Горький ветер свободы (СИ) - Куно Ольга. Страница 20

— И 90-60-90, — не стал оригинальничать Данте.

— Причём первые и последние 90 — у разных женщин, — хохотнул Ренцо, с энтузиазмом строча текст.

— А 60 — у всех в совокупности, — брякнул Данте.

— Нет, этого я писать не буду, — возразил Ренцо. — Это слишком нереалистично.

— Как и всё твоё объявление, — не остался в долгу Данте.

— Неважно, — отмахнулся Ренцо. — Я хочу его написать. Итак. Гарем ищет… кого?

Я прищурилась, припоминая подобные объявления в наших газетах.

— Обеспеченного перспективного мужчину для серьёзных отношений, — продиктовала я.

— Отлично! — Ренцо восхищённо заскрипел пером. — Теперь, видимо, должны идти более подробные требования к кандидату. Какие будут предложения? — Он обвёл нас с Данте вопросительным взглядом.

— Сколько там лет гарему? — прищёлкнула пальцами я.

Сама же придумала, сама же запамятовала.

— От шестнадцати до тридцати двух, — сверился с текстом Ренцо.

— Значит, «не старше сорока восьми лет», — предложила я.

— Логично, — кивнул Ренцо. — Если будет слишком старый, скоро придётся строчить новое объявление.

— Холостой, — небрежно подкинул ещё одну идею Данте.

— Это правильно, — согласился Ренцо. — Муж, у которого уже имеется свой гарем, нам не нужен. Эдак между двумя гаремами отношения могут не сложиться, пойдут ссоры, соревнования, может, даже драки.

— Правильно, — подтвердил Данте, — так что пусть будет холостой.

— Либо вдовец, — уточнил Ренцо.

Данте удивлённо посмотрел на товарища.

— Как он может быть вдовцом, если у них в ходу гаремы?

— А вдруг весь гарем умер? — проявил упрямство Ренцо.

— Что, эпидемия? — насмешливо изогнул бровь Данте.

— Несчастный случай, — настаивал Ренцо. — Извержение вулкана.

— Лучше оставь просто «холостой», — посоветовал Данте.

На моих губах постепенно невольно расцвела улыбка, впервые за долгое время. Было неожиданно, забавно и одновременно приятно смотреть, как эти двое просто дурачатся. Правда, Данте и сейчас вёл себя довольно-таки сдержанно, но уже не походил на глыбу льда, как большую часть времени до сих пор.

К тому же сейчас между мной и галлиндийцами нашлась некая точка соприкосновения. Судя по тому удовольствию, с которым Данте и Ренцо подшучивали над арканзийцами, особенно нежных чувств к последним они не испытывали. Я же попросту ненавидела Арканзию и всё, что было с ней связано. Возможно, незаслуженно, но кто бы мог меня в этом упрекнуть?

Стали обсуждать окончательную формулировку. В итоге Ренцо торжественно зачитал нам с листа текст следующего содержания:

Объявление:

Молодой вдовствующий гарем, без вредных привычек, возраст от шестнадцати до тридцати двух, размеры 90-60-90 (причём первые и последние 90 — у разных жён) ищет обеспеченного перспективного мужчину для серьёзных отношений. Не старше сорока восьми лет, холостого, с железными нервами и крепким здоровьем (а то предыдущий долго не продержался). Извращенцам и однолюбам просьба не беспокоиться.

Глава 5

Со времени нашего выезда из Бертана прошло несколько дней. Как мне объяснили Данте с Ренцо, до следующего поселения, Эльварды, оставался приблизительно день пути. А оттуда было уже рукой подать и до Галлиндии. Оба явно ожидали возвращения на родину с нетерпением. Насколько я успела понять, компания арканзийцев вынуждала их постоянно быть начеку, а это рано или поздно утомит кого угодно.

По мере приближения к Эльварде природа становилась всё менее пустынной. Рощи, пусть всё ещё достаточно чахлые, встречались всё чаще. Среди выгоревшей травы тут и там встречались вполне живые цветы, вроде маков и местного аналога одуванчиков с листьями непривычной формы.

Я даже не поняла, откуда они появились, и как им удалось приблизиться так быстро. Кажется, несколько человек стремительно сбежали по горному склону, выскочив из какой-то очередной пещеры. Другие спрыгнули с деревьев, на кронах которых до сих пор прятались. В нас полетели камни и несколько стрел. Телохранитель Илкера почти сразу упал на землю и остался лежать без движения. Другая стрела угодила в бок тому джамалю, на котором ехал Данте. Несчастное животное протяжно застонало, резко опускаясь на передние лапы, и Данте, не успев удержаться, перелетел через его голову. К его горлу тут же приставили нож.

Теперь к нападавшим успело подтянуться несколько человек на джамалях. Видимо, они скрывались немного дальше, так как человека, сидящего верхом, заметить значительно легче, чем пешего. В общей сложности их оказалось около полутора дюжин, что делало попытку сопротивления совершенно бессмысленной. Одеты по-разному, но все в тюрбанах, как и положено в такой местности. Большинство — в чёрном, некоторые, наоборот, в белом, но у всех одежда потрёпана и перепачкана. Причём учитывая специфику пустынной грязи, на чёрном она выделяется сильнее. Все смуглые, загорелые, с арканзийскими чертами лица.

— Я — Альтан из Батура, Освободитель рабов, — торжественно объявил один из тех, что сидели на джамалях, выезжая немного вперёд. — Борец с несправедливостью и несущий возмездие. Тех из вас, кто являются рабами, я провозглашаю отныне свободными людьми. — Он обвёл взглядом Берка, Юркмеза и меня, безошибочно определив в нас рабов по одежде. — Всех же остальных, — его прищуренный взгляд стал крайне недобрым, — мы будем судить по нашему закону.

Нечто в его интонации заставляло предположить, что ничего хорошего по этому закону господам не полагается.

Как я уже говорила, оказывать сопротивление не имело смысла. Да, насколько я могла судить, рабы и не рвались этого делать. Видимо, я всё же не вполне правильно судила до сих пор о рабах-арканзийцах. Как вскоре стало ясно, захватившие нас люди состояли именно из таких рабов — бывших рабов, как они утверждали, — бежавших от своих хозяев либо освобождённых так, как была только что освобождена и я сама. На знак дракона это самоуправство, разумеется, никак не влияло: он по-прежнему извивался на тыльной стороне левой ладони решительно всех членов банды. Назвать эту компанию армией освобождения отчего-то не поворачивался язык.

Нас всех, как рабов, так и хозяев, провели к месту стоянки нападавших. Те, что были на джамалях, ехали в основном спереди, указывая дорогу; пешие, окружив нас, продвигались следом. Вооружены были кто во что горазд: луки, ножи, палки, камни. По земле ступали сравнительно спокойно. Здесь путешествовать пешком было менее опасно, чем в Дезерре: змеи хоть и водились в этих местах, но всё же не в таких количествах; к тому же днём они в основном спали, прячась под камнями, и выползали наружу только ночью.

Думаю, в первую очередь именно по причине ночной опасности лагерь освободителей был окружён всё теми же красными камнями. При этом он был значительно больше, чем пространство, отводившееся для наших привалов. Как-никак здесь находилось куда больше людей. К тем девятнадцати, что совершили нападение, добавилось ещё человек пять-шесть дожидавшихся в лагере, в основном женщины. Сперва я удивилась, как этим людям удалось достать столько охранных камней. Но, припомнив, как один из них склонился над убитым телохранителем, и как он же сейчас принялся добавлять камушки к «ограждению», увеличивая таким образом площадь лагеря, сделала выводы.

Меж тем нас с Берком и Юркмезом приняли вполне тепло, как «братьев и сестру» — по собственному выражению освободителей. Иностранное происхождение «сестры» нисколько их не смущало. Но остальным пришлось хуже. Илкера, надсмотрщика, Данте и Ренцо привязали к деревьям. И вновь иностранное происхождение не сыграло для здешних хозяев никакой роли. К галлиндийцам здесь отнеслись так же, как к уроженцам Арканзии. То одни, то другие освободители принимались прохаживаться мимо пленников, глядя на них с такой ненавистью, которая, казалось, могла разжечь под деревьями костёр. Периодически в сторону привязанных летели плевки и горсти песка. Похоже, эти люди как следует натерпелись в своё время от собственных хозяев, раз так ненавидели теперь всех, кто официально носил статус свободного человека. В своё время я поспешила с выводами, решив, что арканзийские рабы во всём заодно со своими хозяевами. Удивило меня и то, что Берк с Юркмезом практически сразу же присоединились к остальным в издевательстве над пленниками. Удивило, но почти сразу же показалось донельзя закономерным, хоть я и не смогла бы сразу сформулировать, почему.