не хватало разбудить Мири.

Две собаки смотрели на хозяйку с удивлением.

Я жестока?

Но он меня обворовал.

Можно было наказать иначе. Не мучить. Не уродовать. Можно… и нельзя.

Я – женщина. Изначально отношение ко мне хуже. Намного хуже, чем к мужчине. Меня можно обмануть, кинуть, подставить… Просто в силу моего пола. Вариля выбрали в качестве примера, потому что я не первая. Но остальные теперь побоятся. А визг «жестоко», «ужасно», «кошмарно»… Это – голосок справедливости или отрыжка Женевской и Гаагской конвенций?

Вот честно, перед собой, как на духу. Что лучше – заткнуть плотину сейчас, пока просочилась одна капля, или потом справляться с потоком? Жестокость малая сейчас или большая потом? Что страшнее? Принцип меньшего зла?

Нет, Лиля себя не оправдывала. Она виновна. И отвечать за свои дела будет по полной. И родители ее бы не поняли. Или…

Когда-то давно, еще в той жизни, они с отцом смотрели новости. И, услышав о казни какого-то наркоторговца в арабской стране (подробности стерлись за давностью лет), Владимир Васильевич одобрительно произнес: «Нам бы так»! [4]

Жестоко, мерзко, но наркотики в Ираке, Иране, Индонезии, где-то еще – смерть. И правильно. Эти мрази ведь не одного человека убивают. Не дай вам бог побывать в шкуре родственников наркомана…

Так, ладно. Это уже в стороне. А в сухом остатке – неоправданная жестокость.

Хотя нет. Оправданная.

И королем, и эввирами, да и другими людьми тоже. Здесь это в порядке вещей. Здесь могут убить ребенка, укравшего хлеб. Запороть до смерти. Вот это – мерзко.

А Вариль…

У него дети по лавкам плакали? Он голодал? У него больные родители или жена?

Нет! Все три раза – нет!

Ему просто показалось, что он может сожрать все. И не по рту. Вот и подавился.

Несправедливо? А сколько из этих денег уйдет лично графине? Гроши! Лиля отлично знала, что на себя она почти не тратит. Платит зарплату своим людям, улучшает Иртон, разворачивает дело, строит торговый центр, будет строить на доходы от него больницу и учить медицине.

Станем сравнивать себя с Дзержинским?

Скольких людей он уничтожил? А скольким дал путевку в жизнь? Скольким беспризорникам, сиротам… Что на весах?

Лиля ожесточенно кусала ноготь.

Мерзко. А там, где деньги, всегда и грязь, и кровь, и привыкаешь переступать через трупы…

Когда-то, еще в мединституте, перед Алей Скороленок очень драла нос богатая однокурсница. Аля бы и внимания не обратила. Не до того. Но девица взялась ей мешать. Трепала нервы на переменках, чуть ли не в лицо фыркала… Аля до последнего не шла на конфликт. А потом, когда ее чуть ли не в лицо обозвали нищетой, не стерпела. Ну-ка, скольких твой отец приговорил в девяностые, чтобы купить тебе трусы от кутюр? Сколько из-за него разорилось, спилось, скололось, что стало с их семьями? Твое богатство – на крови и костях. Поняла? И гордиться тут нечем.

Вот и здесь.

Ее богатство тоже будет на крови и костях. И оправдаться тут нечем. Пока – нечем. А потом?

А потом будет новый день.

И будет вставать солнышко, и Мири будет смеяться, не зная, что давно должна была умереть, и мои люди тоже будут ему радоваться. И те, кого я спасла, и те, кому я еще смогу помочь…

Я не оправдываюсь. Но надеюсь, что смогу искупить эту вину.

Жестоко. Но хирургия вообще жестока. Так не лечите человека, ему же больно! Вариль – это зараза на моем деле. Его ампутировали, как гангрену. Понадобится – устрою показательный суд. Видит бог, не для денег! Плевать мне на деньги как на цель. А вот то, что я смогу сделать с их помощью, важнее. И этим планам никто не помешает.

Благими намерениями выстлана дорога в ад? Это верно. Но это – когда счастье всем и сразу. А вот когда потихоньку вьешь свое гнездышко, последовательно убирая то, что мешает, а еще в силу своих возможностей помогаешь тем, кто рядом и кто помогает тебе… А почему нет?

Не надо оправдывать свою жестокость благом для мира. Это неправда. Это – твое будущее благо. Твоих детей. Твоих людей. Мало?

Много. Иногда кажется, что чересчур много.

Лиля откинула волосы.

Хватит бегать по комнате. Выпей отвар мяты и ложись в кровать. Не уснешь, так хоть чуть согреешься. Завтра тяжелый день, а ты еще простуду хочешь?

Все. Закрыли тему.

Больно… как же больно и тошно…

Рик откинул назад светлые волосы.

– Джес, ты сегодня вечером куда?

– Хотел сходить в один салон…

– Перебьешься.

– Вот как?

– Идешь со мной. А то я у Бернарда с тоски сдохну.

– Хочешь, чтобы я рядом с тобой лег?

– Нет, чтобы рядом со мной был хоть один нормальный человек.

– Иными словами, шут?

– Хоть козлом назовись, но будь!

Джес сморщил нос, но промолчал. Рика можно было понять. Вечера у Бернарда были… Скучными? Это еще не то слово!

Ни выпивки – то есть вино имеется, но оно такого качества, что копыта коню мыть не станешь. Ни женщин – при дворе Бернарда строго смотрят за нравственностью. А сам король высказывается в том духе, что за разврат надо сечь на площади. А уж про развлечения и вовсе молчим. На игру запрет. Скачки, схватки, турниры – все под запретом. Ибо тешит Мальдонаю. Танцы? Да от них со скуки помереть можно. Все церемонно, возвышенно… Но чтобы даже просто с кем-то потискаться втихомолку – отследят. И не дадут.

– Сам все понимаешь.

Джес вздохнул. Единственным развлечением для Рика оставалась Лидия. Все остальные дамы обходили его по широкой дуге. А Лидия…

Ей Рик был не нужен. Вообще. Она всему предпочитала книги. Этакая принцесса в заколдованной башне. Только в сказке была симпатичная, а тут… жуть! Крыса огрызающаяся.

Джес был не вполне справедлив к девушке, но ему и в голову не приходило посмотреть на все ее глазами. А Лидии происходящее тоже не сильно нравилось.

Это ее взяли и выставили, как товар. Это на нее глядит, как на кусок мяса, смазливый принц. И ему даже в голову не приходит спросить – а что ты думаешь? Что чувствуешь? О чем мечтаешь?

О нет!

Он просто явился! Держите штаны от счастья! Он – снизошел!

Да кому такое понравится?!

А смазливая внешность, простите, палка о двух концах.

Лидия была достаточно умна, чтобы смотреть на себя в зеркале и видеть девушку, а не принцессу. И отдавать себе отчет в своих недостатках. Слишком высокая, слишком худая, слишком бесцветная и невзрачная. Увы…

Можно выйти замуж за принца. Только в постель ты станешь ложиться с мужчиной. А такой, как Рик… Слишком уж он красив. Если не загуляет – считайте меня шильдой.

И что?

Гулящий король и кукла-королева? Увольте.

Это Лидия могла бы объяснить парням. Но не хотела. Полагала, что и так все понятно. Но увы…

Те вещи, которые просты и понятны женщинам, мужчинам приходится растолковывать с применением большой дубинки. И наоборот. Нечто само собой разумеющееся для мужчин женщины не замечают, пока оно их по голове не стукнет. Три раза подряд.

Одним словом, взаимопонимания между принцем и принцессой не наблюдалось. Простого понимания, пожалуй, тоже.

А общаться приходилось. И держать лицо.

Вот и этим вечером…

– Вы позволите пригласить вас на танец, ваше высочество?