Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья. Страница 32
— Люб, я дурак, — он не стал откладывать неприятные новости в долгий ящик. Да и сам был просто в ужасе от того, что сделал.
— Не то, чтобы я была с тобой согласна. Но в данный момент контраргументировать не способна, — в ее голосе убойное сочетание — истомы и иронии. Он бы восхитился в любой другой момент. Но не сейчас. Не сейчас.
— Я забыл надеть презерватив.
Вот это ее мгновенно вернуло, так сказать, с небес на землю. Она молчала долго, обдумывая. Из двух вопросов «Что делать?» волновал ее больше всего. Потому что «Кто виноват?» было ясно, да толку с этого? Видимо, слова Ника ее хорошенько встряхнули, потому что сообразила она на удивление быстро — с учетом ее неопытности в данных вопросах.
— Есть такие таблетки, — она начала медленно, будто подбирая слова. — Я забыла, как называются. Но я узнаю… или посмотрю в Интернете. Их нужно принять в первые сутки, кажется. После… незащищенного полового акта, — тут ей показалось, что это не она говорит. Но слова, когда-то сказанные их семейным женским доктором тетей Дашей, сами собой всплыли в памяти. — После этого наступают месячные, вроде бы. И… и все. Никаких… последствий.
— Да, я знаю, — глухо отозвался Ник. — Экстренная контрацепция, я тоже… слышал. Ничего хорошего, конечно, такой гормональный удар. Но, наверное, лучше это все-таки сделать…
— Завтра же этим займусь.
— Люб, нежелательная… беременность — это еще не все… последствия.
Тут ее уже начинает подташнивать от обилия этих сухих медицинских терминов. С трудом удается ответить ровно.
— Что еще?
Ник молчит какое-то время. А у нее острое желание стукнуть его. По глупой рыжей голове. По бесчувственной широченной груди. Встряхнуть. Наорать.
— Я… я все анализы сдавал полгода назад. Все отрицательное — реакция Вассермана, на ВИЧ, на гепатит, еще там… Я чист.
Теперь молчит она, переваривая услышанное. Заговорить удается далеко не сразу — что-то горячее встает в горле.
— Я так понимаю… ты хочешь услышать от меня то же самое?
— Да.
— А я понятия не имею! Что у меня есть, а чего нет! Я не хожу по больницам, не сдаю анализы! У меня не было возможностей подхватить гепатит или ВИЧ, потому что… Ты знаешь, почему! Если ты, как ты выражаешься, «чист», то и я тоже!
— Люба, послушай, просто я знаю точно про себя…
— Тебе нужно… что?!? Справка? Анализ из лаборатории? Так выпиши мне направления, черт побери! Я сдам все, что нужно! Сколько тебе нужно моей крови? Пол-литра хватит?!? Скажи уже, что тебе нужно и…
Ее трясет. Даже плакать не может — не гнев, не ярость. Все вместе и еще что-то. Остро хочется выскочить вон из этой чужой квартиры, свидетельницы ее позора, ее падения, ее бесконтрольного подчинения этому… этому…
— Люба…
— Не прикасайся ко мне! Мало ли, может, заражу еще тебя чем-нибудь! Вот сначала анализы сдам, тогда…
— Прекрати! — он сгреб ее, наплевав на удар локтем в правое подвздошье и пинок коленом в голень. — Пожалуйста, Люба. Я не… Извини. Прости. Я виноват. Ты права.
— Пусти!
— Я это сказал, чтобы ты знала. Что я не мог ничем… тебя заразить. Я… у меня так… в первый раз. Чтобы я забыл. Я всегда раньше… Я сказал это, чтобы ты знала. Что тебе не о чем переживать.
— Ну да, конечно! Не ври! Ты хотел, чтобы я тебе сказала, что я тоже… «чиста», — она все-таки хлюпает прямо ему во влажную грудь. Звук выходит громкий и смешной. Но они оба не обращают на это никакого внимания.
— Люба, это я… ну, просто на рефлексе. Брякнул, не подумав. Я… Извини.
— Отпусти меня, — сказано так, что он разжимает руки. А она вздыхает. И, после паузы:
— Если мы все обсудили, спокойной ночи. Завтра я сделаю все, что нужно, — голос ее чуть прерывистый, но тон… тон холодный и острый, как хирургическая сталь тщательно заточенного скальпеля.
Отворачивается от него и замирает, затихает.
— Спокойной ночи, — говорит он ее спине.
Они не могли заснуть оба долго, прислушиваясь к дыханию друг друга.
Она сознательно закопалась в работу, с самого утра. Чтобы не думать. Не вспоминать. Не анализировать. Не зареветь в офисе, черт подери! В довершение всего позвонил дражайший папенька — удостовериться, что с дочкой все в порядке, вздумал ворчать еще, что дите дома не ночевала. Господи, ей уже двадцать пять лет, она взрослая, совершеннолетняя и… и идиотка.
В обеденный перерыв сходила в аптеку и купила нужное. Не дав себе времени на раздумья, выпила согласно инструкции, поставила напоминание в телефон на следующий прием препарата. И снова уткнулась в монитор. Читать. Работать. Не думать. Не ждать звонка, как дура!
Он позвонил — уже ближе к концу рабочего дня. Она вышла из кабинета, в коридоре, по счастью, пусто.
— Привет.
— Привет.
— Ты извини, я не мог раньше позвонить. У меня тут как по заказу. Три операции — два раза ассистировал шефу, одна раз сам.
— Ничего страшного.
— Люб, слушай… — Ник вздохнул. — Ты… ты выпила… таблетку?
— Да.
— Правда? То есть, не то. Я не…
— Я сходила в аптеку. Купила. Выпила в обед согласно инструкции. Живот уже начал болеть. Так что все в порядке.
Кажется, из трубки веет арктическим холодом от ее слов, от тона, от коротких фраз.
— Люба, я не… Я просто беспокоюсь.
— Напрасно. Не надо держать меня за идиотку. Я тоже не горю желанием забеременеть от тебя, Самойлов. Так что все под контролем, доктор. Если что-то пойдет не так — я тебе сообщу.
— Люба, послушай, ну прости меня! Я действительно…
— Мне нужно работать. Если надумаешь выписать мне направления на нужные тебе анализы — позвони.
— Люба!
Короткие гудки. Он сжимает пальцы в кулак. Она часто моргает, чтобы не заплакать. Оба делают это в такт им — коротким гудкам.
А вечером дома она совсем расклеилась. Живот разболелся — просто ужасно. И голова тоже. Папа жужжал над ухом, Люба знала, в чем причина — он плохо переносил, когда она не ночевала дома. В общем, рявкнула на отца, чего за ней не водилась ранее. Папа надулся, но отстал. Зато в комнату зашла мама.
— Любовь Станиславовна, ты как с отцом разговариваешь? Что за новости?
Люба отвернулась к стене и плотнее укуталась в одеяло. Мать села на край кровати.
— Любаша, в чем дело?