Агнесса. Том 2 - Бекитт Лора. Страница 22

Рей спустился к самой воде. Начинало темнеть; в унылом пейзаже появилось нечто зловещее, и мальчик подумал, что все-таки пора возвращаться домой. Может, дядя и позабыл уже о своем обещании, тогда нужно просто незаметно пробраться в свою комнату. А завтра… Если что-то неприятное откладывается на завтра это уже хорошо!

— Папа запретил подходить к воде, — услышал вдруг Рей и, оглянувшись, увидел Джессику. Она была одна и стояла выше, на самом краю каменных плит, там, где начинался спуск к нижней границе берега.

Рей вздрогнул: в душе мгновенно вскипело негодование. Мальчик так же, как и Керби, сразу все разложил по полочкам, определив свое отношение к каждому члену семьи: Орвила побаивался, но желал его расположения, к Агнессе был равнодушен, к маленькому Джерри — тоже (все равно у дяди были бы жена и ребенок, не одни, так другие, — это его мало касалось), а вот Джессику… Джессику он ненавидел. Она вызывала ненависть всем: каждой чертой лица, любым произнесенным словом. Рей помнил, как мать говорила о семье Орвила: Агнессу называла «его жена», Джерри — «его сын» или «малыш», но Джессику всегда «эта девчонка» или даже просто «эта», причем, очень сухо и неприязненно. И для Рея она сразу же стала «этой девчонкой», противной девчонкой; он догадывался, он чувствовал: не будь ее, многое бы изменилось, именно она занимает в сердце Орвила то место, которое по праву должно принадлежать ему, Рею. Мальчик толком не знал, в чем там дело, но был уверен, что девчонка дяде не родная дочь. Она была чужой, а он, Рей, своим, но тем не менее дядя любил ее, эту противную Джессику! Она, только она, виновата во всем, эта маленькая дрянь, занявшая чужое место! И она еще смеет следить за ним!

— Что тебе надо здесь? — охрипшим от возмущения голосом выкрикнул мальчик.

— Ничего, — ответила Джессика: Она стояла спокойно, сталкивая носком ботинка камешки в воду, и только глаза ее чуть-чуть сузились в напряженном ожидании чего-то.

— Иди отсюда! — снова выкрикнул Рей.

— Папа запретил подходить к воде, — повторила девочка, будто не слыша его слов. — Потому что можно свалиться в воду и утонуть.

Рей смотрел на лед; внутри все кипело, ему хотелось кричать и топать ногами, чтобы излить свое отчаяние и злость, хотелось убрать отсюда эту девчонку, уничтожить ее навсегда.

— Ты дрянь, — убежденно произнес он. — Дрянь!

Спокойствие слетело с Джессики, она чуть не заплакала от обиды, но, сдержавшись, произнесла:

— Ты сам такой! Вот я все расскажу папе! Он тебя точно накажет! И за то, что спускался к воде, и за уроки: ты будешь сидеть в своей комнате и не выйдешь никуда; я попрошу папу, чтобы он так и сделал!

— Никто тебя не послушается!

— Еще как послушаются!

Рей знал, что так и случится. Джессика говорила правду, и это было страшнее всего, страшно своей очевидностью, не прикрытой ничем: ей поверят, а его накажут, и она будет смеяться над ним, смеяться и торжествовать. Он не знал, как ее напугать и как уязвить, и выпалил первое, что пришло на ум:

— А тебя отвезут в сиротский приют, поняла, ты!

— Меня — в приют?! — воскликнула Джессика. — Меня не отвезут, у меня есть мама и папа, отвезут тебя, у тебя никого нет, и ты нам чужой!

Ослепленная обидой, она вмиг позабыла наставления Агнессы; мальчик же, услышав такое, задохнулся от негодования.

— А я тебя утоплю, — произнес он, тем не менее, почти спокойно. — Да, прямо сейчас утоплю.

В несколько прыжков он очутился наверху и, прежде чем Джессика успела увернуться, схватил ее за руку. Девочка испугалась; она упиралась, как могла, но Рей был сильнее и потащил ее в сторону от спуска. До самого последнего мгновения, несмотря на страх, она думала, что это всего лишь глупая шутка, вплоть до того мгновения, когда он принялся сталкивать ее в воду. Джессика скользила по камню подошвами башмаков. Никогда еще ей не было так жутко, никогда, никогда, никогда!

— Отпусти меня! Ой! Мама! — вскрикивала она. Личико ее в ужасе перекосилось, маленькое сердце готово было разорваться от непередаваемого страха, он предчувствия смерти. «Вот и все, это все, это конец», — по-детски, но все-таки по-настоящему осознала она, понимая, что боится не только холодной воды, в которой окажется сейчас, а какого-то большего, несравненно большего холода. Впрочем, все это она чувствовала, но мыслей не было, никаких, ни о чем, только ужас, ледяной ужас…

Рей сделал решительный рывок, пытаясь сбросить Джессику в воду, но поскользнулся сам, и оба они упали: девочка — у края берега, а Рей, который был ближе к нему, — в пруд. При падении мальчик отпустил Джессику таким образом она была спасена, а Рей угодил в собственные сети.

Водоем был коварен: выложенный каменными плитами, он представлял собой как бы огромную тарелку, глубина которой и у краев, и посередине была одинаковой. Провалившись в ледяную крошку, Рей не почувствовал ногами дна; у него мигом перехватило дыхание от холода; едва не теряя сознание, он тянул онемевшие руки наверх, пытаясь достать до края.

— Мамочка, — прошептал он, и слезы смешались с талой водой.

Джессика отползла от края водоема, она дрожала и всхлипывала:

— Ой, мама!

Никакими силами нельзя было заставить ее приблизиться к воде; напуганная до смерти, она несколько секунд смотрела на мучения Рея, почти ничего не соображая, потом кое-как встала на подгибающиеся ноги.

В следующие минуты, слегка оправившись от шока, она начала понимать, что произошло, а также то, что следует делать. Это просто, очень просто: нужно идти по дорожке к дому как можно медленнее, не думая ни о чем, даже лучше считая шаги (Джессика представила себе, как она будет это делать: «Раз… два… три…», с каждым шагом все больше удаляясь от страшного места, но только медленно, очень медленно), а потом решится на маленькую ложь, каких ненавистный Рей, наверное, мог припомнить не одну тысячу: просто сказать, что ничего не видела, здесь не была и не знает ничего. Вот и все. И всегда будет светить веселое солнце, и не будет Рея.

Ведь это и есть тот самый выбор, о котором говорил отец? Что ж, она его сделает (Джессика была еще мала и не знала, что иногда человеку бывает трудно пойти против своей собственной природы, доброй или злой)! А если потом придется долго переживать и сожалеть, долго, всегда?..

Джессика тихо пошла по аллее; сначала тихо, а потом — все ускоряя шаг. И вскоре она уже неслась что было сил, а впереди летел ее крик, отчаянный крик о помощи.

Через несколько минут почти потерявшего сознание Рея вытащили из воды и перенесли в дом. Лизелла сбегала за врачом. Пока все хлопотали вокруг мальчика, Джессика рыдала в объятиях Рейчел. Она отделалась испугом, который постепенно уходил вместе со слезами. Взрослые еще не знали правды о случившемся: поначалу девочка не могла говорить, да никто ни о чем и не расспрашивал — все были заняты Реем, а потом врач сказал, что Джессику лучше тоже уложить в постель и не тревожить до утра.

Агнесса сидела возле кровати Рея. После того, как мальчика осмотрел врач, и были приняты меры для того, чтобы купание в ледяной воде обошлось без тяжелых последствий, она отослала из комнаты всех, даже Орвила, — что-то подсказывало ей, что следует первой поговорить с мальчиком. Рей лежал на спине, по горло закутанный в одеяла. Он не шевелился, глаза его, широко раскрытые, против обыкновения смотрели прямо на Агнессу.

Она погладила мальчика по голове.

— Ты сильно испугался, Рей? Не волнуйся, теперь все будет хорошо.

Агнесса знала, что и Джессика очень напугана, но не совсем понимала, чем: тем, что увидела тонущего Рея? Вряд ли только этим, ведь когда девочка примчалась в дом, то на ней лица не было, едва ли раньше она испытывала столь сильное потрясение. Почему вообще дети оказались там?

Рей вздохнул и закрыл глаза. Он повернулся на бок и, казалось, заснул, но Агнесса была уверена, что мальчик не спит. В конце концов, они с Орвилом во многом сами виноваты: занимались Джессикой, сыном, собой, чем угодно, но только не Реем, хотя, возможно, Рей требовал внимания больше их всех вместе взятых.