Агнесса. Том 2 - Бекитт Лора. Страница 26

— Но так нельзя, Джесси. Если ты не будешь знать то, что положено художнице или пианистке, то навсегда останешься самоучкой. И если у тебя есть способности, тем более придется страдать из-за нехватки мастерства. Никто не сумеет сразу сыграть сонату или создать шедевр живописи. Надо учиться. Осенью ты пойдешь в школу, там тоже будешь делать много неинтересных, трудных вещей, без которых, тем не менее, не обойтись.

— Это школа, — возразила Джессика. — Это обязательно.

— А в рисовании и музыке не так?

— Не так…

— Ты чего-то не понимаешь, дорогая.

— Это ты чего-то не понимаешь, мама! — с упреком произнесла девочка.

— Может быть, — согласилась Агнесса. — Но я всегда находила в себе силы преодолевать такие барьеры. Многие считают, что я неплохо играю на рояле, а ведь в свое время мне пришлось немало потрудиться, чтобы обучиться этому. За счет одних способностей далеко не уйти. Спроси папу, он тебе то же самое скажет.

Наверное, Джессика уже спрашивала, потому что в лице появилось выражение неудовольствия.

— А я вот все равно смогу сама! — заявила она. В ее упорстве было что-то забавное, и Агнесса улыбнулась.

— Что ж, попробуй!

Она, однако, понимала серьезность переживаний дочери и думала о том, что главное, пожалуй, не оттолкнуть, не дать замкнуться в себе. Нужно подумать, чем можно помочь малышке.

Потом она сказала то, что собиралась сказать, и Джессика, как и ожидалось, восприняла слова Агнессы в штыки.

— Мама, возьми меня с собой, я тоже хочу поехать! — просяще-жалобно протянула девочка, исчерпав уже все средства. — Мне будет скучно здесь одной!

Она придвинулась к матери, обняла ее и заглянула в глаза. Обычно, когда Джессика смотрела так, Агнесса ни в чем ей не могла отказать, но сейчас отказала.

— Нет, доченька, к сожалению, не могу. Рей тоже останется дома. И Керби. Мы съездим ненадолго и вернемся. Купим корабль, о котором ты мечтаешь.

Но Джессика словно не слышала. Ее, похоже, уже не интересовал корабль; она, решая что-то для себя, спросила:

— А Джерри?

— Джерри еще маленький, его нельзя оставить дома, — нежно произнесла Агнесса, гладя дочь по голове. — Нам с папой будет тяжело, если мы вас всех возьмем с собой. А после мы поедем все вместе, я обещаю, милая.

— Пусть папа съездит один!

— Я должна быть с ним. Нужно купить один дом, только я знаю, где и какой.

— Ты ему объясни.

Агнесса задумалась. Вряд ли стоило покупать серый особняк, если б она почувствовала что-то не то. Разочарование, например. Очередное? Жизнь ведь и дается человеку для того, чтобы он раз за разом разочаровывался в чем-то, возможно, приходя через это к истине. Может быть, она испытает то, что испытывает подросток, глядя на свои детские игрушки или платье, из которого уже успел вырасти?

— Нет, Джесси, я должна посмотреть сама.

— А что это за дом, мама?

— Дом твоей бабушки.

Это было неожиданностью — о бабушке Джессика слышала впервые.

— У меня есть бабушка?! Ты мне не говорила!

— Да, — отвечала Агнесса. — Так получилось, что я долго не знала, где она живет, потому и не рассказывала тебе.

— А теперь знаешь?

— Теперь знаю.

— Она старенькая? — с любопытством спросила девочка.

Агнесса рассмеялась.

— О, нет! Она совсем не старая, красивая дама (интересно, утратила ли Аманда свою величественность? Вряд ли!). И слово «бабушка» к ней мало подходит.

— Она знает обо мне?

— Ни о тебе, ни о Джерри, но я напишу ей. Может быть, она даже приедет к нам. Или мы сами к ней съездим.

«Уезжай, ради Бога, но когда ты в один прекрасный день надумаешь вернуться, да еще, глядишь, с ребенком, знай: я тебя не приму! И прощения моего тебе не дождаться!» — так нашептывала память. Но она не вернется — это не будет возвращением. И поражением не будет. Визит вежливости — так вернее всего. И Агнесса подумала внезапно о том, что, по-видимому, так никогда и не сможет обрести мать в полном смысле этого слова.

— Она такая красивая, как ты? — продолжала расспрашивать девочка.

Агнесса улыбнулась.

— А не знаю, какая она сейчас. Я мало похожа на нее, она была намного красивее.

Джессика взглянула с недоверием, а Агнесса вспомнила Аманду: да, совсем они были разные, и внешне, и внутренне, не скажешь, что мать и дочь. Хотя что там, внутри… Разве они знали друг друга и разве стремились узнать? Теперь, сама став матерью, Агнесса на многие вещи смотрела иначе. И она вдруг поняла, как сильно, до нетерпения, хочет увидеть Аманду. Аманду Митчелл. Свою мать.

— Еще там есть, то есть надеюсь, что есть, Терри. Терри — это все равно, что Рейчел для тебя.

— Она хорошая?

— Очень хорошая.

— Моя бабушка — жена дедушки Джеральда, того, который на портрете? — Джессика уже разбиралась в таких вещах.

— Да. Вот на кого я похожа, на своего отца. И знаешь, что это значит? Что я счастливая!

Она схватила дочь за руки и, как девочка, закружилась с нею по комнате. Подолы платья Агнессы и платьица Джессики развевались от создаваемого движением ветра. Они хохотали, как две подружки, потом девочка упала на диван, разбросав подушки, и возглас ее, в простодушной откровенности ребенка, не ведающего, что он творит, пригвоздил Агнессу к месту той ужасающей прямотой, которую она, взрослая умом и сердцем женщина, давно научилась избегать:

— А я тоже похожа на своего отца! И я тоже счастливая!

Есть вещи, которые лучше не трогать, не вспоминать, потому что так же, как тяжело жить с ними, легко жить без них, — простой (или кажущийся таким?) выбор. Агнесса нахмурилась, но, заметив зарождающееся удивление дочери, быстро сменила выражение лица и, улыбнувшись, проговорила:

— Да, Джесси, я надеюсь, ты обязательно будешь счастливой!

ГЛАВА VII

Экипаж подъезжал к городку. Агнесса часто выглядывала в окно и вообще, похоже, не могла усидеть на месте: непреодолимое очарование Калифорнийского побережья уже давно захватило ее, и душа Агнессы воспарила. Это было ясно, как день: она создана для сего прекрасного мира, а он создан для нее. Агнесса ощущала это сейчас во всей полноте так же, как почти девять лет назад; ей казалось, что все чувства — удивительно! — были те же.

Тогда они сидели в экипаже втроем: Аманда Митчелл, она, Агнесса, и негритянка Мери. Так же пролетали мимо домики, только сейчас они утопали не в зелени, а в бело-розовом цветении деревьев, таком буйном, что до путников порою долетал его дивный, пьянящий аромат.

Дорога была непыльной, промытой недавним весенним дождем, но Олни все равно не очень гнал лошадей, чтобы не было сильной тряски.

Агнесса сидела между Орвилом и Френсин, держа на коленях Джерри. Мальчик переносил путешествие хорошо; похоже, ему даже нравилось бесконечное мелькание за окном чего-то разноцветного, к тому же, раз родители были здесь, причин для волнения у Джерри не существовало. Конечно, из-за малыша им пришлось взять с собой массу всяких вещей, но это не очень огорчало Агнессу: она не сомневалась, что им будет где расположиться со всем своим багажом, — в сером особняке много комнат. Женщина взглянула на Френсин. Юная няня внешне держалась серьезно, но в глазах ее ясно угадывалось полудетское восторженное любопытство; совсем иное было в них в тот день, когда девушка впервые переступила порог дома семьи Лемб. Агнесса уже знатна ее тайну; вскоре после того, как Френсин познакомилась со всеми обитателями дома, она вызвала девушку к себе и мягко расспросила ее о прежней жизни: о службе у хозяев и, в частности, о причинах ухода. Френсин, страшно смущенная, краснея, поведала о том, что утаила в первой беседе; у нее был ребенок от хозяйского сына, молодого шалопая, мать которого, когда все открылось, с позором изгнала девушку вон. Мальчик, сын Френсин, не дожив до трех месяцев, умер, а сама она скиталась в безуспешных поисках работы, пока не попала к Лембам. Она умоляла новую хозяйку никому ничего не рассказывать: ни прислуге, ни мужу, и Агнесса обещала. Она думала о том, что история эта в разных вариантах всегда повторяется; ей было жаль Френсин, такую неопытную и юную. Нет, Орвилу она не сказала, и служанки не узнали ничего, а Френсин была исполнена к ней трогательной, благодарной преданности. Месяц назад Орвил и Агнесса объявили новой няне, что оставляют ее у себя на постоянную работу. Френсин была малообразованной девушкой, но старательной и честной, она в самом деле любила детей и сильно привязалась к Джерри — иногда Агнесса даже отбирала у нее сына, опасаясь, что мальчик привыкнет к няне больше, чем к родной матери. Агнессе пришлось потратить часть своего времени, чтобы обучить девушку необходимым хорошим манерам, и теперь Френсин выглядела и вела себя так, как подобает служанке из состоятельного дома. Свои жесткие рыжеватые волосы она уже не заплетала в косички, а укладывала в прическу, научилась разбираться и в платьях. С остальной прислугой, да и с другими детьми Френсин общалась мало. Вообще Агнесса заметила, что каждый обитатель дома имеет свою симпатию: Рейчел и Лизелла любили Джессику, Полли и Френсин — Джерри. И только Рея, пожалуй, никто особо не привечал.