Такса (СИ) - Волкова Дарья. Страница 19

Многое задело его в ее словах. Но ответил Олег на то, что посчитал самым важным.

— Я тебе не чужой.

Женя моргнула от удивления. Но спорить не стала.

— Но ведь он — мой родной отец.

Это было то, что называется «последней каплей». Она был совершенно уверена, что уж отец-то поверит ей. Он-то знает цену ей, ее способностям, ее порядочности.

И как же она горько ошибалась. Он не мог предположить, что зав. кафедрой и кандидат наук врут. Ему оказалось проще поверить в то, что врет его дочь. И поэтому, оказалось, что она опозорила его. Поставила несмываемое пятно на безупречное имя «Миллер». Уронила их родовую честь, практически.

Он не дал ей сказать ни слова в свое оправдание, зато великодушно сообщил, что отказываться от нее все же не собирается, ибо она его дочь. И может жить с ним. Просто, видимо, он слишком много от нее ждал. А она не справилась. Не оправдала оказанного высокого доверия. «Ты совсем как мать» — это была последняя фраза, которую она дослушала до конца. В тот момент она физически почувствовала, как рушится мир вокруг нее. Как буквально давят, падая и погребая ее под собой, стены родительской квартиры. И через час она ушла из дома, собрав, что успела. Отец сказал ей на прощание: «Уйдешь сейчас — можешь не возвращаться!». Она не вернулась.

— Знаешь, я бы осталась. Нашла бы силы как-то продолжать дальше ту, прежнюю жизнь. Если хотя бы он мне поверил.

— А мама?

— Мама… — Женька вздыхает. — Мама к тому времени уже двенадцать лет как умерла.

Олег дал себе слово: больше никаких игр у нее за спиной. Поэтому спрашивает прямо.

— От чего?

Тринадцатилетняя Женька тогда многого не понимала. Кроме самого важного, затмевавшего все — мамы больше нет.

И только потом, спустя годы, ее тетка, незамужняя и бездетная старшая сестра матери, любившая Женьку как родную дочь, рассказала то, что сама знала о совместной жизни Жениных родителей. Тетя Шура раскрыла глаза взрослой Жене на то, как жили ее отец и мать. И отчего умерла мама.

Брак ее родителей был чистейшей воды мезальянсом. Подающий большие надежды блестящий студент из интеллигентной семьи Андрюша Миллер и штукатур-маляр второго разряда Лидочка Кузнецова. Что их объединяло? Ничего.

Она в составе бригады делала ремонт в общежитии, где жил Андрей Миллер. И ему достаточно оказалось один раз взглянуть в ее кошачьи золотистые глаза. Один раз увидеть, как она снимает заляпанную косынку и по плечам рассыпается водопад рыже-золотых кудрей. Один раз услышать, как она своим мелодичным голосом напевает во время работы. Чтобы он пропал.

А ведь у нее был жених, электрик Юра из их же бригады. И он ходил «отбивать» свою Лиду у «этого очкарика». Наставил отцу Жени порядочных фингалов, но Лиду это уже не вернуло. И его родители пришли в ужас и были категорически против. Но его и это не остановило. Потому что она его полюбила, а ему больше не нужно было ничего.

Странная это была свадьба. Жених еще слегка отсвечивал бледно-желтыми синяками. Родни со стороны жениха не было. Со стороны невесты, впрочем, тоже, но по другой причине. Шура и Лида были сиротами, и из родни на свадьбе Лидочки была только сестра. Зато невеста была чудо как хороша. Прекрасна и счастлива, несмотря ни на что.

Жить молодые начали тяжело. Из дохода — стипендия Андрея да зарплата Лиды. Родители отказались помогать сыну, выбравшему неугодную невесту. Андрей окончил университет, поступил в аспирантуру. На доходе семьи это не слишком сказалось, разве что из студенческой общаги переехали в аспирантскую. Лида работала, прирабатывала, шабашила, чтобы хоть как-то содержать семью. Вот тогда она и надорвала на тяжелой работе здоровье. Потом отец защитился, они получили однокомнатную квартиру, решили завести ребенка. Мать долго не могла выносить. Два выкидыша. Резус-конфликт, проблемы с почками, давление.

Женька родилась семимесячной. И самим фактом своего рождения уже стала самым большим разочарованием отца. Он мечтал о сыне. А вместо здоровенького крепыша в роддоме ему отдали бледного синюшного младенца женского пола с рыжим хохолком. Он назвал дочь именем, которое приготовил для сына.

Однако со временем он смирился с тем фактом, что у него родилась дочь. Тем более, с возрастом Женя превратилась в хорошенькую, послушную и смышленую малышку. А уж вторым-то у него точно родится сын.

Отец готовился к защите докторской. А мать — к рождению сына и наследника. Однако, если у отца все шло гладко и по плану, то у мамы — все хуже и хуже. Еще один выкидыш. Следующую за этим выкидышем беременность мама смогла доносить до двадцати пяти недель. Но закончилось все еще хуже. Зашкаливающее давление и сумасшедшие отеки заставили врачей пойти на искусственное прерывание. Лида ничего успела понять, как ее лишили малыша, которого она уже считала почти родившимся. Ее. Это удар основательно подкосил здоровье матери и в физическом, и в психическом плане. Она долго не мола оправиться, организм все никак не хотел восстанавливаться. Врачи вообще рекомендовали ей больше не иметь детей. Но она больше не верила врачам. Она стала панически бояться людей в белых халатах — считала, что они забрали ее ребенка, и если бы не они, она бы смогла, она бы выносила. Такие слова, как «эклампсия», «поздний токсикоз», «нефропатия», малообразованной Лидии не говорили ничего. Матери, которая могла бы наставить ее на правильной путь, у нее не было. Лида знала одно — она должна родить мужу сына и наследника!

Отец ходил мрачнее тучи. Что не помешало ему успешно, с блеском защитить докторскую диссертацию. А потом мама забеременела в последний раз. В женскую консультацию она не пошла. С работы уволилась. Денег хватало, и она сидела дома, берегла себя, как хрустальную вазу. И все было вроде бы ничего. До поры до времени.

А потом… Она терпела, сколько могла. Не хотела идти к врачам, потому что знала. Ей предложат прервать. А на этот раз она сумела доносить на две недели больше — до двадцати восьми.

И скорая приехала вовремя. И бригада врачей оказалась квалифицированная. Но и они были уже бессильны спасти Женину маму. И ее так и не сумевшего сделать ни одного вдоха младшего брата.

— Я вот одного не понимаю, — Женя говорит тихо. Она не плачет, и за это Олег ей безмерно благодарен. Как и за то, что она поделилась с ним своей печальной семейной историей. — Если он так хотел сына, чего ж он снова не женился? Он был еще совсем не стар, когда мама умерла. Он всегда за собой следил, хорошо выглядел. Доктор наук, опять же. Выгодная партия. Нашел бы себе молоденькую здоровую девочку, студентку или аспирантку. И родила бы ему сына. Или двух. Да сколько надо! Так нет же…

Женя вздыхает. Закрывает лицо ладоням и продолжает. Из-под ладоней голос ее звучит глухо.

— Он решил, что я теперь у него за всех — и за жену, и за дочь, и за сына. Как же он меня строгал, ты не представляешь! Подруг домой приводить не рекомендовалось, никаких парней — Боже, упаси, учиться я должна только на пятерки, содержать дом в идеальном порядке, готовить ему первое-второе — у него желудок сильно сдал, язва открылась через год после маминой смерти. Я так мечтала о мачехе! Чтобы он хоть на кого-то переключил свое внимание. Но нет. Может и был у него кто-то… Но домой никогда никого не приводил. Так мы и жили вдвоем. Я так хотела завести собаку. Но мне этого не разрешили, конечно. От нее же шум, грязь, шерсть. И в ветеринарный техникум мне тоже не разрешили поступить. Его чуть удар не хватил, когда я сказала, что хочу стать ветеринаром. Вот тогда я единственный раз в жизни рискнула восстать против его воли. Да что толку… Мой жалкий бунт был безжалостно подавлен. Единственное, чего я смогла добиться — эта замены физического факультета на биологический. Теперь вот думаю — а стоило ли? Может, не сидела бы сейчас здесь, если подчинилась бы воле отца и поступила на физический.