Записки средневековой домохозяйки - Ковалевская Елена. Страница 54

– Я взрослый человек, воспитанный в другом мире, и это мое право – желать быть с кем-то. – В ответ снова молчание. – И я не хотела Кларенса в мужья. Понятно?! Я вообще не считаю его мужем! Для меня его нет, не существует! И я хочу, чтобы все остальные думали… нет, знали, что его нет, он для меня никто! Вам понятно это?! Понятно?! Вообще, вы слышите меня?!

Себастьян лишь покрепче сжал зубы, так, что желваки на скулах вспухли, да стиснул поводья в кулаке.

– Вы не должны были сюда являться. Ясно вам?! И это не ваше дело, какие отношения меня связывают с баронетом Эйрли! Ни вы, ни Кларенс не имеете права решать что бы то ни было в моей жизни! Только я сама! А у вас этих прав нет!.. – И, не выдержав, закричала: – Вы слышите меня или нет?! Вам ясно, что я говорю?! Или тоже считаете меня пустым местом?! Вы!..

Мужчина резко развернулся, принуждая жеребца оставаться на месте.

– Я прекрасно все слышу, – чеканя каждое слово, ответил он. – Я все понял из ваших слов. Вы взрослая женщина, это я знаю. И вы вольны решать некоторые вещи – об этом я прекрасно осведомлен. И то, что вы терпеть не можете Кларенса, то, что не желали стать его женой, то, что он вам не муж, по сути… Я все это знаю! Знаю, черт возьми! Знаю, что он хочет избавиться от вас так же страстно, как и вы от него. Да, я тоже был бы счастлив, если бы… – Он усилием воли оборвал фразу и продолжил гораздо более спокойно: – Но факты – непреложная вещь, и их, увы, не изменить. Вы супруга маркиза Мейнмора, а баронет Эйрли вам не пара. И закончим на этом разговор.

Домой я вернулась ужасно злая и сразу же заперлась в своей комнате. А Себастьян после обеда куда-то пропал и заявился лишь под вечер. Я из принципа ни о чем не стала спрашивать. Я вообще перестала с ним разговаривать.

Через две недели мне вновь удалось увидеться с Джонатаном. Не то чтобы я на самом деле хотела его видеть, и я даже в какой-то степени была рада, что меж нами ничего не произошло, но мое упрямство заставляло искать встречи с ним. Мне – и посмели запретить?! Да сейчас! Я была невероятно зла на Себастьяна и пыталась ему отомстить таким образом.

Мы встретились с баронетом в церкви, когда я среди недели направилась к отцу Митчеллу, но по дороге, не ожидая сама от себя, завернула к ней. У ворот стояла двуколка Джонатана. Увидев ее, я поспешила зайти внутрь.

В полумраке церкви мужчина молился. Обернувшись на шорох платья, он увидел меня. Сначала его глаза просияли, но потом он словно одумался и спокойным жестом предложил мне сесть рядом. Я опустилась на скамью.

Мы некоторое время молчали, пока баронет не заговорил первым:

– Аннель, провидение выше нас и не позволяет нам быть вместе. – И замолчал, ожидая, что я скажу на это; но я решила не отвечать. – Вы самая чудесная женщина, которую я когда-либо встречал. Самая рассудительная и… самая незабываемая.

И тут словно кто-то дернул меня за язык:

– Но вы же со многими встречались! И неужели я такая уж и незабываемая?

Он абсолютно серьезно посмотрел на меня, потом неожиданно улыбнулся и совершенно иным тоном, мгновенно отключив чувственный накал, произнес:

– Любая женщина чудесна, и ни одну из вас нельзя забывать. А вы к тому же еще и весьма умная. Другая бы рыдала или вытворяла еще что, но вы… Я поражаюсь вам! Порой такое чувство, что вы воспитывались в совершенно другом месте или вам совершенно не столько лет, на сколько вы выглядите… О, не оскорбляйтесь! Я пытался сказать комплимент, но он получился весьма неуклюжим. Вы необычайно мудры.

Я лишь склонила голову набок, призывая его продолжать, и, поколебавшись, Джонатан снова заговорил:

– Ваш кузен приходил ко мне после нашей встречи в роще. У нас с ним состоялся… мужской разговор, и он дал мне весьма четко понять, чтобы я оставил вас в покое. Знаете… Мне пришлось проникнуться. И еще он намекал на что-то странное с вашим отъездом… На вашу значимость… Не знаю, что он имел в виду – я сразу после увольнения приехал в поместье. Отец устроил все так, чтобы я не успел оказаться в столице, и поэтому я не в курсе произошедшего. Но думаю, это и неважно… важно лишь… что вы думаете обо мне.

Я помолчала.

– Вы замечательный, Джонатан. Галантный и обходительный кавалер. И если бы все сложилось по-иному, мы провели бы с вами незабываемое время. Я в этом уверена. Но не судьба.

– Значит, я не разбил вам сердце? – как-то облегченно уточнил он.

– Не успели, – покачала головой я. – У нас с вами просто не хватило времени. Возможно, будь его больше, все бы сложилось иначе, но…

– Сложилось так, как сложилось, – закончил он за меня и, взяв руку, поцеловал. – Прощайте, Аннель, и пусть Господь вас хранит.

– И вас, – выдохнула я.

Но неожиданно Джонатан устремился ко мне и впился в губы сводящим с ума поцелуем. Я, не сдерживаясь, ответила.

– На прощанье, – прошептал он, оторвавшись от меня.

– На прощание, – так же тихо повторила я и провела пальцами по его лицу. На левой скуле я нащупала уплотнение, а поверх него засохшие корочки. Похоже, здесь было содрано. Или?.. – Что это? – спросила я.

– Ерунда! – улыбнулся он. – Неудачно входил в темную комнату. – И, еще раз крепко поцеловав меня, добавил: – Все, ступайте.

Я поднялась и, не оборачиваясь, пошла к выходу. Больше мы с ним не виделись.

А Себастьян задержался у нас надолго. Поначалу он делил комнату с Питером, а когда в сентябре мы справили грандиозную свадьбу Меган, переселился в небольшой закуток, больше похожий на чулан, нежели на комнату. Для венчания я отдала невесте одно из своих платьев, подаренных мне герцогом. Она была так хороша!

Веселились всей деревней, а потом счастливо провожали молодых… до нашего же дома.

Когда жизнь вошла в прежнюю колею и потянулись обычные будни, мы вернулись к прежней работе – заготовке на зиму, обустройству флигеля. А еще я надеялась, что мне удастся сбежать между приездом его преосвященства епископа Тумбони и отъездом Себастьяна. Я поняла, что они от меня не отступятся и все же увезут обратно в столицу. Однако маркиз прочно засел в Адольдаге. То ли все не верил, что я перестала видеться с Джонатаном, или тому была иная причина, но он наравне с моими домашними трудился, ел, спал… В общем, он жил той же жизнью, что и мы.

Я злилась на него долго. Отчего – даже не знаю. Похоже, из принципа. Так и норовила сказать ему какую-нибудь гадость. Но, надо отдать ему должное, он стоически терпел все мои выходки и попытки спровоцировать конфликт. Лишь единожды он не выдержал и, когда я бросила нечто язвительное по отношению к нему, как истинный джентльмен, предложил мне прогуляться, чтобы на свежем воздухе обговорить проблему.

День был пасмурным, и уже по-осеннему тянуло сыростью от земли. Листва на деревьях стала наливаться первым золотом и багрянцем, а трава поникла, перестав радовать глаз своей зеленью. И лишь бархатцы на клумбе да алиссум по-прежнему услаждали взор яркостью цветов.

Мы долго шли молча, я поначалу хотела его как-нибудь задеть, уколоть, но потом расслабилась и просто стала наслаждаться прогулкой. Себастьян, видимо, это понял и лишь сказал:

– Аннель, давайте не будем переходить границы, дозволенные меж друзьями. Боюсь, ни вы, ни я потом себе этого не простим. Я не прощу себе… – И осторожно взял меня за руку.

Я тихонько стиснула ладошку в знак согласия, не совсем понимая, что же, собственно, он имел в виду. А мужчина лишь тяжело вздохнул и повернул на тропинку, ведущую к дому.

А уже буквально через неделю прибыл взмыленный гонец, сунул Себастьяну какое-то письмо, и на следующий день тот уехал.

И только тогда я поняла, как мне его не хватает. Не хватает его привычного присутствия где-то рядом, его молчаливого одобрения или легкой улыбки. Но потом мои мысли заняли другие хлопоты – я начала основательно готовиться к побегу из усадьбы.