АНГЕЛЫ СТРАШАТСЯ - Бейтсон Грегори. Страница 28

Модель этого явления из физики – это цепь, которая всегда в результате под давлением или напряжением разрывается в месте своего самого слабого звена. В случае равной крепости звеньев цепь может превысить обычную точку и время разрыва, но в конце концов обязательно найдется самое слабое звено, и оно-то и станет местом разрыва. Другая модель – это кристаллизация медленно охлаждающейся жидкости. Процесс кристаллизации всегда начинается с какой-то определенной точки и, начавшись, идет до полного завершения. Очень чистые вещества в очень гладких и ровных емкостях могут быть и переохлаждены на несколько градусов, но в результате все равно произойдет изменение. В случае же переохлаждения изменение пройдет еще быстрее.

Другим примером отношения между количественными и качественными изменениями является отношение между транспортными пробками на дорогах и количеством автомобилей, от которых эти пробки зависят. Количество автомобилей в данном регионе медленно растет на протяжении нескольких лет, но скорость, с которой они движутся, остается постоянной, пока не будет достигнут определенный порог количества автомобилей. Кривая количества автомобилей растет медленно, кривая же времени – наоборот. Кривая времени, проведенного каждым автомобилем на каждой миле дороги, проходит вдоль горизонтальной постоянной до определенной точки. Затем, совершенно внезапно, когда количество автомобилей переходит упомянутый порог, на дорогах возникают пробки, и кривая, изображающая время на милю дороги, резко взлетает вверх.

Мы можем сказать, что увеличение количества автомобилей было положительным до определенного момента, но за пределами этой точки количество автомобилей в этом регионе приобрело негативный характер.

Диалектический взгляд на историю предполагает, что в данный исторический момент, скажем, в середине XIX века, социальная дифференциация и гнет были таковы, что для отражения данной социальной системы должна была возникнуть теория эволюции указанного рода. Для марксистов несущественно, насколько я понимаю, кто разработал эту теорию – Дарвин, Уоллес или Ченберс, или кто-либо другой из полудюжины ведущих биологов, бывших в то время на грани издания эволюционной теории общего вида. Марксисты считают, что как только созреет необходимость, человек всегда найдется. Всегда будет кто-то, кто определит точку кристаллизации для нового состояния. И на самом деле теория эволюции и ее история вроде бы подтверждают это. В 1850-х годах было несколько человек, готовых создать теорию эволюции, и эта теория был более или менее неизбежной, плюс-минус десять лет от фактической даты публикации «О происхождении видов». Было также политически неизбежным, что эволюционная теория Ламарка исчезнет в это время со сцены и что кибернетическая философия эволюции, хотя и предложится Уоллесом, не станет главной темой.

Для марксистов суть дела состоит в том, что количество определяет происходящее и что структура будет рождена в качестве ответной реакции на количественное изменение.

Мой собственный взгляд на этот вопрос почти противоположен. Я считаю, что количество никогда, ни при каких обстоятельствах не может объяснить структуру, потому что информационное содержание количества, как таковое, равно нулю.

Мне всегда казалось совершенно ясным, что вульгарное применение «энергии» как средства объяснения ложно именно потому, что количество не определяет структуру. Я считаю, что количество нагрузки, приложенной к цепи, не разорвет ее, если не обнаружит, самого слабого звена, то есть структура внутренне присуща цепи еще до приложения силы и, как говорят фотографы, «проявляется» при напряжении.

Таким образом, я являюсь по темпераменту и интеллекту одним из тех, кто предпочитает объяснение, исходя из структуры, а не количества.

Недавно, однако, я увидел, как эти два вида объяснений можно состыковать. В течение долгого времени я испытывал неловкость при определении смысла понятия «вопрос», оттого что думал: возможно ли вопросу воплотиться в долингвистическом биологическом мире.

Пусть не вызывает сомнений, что я не имею в виду вопрос, который воспринимающий организм может задать окружающей среде. Мы могли бы сказать, что крыса, исследующая ящик в котором она находится, также задает нечто вроде вопроса об опасности или безопасности ящика. Но сейчас не это нас интересует.

Нет, я сейчас задаюсь вопросом, может ли на каком-то более глубинном уровне быть что-то подобное вопросу, выраженному языком приказов и т.д., которые лежат в основе генетики, морфогенеза, адаптации и т.п. Что будет означать слово «вопрос» на этом биологическом уровне?

Парадигма, которую я имею в виду, и должна представлять то, что я понимаю под «вопросом» на морфогенетическом уровне, являться последовательностью событий, которые следуют за оплодотворением яйца позвоночного, что мы рассмотрим на примере яиц лягушки. Неоплодотворенное яйцо лягушки, как известно, является радиально симметричной системой, в которой два полюса (верхний, или «животный», и нижний, или «растительный») различаются в том, что в животном полюсе больше протоплазмы и он является областью ядра, а в растительном полюсе больше желтка. Но яйцо кажется совершенно одинаковым по экватору. Не существует выделения плоскости, которая в будущем станет местом двусторонней симметрии головастика. Эта плоскость определяется вхождением сперматозоида, обычно несколько ниже экватора, так что линия, проходящая через точку входа и соединяющая два полюса, определяет будущую среднебрюшную линию двусторонней симметрии. Среда, таким образом, дает ответ на вопрос «где?», который кажется внутренне присущим окружению неоплодотворенного яйца.

Другими словами, яйцо не содержит необходимой информации, эта информация также не входит в ДНК сперматозоида. В случае с яйцом лягушки сперматозоид даже не нужен. Эффект может быть достигнут, если мы уколем яйцо волосом от щетки из верблюжьего волоса. Такое неоплодотворенное яйцо превратится со временем во взрослую лягушку, хотя и имеющую половину количества хромосом.

Именно об этом я и думал, когда рассматривал природу вопроса. Мне казалось, что мы можем рассматривать состояние яйца непосредственно перед оплодотворением как состояние вопроса, состояние готовности к получению определенного количества информации – информации, которая предоставляется при вхождении сперматозоида.

Соединяя эту модель с тем, что я говорил количестве и качестве в марксистской диалектике, и соотнес" все это со сражениями, которые велись над проблемой детерминизма среды против генетического детерменизма, и а сражениями вокруг теории Ламарка (также имевшими политические аспекты), мне показалось, что, вероятно, вопрос имеет количественный, а ответ – качественный характер. Мне казалось, что состояние яйца в момент оплодотворения, вероятно, можно было бы описать в терминах количества «напряжения», которое в определенном смысле снимается цифровым (знаковым) или качественным ответ" предоставляемым сперматозоидом. Вопрос «где?» есть распределенное количество. Ответ «там» есть точный цифровой ответ.

Если вернуться к цепи и к самому слабому звену, мне кажется, что в цепи и в случае с яйцом лягушки конкретный цифровой ответ дается наугад.

Давайте вернемся к проблеме описания организма и того, что произойдет с частями этого описания по мере того, как существо претерпевает процессы роста, влияние окружающей среды или эволюцию. Мы можем следовать за Ашби в рассмотрении описания организма как списка переменных, насчитывающего до нескольких миллионов предложений. Каждое из этих предложений, или значений, имеет ту особенность, что при превышении определенного уровня они становятся летальными. Другими словами, в задачу организма входит поддерживание каждой переменной внутри определенных границ – верхней и нижней. Организм может это сделать благодаря гомеостатическим контурам. Переменные, список которых у нас имеется, очень плотно и сложно взаимосвязаны в контурах, имеющих гомеостатические или метагомеостатические характеристики. В таких системах присутствуют два типа патологии, или, если можно так выразиться, путей к катастрофе. Во-первых, любое монотонное изменение – то есть любое непрерывное увеличение или уменьшение значения любой переменной – должно неизбежно вести к разрушению системы или такому глубокому нарушению («радикальному» нарушению), что практически невозможно будет говорить о той же самой системе. Это и есть один путь к катастрофе, смерти или радикальному изменению.