АНГЕЛЫ СТРАШАТСЯ - Бейтсон Грегори. Страница 41

Президенты-идеалисты и президенты-радикалы, должно быть, плачут по прибытии в Белый дом, обнаруживая, сколь незначительна их власть. И все же люди стремятся быть президентами, монархами и премьер-министрами. Они стремятся к тому, что называется «властью». Странным образом иллюзия власти является побочным продуктом или функцией искажения восприятия, которая заставляет «трамвай» завидовать «автобусу». Каждый нижестоящий человек думает, что каждый более высоко стоящий более свободен от рельс, от заданного пути. Амбиция и зависть являются общими побочными продуктами большого класса стыков между человеческими мыслительными подсистемами.

Нам приходится исследовать механизм иллюзии – то, как с уважением невинность взирает на опыт и как с завистью опыт взирает на невинность.

Подобное же состояние дел характерно и для отношений между полами. Мой старый профессор антропологии в Кембридже, Альфред Хаддон, обычно заканчивал курс лекций по физической антропологии каждый год одной и той же шуткой. Он выносил на кафедру два черепа: мужской и женский и указывал на контраст между ними (тяжелые надбровья у мужского черепа, легкая гладкость структуры и незавершенность швов – у женского). Затем он заключал:

«Вот видите, мужской череп напоминает антропоида, а женский – младенца. Что предпочитаете вы?»

Иллюзии, иллюзии… Один пол завидует другому и, возможно, даже восхищается им. Пусть у нас всегда остаются эти иллюзии!…

Ну что ж, значит нет выхода? Нельзя избежать этих скрытых тенденций умственной жизни? Являются ли иллюзии, характеризующие отношения между старостью и молодостью, характерными для всех подобных стыков? Каков механизм их распространения? Могут ли быть приведены в качестве доказательства исключения?

Существует много видов ситуаций, в которых люди достигли или сохранили определенную степень свободы от иллюзий, сопровождающих иерархическое превосходство.

Первый класс исключений связан с неизбежной смертью. В шотландском языке есть слово fey (обреченный на смерть). Это слово того же корня, что и фатум (судьба), и относится к возвышенному состоянию, в котором многие ранее непризнанные истины становятся очевидными, так что в фольклоре обреченный на смерть человек наделяется сверхъестественной мудростью. Здесь у нас очень точный термин для состояния ума, вызванного абсолютной вероятностью смерти. Когда смерть близка, становится возможным очень ясное видение происходящего. Если бы все были на пороге смерти, зависти больше не было бы.

Если вернуться к притче об автобусе и трамвае, нам придется вспомнить, что оба эти вида транспорта (и соответствующие им представители рода человеческого) считают, что они куда-то движутся. Они полностью привязаны к значению «Эго» и, исходя именно из этого, создают иллюзии свободы и/или детерминизма. Мы можем сказать, что автобус на один шаг ближе к свободе, но это ничего не означает. Можно быть или свободным, или несвободным, промежуточных стадий не бывает.

Рассмотрение отношений между идеями цели и идеями свободы приближает нас к истине. В двух случаях я был близок к смерти при хирургическом вмешательстве, и в обоих случаях операции оказались неудачными, но пациент выжил. Я благодарен за этот опыт. В результате его любовь стала более земной, ее стало легче передавать, и в то же время появилось чувство одиночества, подобное тому, с каким человек, взобравшийся на вершину горы, оглядывает все вокруг.

Состояние это длилось в течение недель или месяцев и медленно уступало чувствам озабоченности и привязанности к делам повседневной жизни.

Очевидно, состояние обреченного на смерть может прийти в любом возрасте, но старость – это приближение, подход к смерти, и я считаю, что различия в степени обреченности являются компонентом барьера между старостью и молодостью. Не просто старость больше похожа на автобус, а молодость на трамвай, но старость начинает медленно обнаруживать, что проблема свободы воли не существенна.

Мне выпало счастье увидеть другую систему, где люди были частично свободны от дилеммы автобуса и трамвая. Это было на острове Бали, где я работал в течение двух лет вместе с Маргарет Мед, на которой тогда был женат. Западные понятия цели и продолжительности затемнены в мышлении обитателей острова, и даже слова для этих понятий позаимствованы совсем недавно. В ответ на вопрос цели: «Почему ты делаешь так-то и так-то?» обитатель Бали обычно ответит общепринятой вежливой формулой или в календарных терминах: «Потому что это Аиггара – Касих».

Другими словами, то состояние ума, которое вынудило «трамвай» и «автобус» жаловаться на недостаток свободы отсутствует или слабо развито среди обитателей Бали. Отсюда естественно спросить, являются ли балийцы «fey» в смысле хронического ожидания смерти. Ответ на этот вопрос, однако, не прост. Смерть и ритуалы смерти – постоянная и заметная черта жизни на Бали. Их кремация пользуется известностью. Покойников несут на площадку для кремации в башнях высотой примерно в сотню футов. Несет башню большая толпа мужчин, которые постоянно кричат, находясь под бамбуковой решеткой, на которой установлена башня. Они проходят по всей деревне, затем через ручей, а у ручья происходят бешеные игры с грязью, все плещутся и смеются. В каждой такой похоронной толпе находятся один два человека, являющиеся «сапта» – «свободными от отвращения». Эти люди частично пользуются восхищением в качестве источника развлечения, но частично их презирают за то, что они устраивают спектакль (аджум-аджуман) из своего необычного умения. Они могут схватить руку или ногу покойного, откручивая ее от загнивающего трупа, или один из них может приложиться лицом к брюшной полости покойника.

Эта грубая игра является обычным правильным поведением, так отличающимся от демонстрации горя и уважения к покойникам, которые условности требуют от жителей Запада. Но можно сомневаться, является ли условное, поведение во время похорон выражением «чувств» участников как у жителей Бали, так и у нас. В горной деревушке Баджонг Гид мы были свидетелями похорон жены человека, который был сразу глух и нем. В этом случае недавно лишившийся жены муж горько плакал, а его многочисленные друзья просили прощения у окружающих за его бесстыдное проявление горя, говоря, что из-за его физических недостатков он не знает, как себя правильно вести.

В итоге становится ясным, что общепринятое отношение жителей Бали к смерти очень отличается от нашего и некоторым образом напоминает состояние «fey». Оказывается, что «счастье» жителей Бали в присутствии смерти (так они называют свое поведение) не простое. Возможно, что они подавляют выражение горя так же, как мы подавляем импульсивные желания мерзкого поведения.

Я подозреваю, что совершенно не случайно индуистская богиня смерти обладает на Бали не только ее индуистскими именами Дурга и Кали, а также определениями, сопровождающими эти имена. Она здесь также Рангда, королева колдуний, сама будучи колдуньей типа Медузы, с лицом чудовища и способностью парализовать всех, кто осмелится к ней приблизиться.

Колдуньи, вероятно, во всем мире, напоминают состояние «fey» и проявляют враждебность, которую это состояние может вызвать. Колдунья традиционно функционирует на грани логики, заставляя контекст выглядеть отличным от того, на что надеялись обычные люди. Она создает контекстуальные головоломки, постоянно ведущие к тупиковым ситуациям;

довольно интересно, что традиционным европейским испытанием и/или наказанием колдуний было погружение в воду, ужасная тупиковая ситуация, создающая симметрию между преступлением и наказанием. Подозреваемую привязывали к концу шеста и погружали в воду. Если она тонула – это доказывало невиновность, но… Если же она всплывала – вина считалась доказанной, и жертву сжигали.

Является ли преступление колдовства особенно типичным для старух, я не знаю, но таков стереотип в европейском фольклоре и сказках. Жители Бали в танцах и драме очарованы не достигшими совершеннолетия девочками, исполняющими партию Рангды, но ведь Рангда – это древняя старуха. В терминах индуизма она больше Кали-Дурга, чем Парвати, но внутри каждой прекрасной маленькой Парвати скрыта Кали-Дурга. И наоборот, в каждой старой карге скрыта Парвати.