Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Славачевская Юлия. Страница 23

— Какая жалость… — так же фальшиво опечалилась я. — Значит, у меня не получится ее оторвать?

Пока мы пикировались, расторопные официанты поменяли нам столовые приборы, и я наконец-то смогла снова запустить вилку в тарелку. Но как только я намотала ктул-ху-гриль [12] — пардон, дары моря — и поднесла ко рту…

— Нико, милый!

Я с ледяным спокойствием стряхнула резко потерявший заманчивость морепродукт в тарелку и, крепко сжимая вилку, обернулась.

В ушах зазвучал похоронный марш! К нам спешил клон Василики. Все то же самое — только платье красное и на два дюйма короче!

Все! Конец котенку! Два удара — восемь дырок! Я сейчас из кого-нибудь сделаю дуршлаг и прибью на стене, особенно уделяя внимание безмозглой голове!

Хотя… нужно отдать должное мужеству Георгиоса, он честно старался выполнить свой долг и попытался перехватить даму по дороге. Промахнулся! Хватать было не за что. Ниже шеи у нее была только шея!

Я с тоской распростилась с ладенией, местной прародительницей пиццы, и одуренно вкусной жареной барабулькой и окинула прощальным взглядом подносимые к нашему столу мусакас [13] и креветки под белым соусом. После этого перевела взор на побледневшего Никоса и встала:

— Если ты сегодня выживешь, то тебе дадут медаль «За мужество»! Но не со мной!

И, не обращая внимания на какие-то сбивчивые объяснения, повернулась к Георгиосу, отлавливающему ходячий сухостой:

— Йоргос, если ты закончил изучать анатомию, то я продолжу начатое и приступлю к патологоанатомии!

— Это кто? — Дама расширила глазки, рассматривая меня в оптический прицел. — Почему ее пустили сюда в таком виде?

— Эвангелия… — Никос все же очухался и встал впереди меня, заслонив широким торсом. Вот только мне непонятно — кого из нас он защищал? — Ты прекрасно выглядишь! Позволь представить тебе…

Дама перепрыгнула через Йоргоса и повисла у Ника на шее, даря страстный поцелуй в губы. Взасос! Я подсматривала!

Тут у меня созрел вопрос, и я ущипнула жениха за задницу:

— Ты их на копировальном станке штампуешь?

Никос резво отлепил новую-старую подругу от себя и, отплевавшись от алой помады, ответил:

— Эвангелия, позволь представить тебе Джул Смит…

Мне достался уничижительный взгляд, явно показывавший, что в ее мерках я ниже уровня лавы.

— …Мою будущую жену! — злорадно закончил Казидис.

Дама еще раз смерила меня взглядом и… упала в обморок.

Ну я так не играю! И делать ничего не пришлось! Правда, я шустро оттащила Ника и счастливо слушала, как Эвангелия гремит костями по полу.

— Официант! — позвала я. — Уберите мусор из-под ног!

Даму унесли, пол подтерли, столовые приборы поменяли.

— Никос, есть место в Афинах, где я могу поесть спокойно? — Этот вопрос меня волновал больше всего. Все остальное я воздам жениху после.

— Конечно, милая, — ласково улыбнулся Казидис, подзывая официанта со счетом. — У моей мамы. Мы сегодня там ужинаем.

Я подавилась. Аппетит срочно пропал. Похоже, навсегда!

ГЛАВА 13

— Может, я лучше с «тарзанки» прыгну? — риторически спрашивала я потолок в машине, пока меня из недр лимузина выманивали.

Мне уже пообещали обновить гардероб — я отказалась в пользу бедных; купить бриллиантовый гарнитур — посоветовала осчастливить Василики; приобрести любую машину на выбор — я соглашалась только на танк, причем исключительно с кодовыми замками…

— Пойдем, радость моя, — сладко уговаривал Никос, не решаясь уже меня трогать, потому как чьи-то руки были безжалостно поцарапаны и покусаны. — Там много вкусного!

— Я уже целый час на строгой диете! — заявила я. Предложила компромиссное решение: — Махнемся не глядя — один визит к твоей маме на два… нет! — три прыжка с парашютом!

— Моя мама не кусается, — гнул свою линию Казидис.

— В отличие от тебя! — злобно фыркал Йоргос, поливая свои царапины водкой «Цельсий» из бара.

Бар, кстати, уже опустел. Средства оказания первой помощи пострадавшим прямиком ушли к пострадавшим. И некоторые пострадавшие применили их не только снаружи, но и внутрь, и теперь оные (то бишь раненые) цвели дурацкой улыбкой — Аристарх, и радовались жизни — охрана. Трезвыми остались только Никос и Георгиос, но, видимо, ненадолго…

Никос подарил родственнику предупреждающий взгляд и снова запел:

— Ангел мой, тебе обязательно нужно покушать!

— Я уже наелась ваших бактерий на неделю вперед! — Я выкинула из салона чей-то пиджак. Опознать хозяина было трудно и лень. — Тьфу!

— Тогда зубки почистишь, — увещевал меня мужчина на последнем дыхании. В смысле своем последнем дыхании. По нему уже было явно видно — если пар не спустит, то окочурится прямо здесь.

Почему-то стало жалко. Не его, нет. Окружающую среду.

Я вздохнула и вышла из машины. С мамами я еще никогда не знакомилась. Но все когда-то случается в первый раз. Так что этот подвиг я уж как-нибудь осилю.

— Умница моя! — расцвел Никос, получая меня в свои руки.

— Спятил! — прошипел Георгиос. — Мы тут уже два часа сиртаки отплясываем, а он — «умница моя». Никогда не женюсь!

— Это ты зря обещаниями разбрасываешься! — сообщила я ему. И на полном серьезе зловеще прибавила: — Женишься в следующем году и получишь в браке семерых детей — по одному на каждый день недели!

— Тьфу! — сплюнул начальник охраны. — Так и знал, что самое святое ядом закапаешь!

— Йоргос! — предупреждающе произнес Ник.

Я улыбнулась одному и показала язык второму:

— С утра я была крокодилом!

— Мутант! — убежденно сказал Георгиос и пошел впереди. Типа на амбразуру? Какая ж там тогда мама?

Я с тоской осмотрела такой надежный лимузин и двинулась на заклание.

Домишко маме достался ничего себе так. Угу. Особняк, который по-гречески зовется «палата». В общем, палаты и были. С красной черепичной крышей, с белыми стенами, в несколько этажей. Но Версалем я бы его в любом случае не назвала. Честно-честно. Не то чтобы я протестовала: меньше места — уютнее прятаться, но как-то уж больно все походило не то на гробницу, не то на мавзолей. А мне туда было еще рано.

Дядя с носом до коленок проводил нас в прихожую и заунывно пояснил:

— Госпожа Димитра сейчас спустится!

О как!

Через пятнадцать минут, потраченных мной с пользой: выкрутила руку Никосу и опустила ему настроение; пообнималась с Георгиосом и подняла ему тонус; вылила на Аристарха воду из вазы и надела на него венок из тех роз, что стояли в этой вазе; отдала вазу охране и сняла с дяди с носом кацавейку; кацавейку отдала стучащему зубами, но уже трезвому доктору и поменялась с ним на розы. Розы всучила Йоргосу со словами:

— Не переживай, что четное число, ты еще поживешь… до вечера!

После этого я спаслась за Никосом и выслушала, как мужчины решают свои проблемы на повышенных тонах. Я бы еще много чего успела, если бы с верхней ступени не раздалось:

— Нико, дорогой мой! Как я рада тебя видеть, сыночек!

К нам величественно спускалась нордическая блондинка в переливающемся сером вечернем платье. Женщине на вид можно было дать от силы лет тридцать пять, без силы — тридцать восемь. А можно было и не давать, просто упасть ниц и поклоняться…

Мужчины, кстати, так и сделали. Заскакали как будто из индийского ресторана вышли и перец уже наружу запросился:

— Мама! Тетя!

И это мама? У меня оптический обман зрения! Но руками, я думаю, пощупать не дадут!

Неправильная мама торжественно спустилась к нам и обняла Никоса, ласково пеняя:

— Ты так редко тут бываешь, дорогой!

— Ты же знаешь, мам, как я занят… — Кто-то врет, и уши не краснеют!

— Безусловно, — согласилась Димитра. — Спасибо, что нашел время познакомить меня с будущей невесткой. Кстати, где она?