Одиночество Калли и Кайдена - Соренсен Джессика. Страница 8

– Вероятно, Сет хочет того же самого. – Я качаю головой вверх-вниз, не глядя на Кайдена. – Обычно он курит в машине, но на этот раз проявил вежливость.

– Напрасно. – Кайден смеется, и его глаза загораются. – Люк курит в моей машине с тех пор, как нам исполнилось шестнадцать.

Не в силах сдержаться, я улыбаюсь, представив себе эту картинку, а сама тереблю край скатерти.

– Что тебя развеселило? – Кайден складывает руки на столе, и манжеты немного задираются.

На запястьях с внутренней стороны видны тонкие белые линии. Кайден быстро одергивает рукава, чтобы спрятать их.

– Ну, давай расскажи, почему ты улыбаешься?

– Да так. – Я поднимаю на него взгляд. – Просто подумала, что сказал бы мой отец, если бы узнал, что его раннингбек – курильщик.

– Думаю, он об этом знал. – Кайден облокачивается о стол и подается вперед, приближаясь ко мне. – Кажется, он всегда знал обо всех наших проступках, но никогда ни слова не говорил.

– Ну да, наверное, так и было. Однажды он застукал моего брата за курением и долго потом стирал его с лица земли.

Почему я так с ним разговариваю? Это на меня непохоже. Прижимаю подбородок к груди и сосредоточиваюсь на меню закусок.

– Калли, прости меня, – вдруг говорит Кайден, кладет ладонь на стол и двигает ее по направлению ко мне.

Когда его пальцы касаются костяшек моих, у меня перехватывает дыхание.

– За что? – Мой голос звучит сдавленно.

– За то, что не поблагодарил тебя… за ту ночь. – Кайден накрывает мою руку своей широкой ладонью.

Какую-то секунду мне приятно тепло его руки, но потом меня отбрасывает назад – в ту ловушку в глубине сознания, где я чувствую себя сломленной и бессильной.

– Не стоит. – Я выдергиваю руку из-под его ладони и прячу под стол. Пульс учащается, я просматриваю меню. – У тебя была тяжелая ночь.

Кайден молча убирает руку. Я не смотрю на него, потому что не хочу увидеть в его глазах отвращение.

– Если я закажу гамбургер, как думаешь, мне его сделают? – спрашивает он, беззаботно меняя тему.

– Разве здесь упоминаются гамбургеры? – Я с серьезным видом перелистываю страницу меню.

– Нет, я пошутил. – Он наблюдает за мной через стол. – Можно, я у тебя кое-что спрошу?

– Конечно, – осторожно киваю я.

– Почему ты уехала из дома сразу? Большинство предпочитает остаться на лето и развлекаться.

– Меня там ничто не удерживало, кроме родителей, и просто показалось, что пора уезжать, – пожимаю я плечами.

– У тебя было не много друзей, да?

По лицу Кайдена видно, что он напрягает память и пытается по кусочкам восстановить картину моей жизни.

К счастью, Сет и Люк возвращаются раньше, чем ему это в какой-то мере удается. От парней пахнет табачным дымом, они явно очень довольны.

– Нет, в кампусе их не особо много, – говорит Сет, садясь и разворачивая салфетку, в которую упакованы столовые приборы. – А если они что-нибудь делают, охранники обычно быстро их обламывают.

Люк поворачивает маленький пластиковый экранчик на подставке, где нарисованы сорта пива.

– Да, это дерьмо случалось всякий раз у нас в школе. Однажды мы разожгли большой костер, но тут же явились копы и всех повязали.

– У вас были проблемы? – спрашивает Сет, поглядывая на наручные часы.

– Да не особо. – Люк засовывает в рот зубочистку. – Копы в нашем городе снисходительны к футболистам.

– Знаменитости, – бормочет Сет, искоса поглядывая на меня.

Отвечаю ему сочувственной улыбкой.

Нога Кайдена продолжает касаться моей под столом, и мне хочется попросить его, чтобы он перестал, но я не смею даже взглянуть на него. Внутри растет беспокойство, потому что отчасти мне это нравится. Я теряю контроль над своими чувствами и отчаянно нуждаюсь в том, чтобы обрести его снова.

Подходит официантка и, черкая в блокнотике, записывает наши заказы. Я стараюсь сделать все как надо и прошу полный ужин, намереваясь все это съесть. Однако, когда приносят еду, желудок у меня сжимается, и я могу сразу сказать, что поступлю так, как всегда.

Глава 3

Кайден

Прошла неделя с начала учебы. Занятия как заноза в заднице. Меня предупреждали, что в колледже будет сложнее, но я не готовился к тому, что потребуется столько самостоятельной работы. А еще практика. В результате ни на что больше не остается времени.

После того ужина в ресторане я пересекался с Калли дважды, но она уклонялась от встречи. На биологии мы с ней в одной группе, но она садится в самом конце аудитории, подальше от всех, и сосредоточивает свое внимание только на ручках и конспектах. У этой девушки, должно быть, уже тетрадь заканчивается, так она сосредоточена на писанине.

Я стараюсь не смотреть на нее, но в большинстве случаев не могу удержаться. Просто восхищаюсь, как ей удается отключаться от всех. Вот бы и мне так углубляться в собственные мысли, вместо того чтобы беспокоиться о всякой чепухе.

Собираюсь на занятия, уговаривая себя, что надо забыть о Калли, и тут раздается звонок – отец.

– Ты оставил свое барахло в гараже. – Так он начинает разговор.

– Извини, – говорю я, заставляя себя ровно дышать, а сам одновременно собираю книги. – Но я думал, мама мне разрешила.

– Твоя мать не имеет права решать такие вопросы, – резко бросает он. – Если хотел держать там свои шмотки, должен был спросить разрешения у меня. Боже, сколько раз тебе нужно встрять не к месту, прежде чем ты уймешься?

Хочется возразить, но он прав. Я чаще лезу не в свое дело, чем воздерживаюсь. Пятнадцать минут выслушиваю отцовскую отповедь, и он снова заставляет меня чувствовать себя ребенком, нашкодившим маленьким поганцем.

Повесив трубку, смотрю в зеркало над комодом, изучаю шрамы на лице, пока они не сливаются в один большой рубец. Вдруг накопившаяся во мне ярость выплескивается наружу: выбрасываю из комода все барахло, пока один из ящиков не вываливается на пол. Вещи Люка рассыпаются по полу – зажигалки, фотографии, несколько инструментов и бритвенные лезвия. Люк терпеть не может, когда кто-то трогает его вещи, и, вполне возможно, взбесится, если войдет сейчас и увидит весь этот бардак.

Быстро складываю все обратно в ящик, пытаясь придать свалке упорядоченный вид, притворно не замечаю укоризненного взгляда белого слоника: когда я поднимаю его с пола, он глядит мне прямо в глаза. Держа его в руке, молю сам себя: Кайден, пожалуйста, не швыряй слоника в стену.

Рука дрожит, и я постепенно погружаюсь в воспоминания о том времени, когда не был таким, как сейчас. Когда думал, что, может быть, всего лишь может быть, не все в жизни должно концентрироваться вокруг боли.

Мы с моим старшим братом Тайлером возились в гараже. Ему было шестнадцать, а мне восемь. Он что-то делал с мотоциклом, который купил на скопленные за летнюю работу деньги.

– Я знаю, что это кусок дерьма, – сказал он мне, доставая гаечный ключ из ящика с инструментами в углу. – Но он даст мне возможность убраться отсюда куда-нибудь подальше, чего я хочу больше всего.

Весь день он ругался с отцом, на руке у него был здоровенный синяк, на костяшках пальцев – ссадины. Я слышал, как они ссорились, а потом подрались. Это было обычное дело. Такова наша жизнь.

– Почему ты хочешь уехать? – спросил я, обходя мотоцикл. Он не был каким-то обалденно сверкающим, но кое-какие удовольствия его внешний вид предвещал. А если он мог увезти отсюда любого, значит мотоцикл – это нечто особенное. – Из-за папы?

Тайлер швырнул ключ обратно в ящик, провел рукой по длинным каштановым волосам, которые придавали ему вид бездомного; по крайней мере, так говорил отец.

– Однажды, дружок, когда ты станешь немного старше, ты поймешь, что все в этом доме – одна сплошная ложь, и тебе захочется убраться отсюда к чертям собачьим. Любой ценой.

– Ты возьмешь меня с собой? – Я влез на ящик и с него пересел на мотоцикл, взялся за руль и свесил вниз свои короткие ножки. – Я тоже хочу уехать.